Негров мучают!

Рабство и рабовладение – одна из самых трагичных и драматичных страниц американской истории. Почему же голливудских фильмов на эту тему меньше, чем картин о холокосте? И почему новая популярная картина на эту тему, «12 лет рабства», была снята британским, а не американским режиссером Стивом Маккуином с участием английских же звезд? Давайте разбираться.

История США и история рабства неразделимы, как День благодарения и индюшка. Джеймстаун, первое постоянное британское поселение в Северной Америке, был основан в 1607 году, а первые темнокожие рабы появились в Джеймстауне в 1619 году. С тех пор и до 1865 года, когда была ратифицирована отменяющая рабство Тринадцатая поправка к Конституции, эксплуатация негров была важной составляющей американской экономики. Впрочем, и после этого заинтересованные бизнесмены и политики не раз придумывали новые способы наживаться на второсортном статусе темнокожего населения. Например, некоторые принятые вскоре после отмены рабства законы позволяли за малейшие прегрешения надолго заключать негров в тюрьму – чтобы затем сдавать заключенных в аренду крупным компаниям.

Казалось бы, столь долгая и столь мрачная история унижений, издевательств и противостояния им (как со стороны самих негров, так и со стороны белых борцов за отмену рабства) должна была стать благодатной почвой для Голливуда, считающегося оплотом американских либералов. Но когда в последние два года, после выхода «Джанго освобожденного» и «12 лет рабства», американские журналисты стали составлять хит-парады значимых фильмов об американском рабстве, оказалось, что таких картин кот наплакал. Даже после включения в эти перечни лент вроде «Славы» Эдварда Цвика, где речь шла о неграх, сражавшихся в Гражданскую войну на стороне Севера (то есть о свободных людях), «лучшие двадцатки» никак не набирались. Прогрессивный Голливуд оказался не таким уж прогрессивным.

Ничего удивительного, впрочем, в этом не было. Прежде всего, Юг проиграл Гражданскую войну, но никуда не делся. И там все еще не любят разговоров о рабстве, так как эти разговоры подводят мину под региональную гордость. Как ставить памятники южным героям Гражданской войны и развешивать повсюду флаги Конфедерации, если эти символы «триумфа в поражении» тесно связаны с рабством? Конечно, игнорировать рабство на Юге невозможно, но посвящать ему лишь пару строк в учебниках и сочинять исследования о том, что неграм в неволе жилось лучше, чем английским рабочим XIX века на свободе, – это всегда пожалуйста. Откровенные, жесткие ленты вроде «12 лет рабства» с таким подходом к истории никак не сочетаются. А так как южане – здоровый кусок аудитории, Голливуд должен учитывать их запросы.

Во-вторых, для Севера рабство – тоже больная тема. Да, в 1860-х северяне хоть и без большого энтузиазма (см. «Банды Нью-Йорка» Мартина Скорсезе о том, как простые американцы «рвались» в армию), но все же пошли на войну и заплатили тысячами белых жизней за свободу негров. Но куда смотрел Север предыдущие два с половиной десятилетия? Да все туда же – себе в карман. Отцы-основатели США, «столпы свободы и справедливости», владели рабами и от них не отказывались.

Даже Салли Хемингс, рабыня-наложница третьего президента Америки и автора Декларации независимости Томаса Джефферсона, получила свободу лишь после смерти хозяина, которому она родила шестерых детей (ее освободила законная дочь и наследница президента). А это ведь еще сравнительно «мягкая» история, которую можно рассказать с симпатией как к Хемингс, так и к Джефферсону (хотя, объективно говоря, секс с рабыней – это всегда изнасилование, поскольку рабыня не может сказать «нет»). Что же можно нарыть, если пристально присмотреться к жизням других великих рабовладельцев? А ведь их культ – краеугольный камень американской идеологии.

В-третьих, Голливуд любит позитивные истории о личном триумфе. А где личный триумф и позитив в жизни той же Хемингс? Сплошное унижение и компромиссы. И таковы многие известные «черные» истории из эпохи рабства. Конечно, можно снимать кино вроде «Джанго», где негр триумфально мстит белым рабовладельцам. Но до недавнего времени такие сюжеты считались провокационными, накаляющими и без того непростые расовые отношения в Штатах. Именно поэтому у Цвика в «Славе» герои сражаются за свободу не самочинно, а в составе законной армии северян.

В-четвертых, фильм с чернокожим главным героем – это всегда риск. Публика – как мировая, так и американская – предпочитает белых ведущих актеров. В последние годы трудами Уилла Смита и его коллег это правило размывается, но все еще остается в силе. «Джанго» и «12 лет рабства» не были бы сняты, если бы в них не играли знаменитые белые исполнители, неизбежно отвлекающие внимание от трагедии чернокожих персонажей. Даже если эти актеры играют злодеев.

В-пятых, рабство и рабовладение – это, как ни странно, не самая захватывающая тема для социально озабоченных черных режиссеров и продюсеров. Ведь когда кто-то снимает фильм о том, как плохо было неграм в начале XIX века, он как бы говорит: «Смотрите, какой большой путь прошла Америка! Теперь мы не приковываем негров к столбам и не полосуем их кнутами! Ура нам!» И это совершенно справедливо. Но расизм-то все еще жив! И постановщикам вроде Спайка Ли куда интереснее снимать фильмы о том, что происходит с неграми сейчас, чем хвалить давно умерших белых за то, что перестало происходить полтора века назад.

Но, пожалуй, самая веская причина, объясняющая, почему голливудцам неинтересно снимать фильмы о рабстве, – та же, которая объясняет, почему советское кино не было набито лентами об издевательствах над крепостными. Ведь, казалось бы, для наших постановщиков это был идеальный материал – идеологически выверенная драма, проклинающая темное прошлое. И никто не боялся оскорбить чувства бывших крепостников, потому что «господа все в Париже», а потомки их крепостных – на высших государственных постах.

Тем не менее советское кино раскрывало эту тему еще реже, чем американское. Потому что советские режиссеры, выросшие в другое время и воспитанные и образованные совсем не так, как их предки, видели себя не в Герасиме, а в Пушкине, в декабристах, в Ломоносове – в ком угодно, но только не в крепостных, забитых и подневольных. И им не хотелось лишний раз напоминать себе, что это – прошлое их семей. Так же, как сейчас некоторые темнокожие американцы говорят: «Не снимайте больше фильмов о рабстве. Мы не хотим думать об этих ужасах и не хотим видеть своих родных в этих несчастных. Да, это наше прошлое, но не будем его ворошить».

В свою очередь, черные режиссеры (не говоря уже о белых) не видят себя в рабах прошлого и не могут в полной мере проникнуть в их сознание. Недаром в «12 годах рабства» главный герой – не урожденный раб, а свободный человек, похищенный работорговцами. Представить себя на месте такого персонажа куда проще, чем на месте того, кто никогда не знал свободы.

Почему же сейчас фильмы о рабстве все же начали активно выходить? Потому что избрание президента Обамы сделало «черное» политическое кино куда более актуальным, чем прежде. Плюс в XXI веке, после десятилетий причитаний о политкорректности, игнорировать рабство уже было попросту стыдно, политическое влияние южных расистов за эти годы существенно ослабло, а расовые бунты ушли в прошлое, и никто не боится, что лента вроде «Джанго» вновь их разожжет.

И, наконец, у режиссеров, которые таким кино занялись, нашлись для этого личные причины. Тарантино было интересно взъерошить перышки консерваторов, сняв кино о «разъяренном негре», а Маккуин, очевидно, увидел в этнически близком сюжете шанс представить себя, британского артхаусного постановщика, широкой американской и международной публике (предки режиссера были американскими рабами, но не в США, а на Карибских островах). К тому же, как он однажды признался в интервью, его в детстве пороли, и потому он понимает, что чувствовали его предки, когда над ними издевались надсмотрщики. Смешно и глупо? Да, пожалуй. Но путь к шедевру порой начинается с маленького глупого шажка.