На Старом Арбате сыграли старых, 1934 года, "Веселых ребят" Григория Александрова. Это событие из того же ряда, что "Старые песни о главном" или недавно возникший в эфире телеканал "Ностальгия": устав от национальной меланхолии, люди хотят подпитаться энергией полного надежд прошлого...
На Старом Арбате сыграли старых, 1934 года, "Веселых ребят" Григория Александрова. Это событие из того же ряда, что "Старые песни о главном" или недавно возникший в эфире телеканал "Ностальгия": устав от национальной меланхолии, люди хотят подпитаться энергией полного надежд прошлого.
Идея поставить "Веселых ребят" на сцене безумна, этим и хороша. Фильм – первый пример раннесоветского абсурда, эпатажного отхода от реальности быта в мир безбашенного карнавала души, где логики не жди. Молодой крымский пастух в исполнении уже не очень молодого, но популярного Утесова учится играть на скрипке, экзальтированная дама принимает его за иностранного дирижера и приглашает на прием, куда он является со своим стадом, а потом, изгнанный, организует похоронный джаз-банд и выступает с ним в Большом театре, попутно открыв талант домработницы в лице молодой Любови Орловой. С таким сюжетом любой разумный продюсер пошлет автора очень далеко. Однако фильм – редчайший случай! – живет уже 70 лет, и нет в стране человека, который не посмотрел бы его по два-три раза.
Перенести это полное отсутствие драматургии на сцену, где нет кинотрюков, подвыпивших свиней и монтажа-слалома, – предприятие, повторяю, безумное.
Повод для ремейка – 70-летие фильма – хорош, но формален. На самом деле хочется вернуть тот щенячий, но необходимый, как витамин, оптимизм. Оптимизм законсервирован в музыке в свежайшем состоянии, что мы и почувствовали на спектакле. Это шоу состоялось вопреки всему.
Петербуржец Виктор Крамер поставил его весело, но поспешно – премьера походила на третью черновую репетицию, актеры еще не выучили траекторий и сталкивались, нарушая и без того приблизительную хореографию Елены Богданович. Безупречно вели себя только костюмы Юрия Харикова – пестрейший карнавальный набор клоунских балахонов, серебряных шортиков и раскрашенных овечьих шкур с улицы Сезам. Две музыки двух Дунаевских поначалу обижали контрастами: зритель словно плыл по волнам своей памяти от островка к островку, преодолевая не совсем внятные слуху чужие пространства. Но к финалу эти острова волшебным образом соединились в архипелаг – то ли в долгожданную цепь времен, то ли мы просто привыкли к взбесившемуся рельефу ненормального спектакля. Актеры обрели напор и бесстрашие, поняли, что уже все равно, и сваяли финал спектакля, как Александров свой фильм, из ничего, – из ритма, балагана, горящих глаз и страстного желания вырвать у зала свой успех. Они это сделали.
Здесь лучше всего удалось передать это "твори, выдумывай, пробуй" любой ценой и в любых условиях, причем без руля и ветрил и с очень переменным успехом – мечту прекрасную, но абсолютно неясную. "Музыкальная драка" режиссерски проиграла по всем статьям, хотя джаз-банд соскочил с экрана буквально, от типажей до костюмов. Зато когда мохнатое стадо заполнило партер и стало угрожать зрителям – это был достойный ответ театра кинематографу. Пока спектакль шел за фильмом след-в-след, он даже теоретически не мог выдержать сравнения, но когда вступили в дело импровизационная наглость актеров и чисто театральный азарт, он взял реванш и закончился овацией.
Все в этом шоу что-то напоминает из хитов прошлого. И это для него лучший комплимент: новые "Веселые ребята", если я верно понял замысел, должны напоминать об ушедшей молодости страны и ее искусства чем-то таким эфемерным и неотразимым, как запах духов "Красная Москва", полет под куполом из фильма "Цирк" или гениальная музыка Исаака Дунаевского. Которую, как выяснилось из искренности спетого, по-прежнему все любят.