Интервью с Вонгом Кар-Ваем

-- На пресс-конференции вы сказали, что, кроме ланча в полдень, съемки в Штатах и с американскими актерами ничем особо не отличались от того, к чему вы привыкли. Но ощущение от американских актеров должно быть все-таки какое-то другое…

-- Сначала я думал: ну ладно. Мы смотрели столько западных фильмов о китайцах, и они все такие странные. И я не хочу попадаться в ту же ловушку. Так что я попытался, насколько возможно, приблизиться к американцам. Например, когда мы снимали сцены с поцелуями, я сказал Джуду: "Ну, на самом деле, у меня идея такая: эта девушка пьяна, она засыпает на барной стойке. И ты видишь, первое, что ты замечаешь, – это сливки у нее на губах, и вот каким-то образом тебя влечет к этому персонажу, и грядет поцелуй. Но в моей культуре ты сначала сотрешь пальцем c ее губ сливки, а потом уже поцелуешь". И я сказал: "Так делают китайцы, да? Но я не уверен, что американцы поступили бы так же, поэтому давайте-ка проголосуем". И вот мой осветитель, мой оператор сказали: "Да никогда в жизни. Вот девушка, которая мне нравится? Я поцелую ее немедленно!"

-- А сливки подождут!

-- Именно. Они, в общем, сказали: "Меня сливки не интересуют!" Ну вот, а потом все девушки-гримеры, и даже сама Нора – все сказали: "Думаю, лучше начать со сливок". Ну, и мы проголосовали, и в результате женщины выиграли, так что мы сделали, как я предложил. И тут я понял, что разницы, в некотором смысле, никакой и нет. Может, в каких-то вещах, ну вот акцент у южан, который я тоже должен был передать. Но человеческий подход, я думаю, очень универсален.

-- А по ритму западные и азиатские актеры отличаются? Тони Люн и Джуд Лоу…

-- Не вижу разницы. Актеры – как инструменты. Ритм, интерпретация, способ самовыражения, – это все зависит от проекта и режиссера. Они – часть оркестра.

- И на каком инструменте играет Тони, а на каком – Джуд?

-- Я думаю, вот у вас есть рояль, вы можете сыграть на нем джаз, а можете классику. Рояль, за которым сидит Глен Гульд, звучит совсем не так, как рояль Дюка Эллингтона, но рояль-то один и тот же.

-- Как вы думаете, для американцев любовь – не то же самое, что для китайцев?

-- Это очень просто. Двадцать лет назад в Китае, если вы говорили кому-нибудь "Я тебя люблю", это было непристойно: о каких-то вещах надо сообщать друг другу простым прикосновением, или эти вещи должны быть понятны без слов. А на западе это нормально, если к кому-то серьезно относишься, если любишь, надо сказать об этом.

-- Но у вас нет откровенной любовной сцены. Вас не интересуют любовные сцены? Вам, может быть, кажется, что показывать любовную сцену целиком – не очень эстетично? И что вы вообще думаете об откровенных сценах в кино? Нужны они?

-- У меня нет никаких проблем с откровенными любовными сценами. Только вот что: оно вам надо? Я не вижу разницы между любовной сценой и эпизодом, в котором вы вместе едите гамбургер.

-- А почему вы так любите рестораны, забегаловки?

-- Это такое место… В Европе у вас есть эти пьяццы, площади, где люди просто тусуются и общаются. Но если, например, вы едете в Соединенные Штаты, первое, куда вы идете после долгой поездки, когда оказываетесь в незнакомом городе, – это бар, потому что это как раз то место, которое незнакомец может понять. Место, где люди тусуются. Сегодня, если у нас вдруг проблемы, мы не будем говорить с близкими, мы скорее пойдем к незнакомым людям. Так что именно в барах и забегаловках можно частично избавиться от своих проблем.

-- Какие у вас взаимоотношения с "объектами"? Я помню, в «Чунгкингском экспрессе» /Chung Hing sam lam/ (1994) была девушка, разговаривавшая с мылом, а здесь, похоже, ключи и черничный пирог хотят нам о чем-то рассказать.

-- О том, что произошло в кофейне, я думаю. Даже если не будет черничных пирогов, найдется кто-нибудь, кто захочет рассказать об этом. По поводу объектов: когда мне было 17 или 18, я летом работал в кофейне, понимаете… и кое-что заметил. В этих кофейнях видишь очень многое, просто наблюдая за посетителями, потому что это возможность учиться. Изучать их поведение. И иногда они оставляют кучу вещей, не только ключи, но и зонтики, зажигалки, сигареты, темные очки, и я просто заворожен этими мелкими объектами, вот и использую их в фильме.

-- Как снять поцелуй красиво? И какие режиссеры с этим справлялись?

-- Такие были. Единственное, что делает сцену поцелуя красивой… помните, что сказал Хичкок? Всегда должен быть саспенс или сюрприз! Так что я помню поцелуй Стива МакКуина в «Побеге» /Getaway, The/ (1972), внезапный, это вот был сюрприз. А в некоторых – саспенс, потому что публика очень хочет, чтобы поцелуй случился, и наконец герои целуются.

-- Вы сейчас снимаете фильм о Брюсе Ли. Вы его фанат? Почему он вас заинтересовал?

-- Ну, я думаю, Брюс Ли, безусловно, очень интересный человек. Не только потому, что он спец по боевым искусствам, а еще и потому, что он полон противоречий: тренировался в Китае, учился на западе, и обладает совершенно уникальной жизненной философией. И я хочу сделать фильм о его учителе, чтобы понять, кто на него повлиял. Я не видел фильмов о школе боевых искусств, а это очень интересная организация, чем-то все это похоже на религию. Учитель и ученики – они очень близки, и это на всю жизнь, а не так, что вот получаешь диплом – и уходишь, нет, это отношения навсегда. Так что проект может получиться интересным.

-- Не знаю, может, вам покажется, что вопрос слишком глупый, но мне как-то интересен этот вот ваш фирменный стиль, вы всегда в очках… связана ли с этим какая-то история?

-- Никакой. Мы с одним журналистом говорили вчера об этом. Он мне дал очень хороший пример, и я думаю, теперь у меня есть стандартный ответ на вопрос о моих очках: "Это усики Чарли Чаплина".

-- Когда вы смотрите «Мои черничные ночи» /My Blueberry Nights/ (2007) сейчас, вы чувствуете "Да, это, безусловно, я", или вам кажется, что ваши гонконгские фильмы лучше выражают вашу суть?

-- Это я. Это не каникулы и не отход от того, чем я обычно занимаюсь. Все, что я делаю, – главы одного и того же, пусть и на разных языках.