Недавно, заканчивая в Москве монтаж сериала «По ту сторону волков 2», мой друг сценарист и режиссер Сергей Русаков, в прошлом известный алма-атинский журналист, спросил: «Кто, на твой взгляд, смог бы озвучить в картине роль Сталина, которую у меня сыграл непрофессиональный актер-типаж?» Не задумываясь ни на секунду, я тут же назвала: «Чонишвили!» Другие варианты даже не обсуждались: в апрельском показе телеканала «Россия» его голосом заговорит Отец народов…

Судьбу Чонишвили с полным основанием можно считать удачливой. 16-летний юноша из Омска с первого захода поступает в «Щуку» – самый престижный театральный вуз столицы, заканчивает его с красным дипломом и сразу же с вводом на роль Никиты в спектакле «Жестокие игры» вливается в труппу «Ленкома». С постановкой «Юнона и Авось» объездил полмира. На других сценических подмостках и съемочных площадках также встречался с интересными и талантливыми людьми, много чего узнал и увидел… Но и назвав его творческий путь банальным словом «тернистый», тоже не покривишь душой: тому есть масса подтверждений.

Только Сергей никогда не сидел и не ждал, довольствуясь малым. Из разряда везений в середине 90-х годов случились съемки в первом российском сериале «Петербургские тайны», где молодой актер не затерялся среди ярчайших звезд, блестяще сыграв циничного соблазнителя Вольдемара Шадурского. Порой Чонишвили в шутку называют главным злодеем российского экрана. Но амплуа негодяя слишком условно для актера такого масштаба, о чем неоспоримо свидетельствуют созданные им образы в сериалах «Азазель», «Семейные тайны», «Право на защиту», «Next». С постановщиком последнего Олегом Фоминым Сергея связывает давняя творческая дружба. Именно с ним в конце прошлого года он дважды приезжал в Алма-Ату, гдеиграл свой любимый театральный проект – «Игра в жмурики».

После сложнейшего спектакля перед самым отлетом актера в Москву состоялся наш долгий разговор, во время которого неожиданно высветилась еще одна творческая грань собеседника – литературная. Позже, прочтя его книги, я открыла для себя безусловно талантливого поэта и писателя Сергея Чонишвили…

-- Этот спектакль для меня очень знаковый: если бы не «Игра в жмурики», то сейчас артист Чонишвили не сидел бы рядом с вами. Этим спектаклем я сам себе доказал, что что-то понимаю в своей профессии. Мы рассчитывали играть его сезон, а он существует до сих пор – уже 11 лет. Сказать о том, что я наигрался «Жмуриков», – да! В свое время мы давали его в очень большом количестве, побывав во многих городах страны и даже в Париже. Сейчас у меня просто чумовой график, и без поездки в Казахстан я мог спокойно обойтись. Но, во-первых, очень хотел увидеть Алма-Ату 23 года спустя, а во-вторых, я очень люблю этот спектакль, который оставил меня в актерской профессии. Сегодня, и слава богу, на протяжении многих лет моим партнером является Олег Фомин. Я не хочу ничего плохого говорить о предыдущем – Андрее Соколове, но с приходом Олега спектакль только выиграл. Фомин ввелся за 10 дней, в тот момент, когда мы были поставлены в жесткие условия: Соколов не может поехать на гастроли. Весь спектакль мы на площадке вдвоем: я и мой партнер, которому стопроцентно доверяю. Крутясь на 386 градусов, он видит меня, знает, слышит и понимает. В ущерб себе я готов делать ему репризы и не буду тянуть на себя одеяло. Мне нравится с ним работать.

В Москве у нас с Олегом не получилось повторить текст: то он был на съемках, то я в разъездах. Мы и на фестиваль к вам прилетели из разных городов. А спектакль не играли 9 месяцев. За полтора часа до начала мы провели первую и последнюю репетицию со светом и звуком: ваши ребята сработали идеально. Идеальной была и публика. И все же у нас была одна маленькая текстовая накладочка, которую даже никто не заметил. Все! Больше нет проблем! И это не только профессионализм – это еще называется «кайф». Потому что в гримерке я сказал Олегу: «Неважно, как оно сложится: мы играем спектакль в свое удовольствие, мы с тобой – лучшие!» Если выходить с ощущением, что может быть «лажа», то ничего похожего, что произошло, не случилось бы. Абсолютно искренне говорю: мы сыграли здесь один из лучших 20 спектаклей, а их уже было больше ста! Это не дежурный комплимент алмаатинцам – просто состоялся тот самый стык двух энергетик: несущейся со сцены и зрительного зала.

Джазовый вариант

-- Да, в спектакле «Псих» (тоже поставленном Андреем Житинкиным, но уже в «Табакерке». – Прим. авт.) было девять джазовых номеров, которые я играл «вживую». Сейчас мою роль исполняет другой актер: он просто бьет по клавишам. Я ему показал, как подложить тряпочку, чтобы не было слышно стука пальцев, но фонограмма звучит моя…

Вы любите джаз? Сколько гениев – знаете?.. Значит, так: гениальных джазовых музыкантов вроде бы до фига. На самом деле их только трое: Луи Армстронг, Чарли Паркер и Джон Колтрейн, каждый из которых внес немалую лепту в развитие джаза, выведя из легкой на уровень очень сложной концертной музыки.

Вообще, джаз – это не только музыкальное направление, но и состояние души. Люди делятся на «джазовых» и «неджазовых». Актер должен быть «джазовым» вариантом…

Нет, никаких планов поступать в консерваторию не было. Я заканчивал музыкальную школу по одной простой причине: у меня в Омске была очень хорошая педагог в первых двух классах. Потом началась проблема – скучно. Но уже вперед за обучение были заплачены деньги, и жалко стало их терять. А я знал, сколько зарабатывают родители, и вообще, что «работаю» с 6 лет, – тоже знал. Была хорошая интеллигентная семья, которая, скажем так, жила на уровне самого низкого варианта среднего. Поэтому можно было потянуть еще 6 лет, не обижая родителей…

Первые шаги дитя социализма

-- Я езжу по стране с 1966 года: Сережа Чонишвили не знал, когда он пришел в театр – он просто родился в театре. Когда Пермский театр был на гастролях в Омске, а Сережа Чонишвили жил один, окончив восьмой класс, он ходил на все его спектакли. Когда приехал БДТ, он ходил на все спектакли. Попав в Москву, 15 вечеров проводил в театре…

Свою первую роль, будучи школьником, я сыграл в 1978 году в спектакле «Беседы при ясной луне» Омского театра, гастролировавшего тогда в Одессе. Но мысль о театральном возникла еще в 5-м классе. Правда, сначала я хотел стать океанологом: моим кумиром был Жак-Ив Кусто, а потом все же решил пойти в артисты. И понял, в чем заключалась эта фишка: в условиях социализма профессия актера – самая свободная. За одну жизнь человек мог прожить много разных судеб. Мне это нравилось, было интересно заниматься психологией людей.

Да, я – дитя недоразвитого социализма, человек, который знает, что все сегодняшние бредовые рыдания по поводу дешевой колбасы и конфет «Мишка на Севере» – это полная ерунда. С 7-го класса я ненавидел строй, в котором жил. Я никак не мог понять кретинской фразы коммунизма, к которому мы шли и который был обещан Хрущевым в 1980 году: «От каждого – по способности, каждому – по труду», а еще – «Как кухарка может управлять государством?». Я считал идиотизмом, когда мне в голову вдалбливали, что рационализаторские предложения на заводе – это яркое достижение социализма, а в капиталистическом обществе ничего подобного нет и рабочих у них «зажимают». Но я смотрел по телевизору «Международную панораму» и не мог взять в толк: почему там последний чмошный безработный одет лучше, чем мои родители – артисты со званием. И почему в Иркутске в течение 20 лет нет сыра. И почему те же конфеты «Мишка на Севере», о которых сейчас так много говорят наши политики дерьмовой направленности, я попробовал только в 17 лет! Мы жили в довольно голодном городе. Я знаю, что такое нет денег, но только по своим позициям. Признаюсь: два года мои знакомые и друзья играли в игру – «Сережа пришел в гости. А не поужинать ли нам?..» И это тогда, когда я работал в «Ленкоме» – лучшем театре страны! Работал бесперспективно, работал в массовке – действенной массовке: у меня было 28(!) спектаклей в месяц. Я не снимался в кино, ничего другого не делал. И полтора года, которые я прожил, были чудовищными: возможности куда-то вырваться не было, купить квартиру – тоже: я жил в 9 метрах общежития, а получить прописку, женившись на москвичке, также не мог, потому что привык сам всего добиваться. Правда, к тому времени я уже отдал долг государству, отслужив в армии. Но меня и с главной роли сняли, из-за которой я отказался сниматься в кино, хотя был по уши в долгах. Позже подобная ситуация повторилась, когда за 5 дней до премьеры меня опять же сняли с роли. К счастью, через полтора года – 10 января 1993 года – в антрепризе вне стен родного театра я сыграл Феликса в спектакле «Игра в жмурики».

Из кордебалета – в солисты

-- Конечно же, после института я мог уехать в Омск, никогда не пойти в армию, играть главные роли, получить квартиру и быть в полном порядке. Но Чонишвили делал свою биографию.

Театр «Ленком» на сегодняшний день – это мое место работы, где трудятся потрясающие люди. У меня, не побоюсь этой фразы, идеальные отношения с режиссером Захаровым, хотя был период очень серьезных конфликтов, я не знаю, почему они возникали, но это – отдельная тема. Сейчас похвастаюсь. Говорю безапелляционно – вы первая, кто это слышит: с артистом Чонишвили в «Ленкоме» произошло нечто уникальное! Не получив поддержки от театра с уходом в армию, он потерял много вариаций куда-то вылезти и поэтому стал артистом кордебалета. А то, что осенью 1998 года Чонишвили выскочил из кордебалета в странные, но все-таки играющие люди, то есть в группу солистов (подчеркиваю: группу солистов) – это исключительная ситуация.

Нет! Не весь театр «Ленком» состоит из группы солистов. Могу назвать актеров, чьи фамилии никто не знает. Это те люди, которые пашут, получая очень скромные деньги. Это те люди, которых долбают, у которых нет возможности сниматься в кино и заниматься еще чем-либо. Это те люди, которые «держат» театр. И я был среди них. В свое время я отказывался от съемок только потому, что делал ставку на театр. Это жестокая организация, которая тебя может либо превратить в полное дерьмо, либо научить соображать, либо научить уходить, либо научить работать и сочетаться в любом состоянии. И, находясь за пределами родного театра, ты делаешь себе биографию. Я живу той, которую сделал в течение пяти лет: с 93-го по 98-й годы. Как я пахал – этого не знает никто. Сколько я денег потерял – этого не знает никто. Сколько я работ потерял – этого тоже не знает никто! 10 января 1999 года, что, кстати, весьма символично: ровно 6 лет назад состоялся первый презентационный спектакль «Жмуриков», – было лишь подтверждение в моем театре уже достигнутого «на стороне»: я сыграл Ноздрева в «Мистификации (Сергей умолчал, что именно за эту роль он удостоен приза московской театральной критики и премии »Чайка«. – Прим. авт.). На »меня« никогда не будет поставлено спектакля в этом театре. Это мой потолок в »Ленкоме«, где я работаю 18-й сезон. За это время ребенок уже может окончить школу и поступить в институт, если бы я его сразу родил. Я никогда ничего не просил у этого театра, и у меня нет к нему никаких претензий. Семь лет, потерянных в жизни, – это не претензия к »Ленкому«, это мой собственный идиотизм. Я не умею быть подонком и »кидать« людей…

Да, наверное, Захаров что-то видит, что-то слышит обо мне. Мало того, он трижды был приглашен на »Жмуриков«, но почему-то так и не пришел…

Сказать о моем положении в »Ленкоме«? Тоже очень честно. Но про это уже было написано – в первом номере питерского журнала »Олимп«, который переслали Марку Анатольевичу. Там было огромное мое интервью со страшными фразами, которые вообще могли меня выкинуть из театра. Смысл заключался в следующем: я абсолютно трезво осознаю, что являюсь неким нехило сохранившимся венским стулом, который живет в интерьере hi-tech. Периодически туда приходит какой-то народ, и этот стул нужно подставить под зад кому-нибудь из входящих. Выкинуть его жалко: он еще в приличном состоянии. Тем не менее поставить его в интерьер – тупо, потому что тогда он разрушает систему hi-tech: ну не вписывается он туда! Но когда кто-то просит: »Дай мне стул«, говорят: »Нет, это наш«. Более того, никто из людей, держащих этот дом, не знает (может, только подозревает), что этот стул используется на венском балу или, допустим, на ежегодных фестивалях Штрауса. Такой вот, грубо говоря, бред. Но понятно – о чем я?.. »Ленком« – это мой дом, и я его не предам до тех пор, пока он не поставит в неприемлемые для меня условия.

Псевдоним? – Никогда!

-- Конечно, маме приятно за какие-то мои успехи – у нас ведь с ней еще и коллегиальная дружба. Получив »заслуженного артиста«, я позвонил ей домой: »Твой сын теперь тоже при звании«. Она до сих пор живет в Омске, играя на сцене. И папа был очень известным человеком в Омском театре (в 1970 году там работал актер Лермонтовского драмтеатра Алма-Аты Михаил Токарев, утверждающий, что Ножери Чонишвили был гениален в роли Сирано де Бержерака. – Прим. авт.). Я ответственен за своих родителей, которые не смогли когда-то уехать в Москву. Более того, мама должна была с большой вероятностью играть в фильме »Война и мир« Наташу Ростову, но театр ее не отпустил. И у меня могла быть другая биография…

Есть ли во мне грузинские корни? Больше всего, если говорить по »кровям«, получается так: поляки, русские, грузины, немцы, чехи, французы, шведы – это то, что я знаю. Псевдоним? Нет! Никогда! Принципиально. Моя фамилия – Чонишвили. Этой фамилией назван Дом актера, построенный папой в Омске.

Во втором киноэшелоне

-- Крестным отцом в кино, в общем, можно считать Карена Шахназарова. В 1986 году я пробовался у него в фильме »Курьер« на главную роль, но режиссер сказал: »Все было хорошо, но у тебя старый циничный глаз«. Говорю: »Спасибо большое«. Он: »А эпизод сыграешь?« – »Легко«… Поэтому и появился в сцене у МГУ. До этого отказался сниматься у Натансона в картине »Наследство«, потом – у него же в ленте »Валентин и Валентина«, где вместо меня сыграл Коля Стоцкий. Мне нужно было получить профессию, мне нужно было получить театр.

А дальше в кино была роль у Саши Басова (сын режиссера Владимира Басова и актрисы Валентины Титовой. – Прим. авт.) в тридцатиминутке »Псих и мелочевка«, которая в 1991 году получила приз Фолькера Шлендорфа в Германии. Потом мы сняли с ним двадцатиминутку »Мой бедный Пьеро«. Саша – гений кинематографа, пишет хорошую литературу и сам снимает. Он сочетает в себе шестидесятничество отца и полное понимание сегодняшнего времени. Саша Басов – бездарно потерянный для кино колоссальный режиссер, который, к сожалению, уже не тот, что был в 1991 году: он – другой. Мережко в своей программе »Мое кино« однажды спросил Сашу: »А скажите, пожалуйста, почему вы снимаете короткометражные фильмы? Что это за любовь такая к малым формам?« На что Басов ответил: »Виктор Иванович, понимаете, в чем дело – денег просто больше не дают…«

Да, я осознаю, что это все фильмы, которые публика мало видит. Я вообще человек, работающий »мимо«, во втором эшелоне. Ну что »нет-то«? Серьезно – это не личное пристрастие, это трезвое ощущение своего положения…

Мне плевать на амплуа. Дело не в этом. Очень хочется попасть в состояние, когда материал соответствует твоему собственному восприятию мира. Вот это очень важно. Сейчас благодаря новым работам стереотип постепенно меняется. Я снялся в детективной картине Леши Козлова »Демон полдня«. Скоро должна выйти лента »Я тебя люблю« Вячеслава Криштофовича. Работал и в картине Макса Пежемского »Как бы не так«…

У кого хотел бы сняться? У Пола Томаса Андерсона, который поставил »Магнолию« и »Ночи в стиле «буги». Это для меня идеальный режиссер, и потом, он достаточно молодой человек. Почему нереально? Я же недавно снялся в американской картине: она – на английском. Ну и что? Можно играть на любом языке, хоть на китайском. Ни «нет», а я утверждаю это. Мне мой товарищ из Японии сказал: «Хорошо, а вот, допустим, на японском сможешь?..» – «Да легко. Ты дай мне любое стихотворение – четыре строчки, только дословно объясни и скажи, с каким акцентом надо мне произнести: с токийским, киотским, хоккайдайским». Мы с ним проговариваем каждое слово, и через 15 минут я наизусть выдаю ему это стихотворение. Его косые глаза становятся круглыми! Он удивляется: «Как ты это сделал?» – «Да никак. Мне это на хрен не надо: я забуду все через 20 минут. Просто объясняю тебе, что существует включение при ушах»… Английским я владею, но не в той степени, чтобы чувствовать себя спокойно. Я, конечно, не сумею вести переговоры на английском так, как делаю это на русском. Пока. Но если жизнь поставит меня в соответствующие обстоятельства, я и это осилю.

И вообще, мне кажется, если артист попадает в ситуацию того, что он после сорока становится очень интересен, – это клево! По-моему, у него гораздо больше шансов продержаться на экране пару десятилетий. Потому что человек, который интересен в 21, обычно к 30 «заканчивается».

Кого люблю и помню

-- Репертуар какой западной кинозвезды примерил бы на себя? Это люди, которых я боготворю. Это Кевин Спейси, у которого есть потрясающая роль продюсера в картине «Плавая с акулами». Это Аль Пачино. Это несколько картин Депардье, в частности, все, что связано с Аленом Рене. Это Фернандо Рэй в варианте с Бунюэлем. Это четыре картины Джека Николсона: «Сияние», «Идентификация женщины», «Граница» и «Пролетая над гнездом кукушки». Я с удовольствием сыграл бы и то, что играл Питер Селлерс, особенно в «Садовнике» («Будучи там»). И это ситуация дикой зависти к тому, что делал Джин Хэкман, потому что он начал сниматься очень поздно, но играет до сих пор. Мне нравятся такие люди.

А из наших – это Олег Борисов, от которого я схожу с ума: он абсолютно идентичен моей психофизике. Причем Борисов – больший кумир, чем Даль. Почему Даль? Потому что это трагическая личность, человек чудовищной биографии. Несмотря на колоссальный потенциал, он ничего не сыграл из того, что мог бы сделать в этом долбаном советском кинематографе, за исключением ленты «Отпуск в сентябре» по вампиловской «Утиной охоте». У Борисова, слава богу, были варианты: он великолепен в роли Гарина.

История – сука, она меняет ситуации, расставляя их как хочет: гения всегда можно опустить в один прекрасный момент. Я уже однажды пережил гениального человека по фамилии Бондарчук, которого сровняли с дерьмом и который сейчас опять в почете. Это правильно. То, что сделал Сергей Федорович как актер – это даже не обсуждается. Но и как режиссер, он снял классные картины. Никакой «Спасти рядового Райана» и в подметки не годится фильму «Они сражались за Родину». Приятно, что есть даже молодые люди, которые это понимают…

Из актрис я очень давно люблю Настю Вертинскую. Был период, когда она начала переходить из одной возрастной категории в другую. В 1987 году я видел ее на похоронах Миронова: стоял в почетном карауле, не дыша смотрел на нее и думал: «Надо же, елки-палки, вот она – настоящая Женщина! Ну нет у нас такой второй…» Скажу еще про одну – это тоже очень важно для меня. В нашем театре и кинематографе была абсолютная Женщина, которую я обожал, обожаю и буду обожать. Она очень рано ушла от нас. Свою работу в «Демоне полдня» я посвящаю ей – великой русской артистке Ире Метлицкой. Она шикарна в «Черной вуали»! Смотришь – и тебе интересно: почему на протяжении всей картины актриса играет так ровно, и только в финале понимаешь это. А то, что Ира сделала в «Куколке», – просто большой привет Виму Вендерсу. В Ире было удивительное сочетание: при всей, казалось бы, холодности, какой-то отстраненности от всего – внутри такая жизнь кипела! За этим безумно интересно наблюдать. Вот так же все время я готов смотреть на Вову Ильина! В каком бы фильме он ни снимался, мне любопытно все: как актер поворачивает рукой, трет башкой, чихает, вдруг почему-то неожиданно поворачивается. Ильин – артист абсолютной органики, абсолютной. Вот запусти рядом с ним кошку – она будет не органичной, а Вова – органичен…

Основной «товар» незвездного актера

-- Несколько лет назад, когда меня пригласили в программу Мережко «Мое кино», ассистентка позвонила накануне съемки и удивленно спросила: «А что, у вас нет в интернете собственного сайта?» – «Нет». – «А какой-то домашний архив имеется?» – «Я не собираю целенаправленно фильмы с моим участием»… У меня до сих пор нет кассеты с «Азазелью»: во-первых, ставить некуда, это ведь лишнее загромождение, а во-вторых, ну что я буду снова и снова пересматривать? Мне некогда этим заниматься…

О какой звездной болезни вы говорите? Я вас умоляю! Я не люблю слово «звезда» и не отношу себя к звездам. В последнее время и на сегодняшний день просто считаю себя человеком востребованным: уже не я ищу работу, а работа ищет меня. Помимо театра, синематографа и какой-то писанины мой самый основной товар – это голос: ежедневно делаю от 2 до 7 озвучек. Я продаю закадровый голос в рекламу, на канал СТС, периодически в документальные картины, программы «Большие родители» и «Совершенно секретно». А самая главная история, существующая на эту тему, – так называемая серия документальных лент под названием «Исторический детектив», которую я пишу с Дмитрием Деминым, совершенно гениальным документалистом. Картины проданы во многие страны, мы даже были направлены на премию «Эмми» и там искали американца, звучащего «под Чонишвили».

Приходилось заниматься и дубляжом, но, чтобы жить им, надо завязывать со всем остальным. Я предпочитаю не становиться вчистую «голосом», а все же оставаться в актерской профессии, которую люблю, которой поклоняюсь. Но сегодня я точно знаю, что выживу при любых обстоятельствах, даже если меня лишат всей работы. Я согласен работать сам с собой, я сам себе интересен. Не будет работы – поставлю моноспектакль, не будет театра – значит, я буду писать: не голосом, а рукой по бумажке или диктовать…

Вообще, писаниной занимаюсь с 7 лет. У меня порядка 9 рукописных книжек, в школе два года выпускал «Нелитературную газетку». Потом надолго заткнулся. И в 2000 году в издательстве «Рутена» вышла моя первая книга «Незначительные изменения», а в 2003 году «Центрполиграф» издал вторую: «Человек-поезд» – это роман и поэтическая тетрадка. Там есть эпиграф: «Ромену Гари, с которым я, к сожалению, никогда не встречусь»… Книгу я посвятил гениальному писателю ХХ века.

…Это не талант – это преодоление бездарности и лени. Когда все успеваю? Понятия не имею! Я не сплю ночами, сейчас вот в самолете отключусь. Ничего хорошего в этом нет: не знаю, насколько меня физически хватит. Но просто-напросто считаю, что человек либо должен развиваться, либо он становится трупом. В тот момент, когда я поглажу себя по голове и скажу: «Ах, какой ты молодец! Как ты классно все сделал!» – это будет гроб, и мне нужно будет искать место на кладбище, скорее всего, на Пер-Лашез. Надеюсь, у меня хватит денег на эту затею.

Личная территория с правом на одиночество

-- Всю жизнь я жил на чемоданах и москвичом стал три года назад, наконец-то купив собственную квартиру. Она не супер: небольшая, двухкомнатная, но очень удобная и уютная, в хорошем районе. Правда, еще не доведена до ума: полтора года я занимался ремонтом, но она сейчас функционирует, и меня не раздражает. Думаю, этот вариант не окончательный: квартира хороша для одного, максимум для двоих, троим уже будет тесно. Человек должен иметь свою точку в доме.

Практически ко мне не ходят в гости, потому что ночью я гостей не принимаю: ночью я хочу иметь себя. Все остальное время рано ухожу и возвращаюсь бог весть когда. А с людьми люблю встречаться в городе: в каких-нибудь заведениях на пересечении дорог. Это всегда будет всем удобно и ни к чему не обязывает.

С личной жизнью у меня все в порядке. Когда же задают конкретные вопросы из этой области, я спрашиваю: «Простите, а какой у вас сегодня вечером был »стул«?» Нет, фишка очень простая: каждый имеет право на одиночество. Есть темы, которые исключительно мои. Я специально подчеркиваю: у меня действительно все хорошо, особенно последние несколько месяцев. Кривотолки?… Я – не пятак, чтобы всем нравиться. Если говорить об ориентации – нормальная. Женат ли я? Нет, разведен, но очень давно. Когда интересуются, сколько детей, отвечаю: «Одиннадцать, а самому старшему – 45 лет, и он окончил Кембридж…» Стирка, уборка – это не проблема. Уже в семь лет научился готовить, и когда со мной живет женщина, я все равно готовлю сам, потому что, как правило, женщины ни черта не умеют это делать. Летом ко мне в гости приезжала мама, так мы с ней готовили поочередно.

Отпуск позволяю себе раз в два года: езжу отдыхать в Соединенные Штаты Америки. У меня там друзья, друзья настоящие: этих людей мне просто физиологически необходимо видеть. Когда я туда приезжаю, чувствую, что это «моя» территория, мне там очень хорошо и комфортно. Если честно, я мог дважды остаться в Соединенных Штатах, мог уехать в Прагу, Лондон, перебраться в Данию, в Польшу – в Лодзь, в Киев и Санкт-Петербург… Но остаюсь верным Москве, где меня всегда ждет работа…

Штрихи к автопортрету

-- Я понимаю, что, наверное, со стороны произвожу какое-то странное впечатление и представляюсь абсолютно не тем, кем являюсь на самом деле. Поэтому мне очень важно сказать, что не существует артиста Чонишвили, или писателя Чонишвили, или Чонишвили, звучащего за кадром. Есть человек с фамилией, которую трудно запомнить, которая перевирается, которая не очень адекватна для определенной части населения. Просто это человек, который на сегодняшний день: а) востребован в определенных сферах; б) имеет много работодателей, знающих, как он умеет работать; в) беспафосно относящийся к себе самому и пытающийся находиться в относительной гармонии между тем, что он обязан делать, тем, что делает, чтобы зарабатывать деньги, и тем, что делает бесплатно ради получения одного только удовольствия от сделанного.

Я способен работать 24 часа в сутки, наплевав на все. Мне можно позвонить в одиннадцать часов ночи и сказать: «У нас аврал! Не подъедешь ли ты через 45 минут?» Отвечаю: «Я не смогу подъехать через 45 минут, а только через 55». Это значит, что на месте буду через 50 минут. Просто я очень обязательный человек и всегда отвечаю за свои слова.

Скажу еще об одном постулате. Сегодня я точно знаю, что хочу работать с людьми профессиональными. Это вовсе не значит, что они очень талантливые или какие-то суперзвезды. Любой необязательной, подверженной какой-нибудь хрени эмоциональной звезде я предпочту менее талантливого, но профессионального человека, которого я возьму в свою команду или приду в его, либо мы найдем другие точки соприкосновения.

А преклоняюсь перед профессиональным человеком, кем бы он ни был. Это касается и академика Лихачева – проще говорить об ушедших, не обижая живых, – и актера Евгения Павловича Леонова. И – не шучу – дворника Ахмета, который подметал возле дома Цветаевой. В 1983 году двор этого дома и улицы вокруг были всегда вычищены от снега, а дальше стояли сугробы. Будучи студентом, пожав ему руку, сказал: «Я вас запомню на всю жизнь»…

Без какого качества себя не представляю? Без идиотизма. Ну я – идиот. Если я работаю – я работаю как сумасшедший. Если я люблю – я люблю как сумасшедший. Если мне нравится Ромен Гари или, допустим, Тибор Фишер, я должен непременно прочитать все их книги, которые у нас изданы.

Чего больше всего хотелось бы в этой жизни? Хочу дожить до 80 лет, как Михаил Танич (Сергей был его оппонентом на передаче «Культурная революция». – Прим. авт.), и остаться в таком же здравом уме. Хочу еще что-то из себя представлять в этом возрасте, а вот после мне будет глубоко начхать…

Моя главная эмоция сегодня? – Не останавливаться!

Текст: Галина Леонова