Есть ли секс-символы на экране?

Надя: Настоящих секс-символов, по-моему, нет. У нас это понятие опошлено, и секс-символом могут назвать любого накачанного парня, которого пару раз показали по телевизору. Желательно, чтобы он при этом был объектом скандалов и интриг.

Борис: Да, вообще есть такое ощущение, что наши актеры очень стремятся попасть в данную категорию, и выглядит это дико, по-девчоночьи. Никита Джигурда – это же апофеоз пошлости, карикатура.

Надя: Раньше секс-символами считались такие личности, как Рэндл Макмерфи в исполнении Джека Николсона – пациент психбольницы, поднявший бунт, в «Полете над гнездом кукушки». Помните, он появился там в такой вязаной шапочке и все стали носить эти шапочки. Такого героя хотелось копировать. Поэтому главный критерий секс-символа все-таки содержание.

Борис: Согласен. Мне кажется, что секс-символами становятся те актеры, которые талантливо и полно передали ощущение своего поколения. Сергей Бодров-младший в фильме «Брат» – это же портрет 1990-х с их жестокостью, растерянностью и поиском новых идеалов. Точно так же Олег Янковский выражал настроение застойных 1970-х в «Полетах во сне и наяву». Думаю, тогда можно было ожидать, что секс-символом станет исполнитель роли директора передового колхоза. Но вот появился герой Янковского в «Полетах» – пьющий, инертный, из скуки гуляющий от женщины к женщине – и зацепил всех. Вообще, моя пятерка русских актеров – секс-символов в хронологическом порядке такова: Николай Крючков, Николай Рыбников, Алексей Баталов, Олег Янковский, Сергей Бодров-младший. Если присмотреться, каждый из них всегда играл примерно одно и то же, и потому складывалось ощущение: все, что они рассказывают, они рассказывают о себе. И возникала особая форма доверия к ним. В этом и заключается выгода узких актерских возможностей.

Надя: Поддерживаю вашу пятерку. Еще один парадокс в том, что секс-символу совсем не обязательно быть красавцем или красавицей. Современные попытки бесконечно акцентировать внешнюю красоту уже набили оскомину.

Борис: Это психология восприятия. Когда на экране классически красивый герой, зрительский интерес находится в максимальной точке и может только опускаться вниз. Когда же его лицо скорее некрасиво, то зритель быстро понимает: «Некрасивый, но обаятельный». Потом: «А ведь он еще и мужественный». И в конце концов: «Какой же он красивый». В идеале это Жан Габен или Владимир Высоцкий. А вот красивому от природы актеру может быть труднее стать секс-символом. Потому что когда Ален Делон играет положительного персонажа, это абсолютно неинтересно, это масло масляное. Но как только у него начинается какой-то Дориан Грей, как в фильме «Бассейн», сразу возникает особая энергетика.

Надя: Вы знаете хоть кого-то, кто мог бы стать секссимволом поколения 2000-х?

Борис: Я думаю, что-то назревает. Из тех же, кто уже есть, мне кажется, это герои фильма «Бумер». Кстати, Сергей Горобченко из «Бумера» и его партнер Антон Пампушный делают заявку в фильме «Миннесота», где они играют братьев-хоккеистов из провинции. А из женщин, возможно, Алиса Хазанова.

Надя: Вы говорите о каких-то отрицательных персонажах, бандитах из «Бумера». А я думаю, что киногерой должен быть положительным – честным, добрым или хотя бы, пройдя в картине какие-то испытания, становиться лучше. В нашем кино перебор злодеев, которых показывают в выгодных ракурсах. И положительный персонаж буквально напрашивается. Он и станет секс-символом, автоматически.

Борис: Увы, то, о чем я говорю, берется не из воздуха. Время формирует своих героев. К тому же понятие «киногерой» все равно шире понятия «секс-символ». На последнем «Кинотавре» старшее поколение «киношников» обвинило молодых режиссеров, включая меня, в том, что они сняли один страшный черный фильм. Но никто не задумался, почему это так? Почему в каждом фильме был милиционер? Потому что в наших инфантильных режиссерских мозгах страх перед властью, цензурой и прочей гадостью воплотился именно в этой фигуре. И если говорить про киногероя нашего времени, то это он, милиционер. А безусловного секс-символа в современном российском кино я не знаю.