Кинотеатр военных действий. Часть 2

На пост председателя Михалкова впервые избрали в конце 1997 года. Для него это был реванш за обидное поражение в 1986-м на V съезде кинематографистов СССР, который предварил перестройку и начало демократических преобразований в стране. Тогда были с гиканьем низвергнуты "киногенералы", и теперь Михалков в свой торжествующей речи напомнил об этом. Оснований для торжества было хоть отбавляй: те самые люди, которые одиннадцать лет назад ему шикали и улюлюкали, теперь униженно звали его на царствие. "Спаси нас, Никита!" – этот возглас Валентины Теличкиной уже стал хрестоматийным. "Вам еще придется меня хорошенько попросить!", – говорил Михалков, пообещав в случае избрания за четыре месяца предложить реальный план выхода из кризиса. Совершенно уверенный в своей победе, он был великолепно презрителен, говорил, как учитель с нашкодившими учениками. И зал без ропота пал ниц. Роптали в перерыве, рокотали по углам, кто-то хлебнул коньячку с горя, осколки раздавленного самолюбия еще дали слабый отблеск в 64 голоса, поданных против Михалкова. Но это уже ничего не меняло: подавляющим большинством голосов Союз кинематографистов взял курс, прямо противоположный всей предыдущей его политике.

То, что "так называемые демократы" наломали дров, было, таким образом, принято как аксиома. Надо расчистить дорогу, и тогда можно будет говорить о конкретных путях вывода Союза из кризиса. Михалков пообещал привлечь для срочных контрмер специалистов, потребовал широких полномочий и абсолютного доверия.

Вскоре был переписан устав, глава Союза теперь мог по своему усмотрению назначать и снимать его секретарей, лично решать вопрос о зачислении нужных людей в кинематографисты независимо от их профессии, а также быть избранным неограниченное количество раз. Тогда возник и роковой пункт о необходимости набрать 75 процентов голосов.

"Да, я мечтаю стать у миллиардных потоков, – сказал мне Михалков в том же интервью 1998 года. – Причем так, чтоб их распределять. И на нормальное здоровое кино, и на эксперименты, и чтоб Овчаров работал, и Паша Чухрай, и оба Тодоровских. И молодым. Если б эти потоки возникли, мы бы организовали в Екатеринбурге пункт обучения и производства, чтобы люди с Дальнего Востока не рвались в Москву и сидели тут безработными, а работали на Урале, где мощная студия, ей только надо помочь. Чтобы было свое кино в регионах…"

Миллиардные потоки должны были возникнуть в результате создания Кинофонда. Михалков возлагал большие надежды на свою команду, в деле проверенную в его Фонде культуры. Команда пришла, и в СК все сразу стало быстро меняться. Режиссеров, актеров и драматургов в секретариате сменили чиновники, доселе не имевшие к кино отношения. Михалков объяснял это необходимостью привлечения юристов, людей бизнеса, профессиональных аппаратчиков. Призванные на дело варяги быстро поставили зарвавшихся киношников на место и стали учить их разуму. Сам аппарат на глазах разрастался, но результатов от этого не было. Как констатировали на последнем съезде, Кинофонд так и не возник, Киноцентр после 274 судебных заседаний так и не отвоеван, один Дом творчества ушел за бесценок, другой вот-вот уйдет, Дом кино обещают закрыть и перестроить во что-то более доходное, помещение магазина по соседству для СК потеряно, "мощная студия на Урале" отдана под супермаркет. Варяги куда-то растворились, унеся с собой членские билеты СК как сувениры. А все несомненные успехи нашего кино последних двух лет достигнуты за пределами творческого союза, к которому новые авторы уже не имеют отношения. На съезде не были почти никого из активно действующих режиссеров и звезд – ни лауреата Московского фестиваля Месхиева, ни обладателя "Золотых львов" Венеции Звягинцева, ни авторов знаменитого "Коктебеля" Хлебникова с Попогребским, ни обоих Тодоровских, как и обоих Прошкиных, ни Буслова, ни Сидорова, ни Сокурова, ни Павла Чухрая, ни Филиппа Янковского, ни Андрея Панина или Владимира Машкова; средний возраст членов СК перевалил далеко за 60. Союз кинематографистов России окончательно отделился от кинематографистов России.

Властная вертикаль СК РФ неизбежно пришла в противоречие с демократической горизонталью Московского и Петербургского союзов, которые до сих пор остаются островками самоуправления. Московский киношник оказался в положении гражданина двух государств с разными, часто несовместными законами. Вертикаль всегда воспринимает такие островки как помеху. Начался процесс планомерного выдавливания Московского союза. Он постепенно лишался жизненного пространства. Однажды Михалков даже попытался учредить в противовес Московскому союзу Московское отделение СК России и поручил Владимиру Хотиненко его возглавить, но тот благоразумно спустил идею на тормозах.

Из творческого центра и очага вольномыслия СК превратился в учреждение. Его коридоры опустели, ресторан из киношного клуба стал общепитом для посторонних бизнесменов, кинозалы заполнились никому не известными людьми. Была даже попытка сделать из Дома кино гибрид Театра эстрады с общедоступным кинотеатром, но провалилась: на сеансы приходило по пять-шесть человек. Никто уже не понимал, что происходит, новые люди в это дело никого и не посвящали. Пошли слухи об уходящих налево миллионах, о грозящей Союзу долговой яме. Не в силах контролировать ситуацию, подал в отставку первый секретарь СК Игорь Масленников. Его сменила Елена Цыплакова, но едва попыталась внедриться в хозяйственные тайны Союза, как была снята, не проработав и года, – молодая и наивная, она полагала, что ее взяли для какого-то реального дела, полезла, куда не нужно, и ее поправили.

Никита Михалков принял хозяйство не процветавшее, но и не имевшее долгов. Теперь долг был оглушителен. Он начался с того же пышного реванша. Михалков его аранжировал со всем своим режиссерским темпераментом. Был снят Дворец съездов, чтобы его заполнить и создать благодарную массовку (она же "агрессивно-послушное большинство"), в Москву были свезены со всей страны не только делегаты, но и вообще чуть ли не все члены Союза. Их надо было поселить, кормить, обласкать. Для такого шикарного съезда был взят крупный заем в банке, и ходили слухи, что банк этот принадлежит зятю Михалкова – слухи эти никто не подтверждал документально, но никто и не опровергал. Правая рука Михалкова в ту пору, некто Пиорунский, был тесно связан с банком-кредитором, в числе его главных пайщиков числилась и студия Михалкова "ТРИТЭ". Все это было похоже на правду, но если так, то Союз оказался в неоплатном долгу у собственного лидера.

Все новые займы производились, как подчеркивал неоднократно Михалков, под его доброе имя. Что само по себе стало гарантией его вечного правления: если гарант уйдет, кредиторы тут же потребуют деньги назад. Эти опасения потом сыграют большую роль в предпочтениях делегатов последнего съезда. Мол, да, конечно, результат деятельности Михалкова – это распроданная собственность СК, непонятные имущественные споры, бесконечная война с Киноцентром и распавшийся Союз, но без него будет еще хуже, потому что кто тогда будет отвечать за взятые Михалковым долги?

СК всея Руси

И все-таки – почему неприязнь так быстро нарастала, почему она делалась все более массовой и агрессивной? Почему многие на последнем съезде мне признавались, что уже давно не верят Михалкову и голосовали за него только из-за отсутствия серьезной альтернативы?

Здесь надо напомнить, что смена руководства в СК в 1997 году была не просто сменой талантливого Сергея Соловьева талантливым Никитой Михалковым. Это была смена всех ориентиров и признание ошибочности всего прежнего пути. "Западник" сменился державником, монархистом, убежденным в существовании особого пути для России. Воробушек, мирно скачущий по мостовой под сенью солдатских сапог, – этот кадр из "Сибирского цирюльника" выражает идеологию "сильной руки", под защитой которой процветает послушный народ. На пресс-конференции в Канне по случаю премьеры его "Утомленных солнцем" Михалков говорил: "Вы хотите, чтобы Россия была похожа на Запад? Этого не будет! Вы знаете, какой народ в России? Это же народ, который грызет семечки!". В этом немудреном занятии для Михалкова заключалась целая национальная психология, невосприимчивая к западным ценностям.

Сам он искусство грызть семечки в Канне не демонстрировал, от "национальной психологии" разумно дистанцируясь. Это очень характерно: всем поведением своим он четко делит окружающих на "кость белую" и "кость черную", никогда, разумеется, этого вслух не формулируя. Цвета в зависимости от обстоятельств могут меняться. Достаточно понаблюдать, как патерналистски снисходительно, сквозь полуприщур, смотрит он на своих коллег с высоты президиума, и одновременно вспомнить, как непроизвольно согнулась, превратилась в вопросительный знак его высоченная фигура на сцене кинотеатра "Пушкинский", когда открытие Международного кинофестиваля почтил сам президент страны. Это нормально, это естественно для людей монархического склада ума: для них мир делится на "толстых" и "тонких", чьи жизненные установки так колоритно описаны Антошей Чехонте. Роли легко меняются, ибо на каждого "толстого" найдется еще более "толстый", и вести себя надо соответственно.

В свое время, увидев в Канаде не известный в России фильм Михалкова "Автостоп", я не поверил, что его сделал мой любимый режиссер и горячий патриот своей страны. Полнометражная игровая лента была снята по заказу итальянской автомобильной фирмы. Итальянцы едут по диким просторам России на своем, кажется, "Фиате". На дороге голосуют русские медведи-мужички, просят подбросить бабу до родильного дома. Едут и дивятся, какое есть на свете чудо, какие в нем красивые сиденья да ручки, и как стекла сами едут туда-сюда, и какие диковинные самопалы-зажигалки. А потом баба панически, как все на Руси, начинает прямо в машине рожать – и выясняется, что даже в такой крайней нужде итальянские конструкторы не подведут. Это была типичная развесистая клюква, которую Михалков, при всей любви к отечеству, счел возможным выложить на прилавок. Что тоже нормально для натуры барственной: она всегда не прочь в "своем кругу" пройтись насчет любимого "народа". "Свой круг" в данном случае – цивилизованные итальянцы, которые не грызут семечек.

…И вот представитель русской аристократической фамилии Михалков потребовал себе монарших полномочий и выстроил монаршую вертикаль власти в отдельно взятом творческом союзе. Послушная ему карманная газета "СК-новости" на полном серьезе писала теперь о "Союзе кинематографистов Всея Руси" и печатала "письма народа к Н. Михалкову" (это не моя ирония, а ее формула), его поездки по стране и свершения в Союзе описывала в духе "Правды" времен другого Никиты Сергеевича: "Этап выполнения решений Третьего и Четвертого Съездов можно считать завершенным. Пленум определит линию развития на будущее… новый этап, новые задачи". Такой пошел творческий разговор. В СК появились патриции и плебеи, сильные мира сего и их холуи, как непочтительно формулировалось на последнем съезде. Вслед за Мао новый кинолидер мог бы повторить тезис о народе-траве (рассуждения о семечках из того же ряда), который только и ждет, чтобы его облагодетельствовали.

А теперь вспомним выступления в поддержку Михалкова на последнем скандальном съезде: той он дал квартиру, этому – деньги на лечение сына, иногда даже из собственных средств. Благие дела, кто кинет камень? "За ним ангелы!" – экстатически сказала "Российской газете" режиссер Наталья Пьянкова, которой Михалков помог наладить быт. Но это не системно благие дела, а личное благодетельствование. Оно ничего не меняет в принципе, но дает голоса избирателей. Что, собственно, и требуется барину во взаимоотношениях с его крепостными при пока еще демократической системе выборов.

До поры срабатывало. Теперь не сработало: Михалков не набрал нужного числа сторонников. И демократическую систему немедленно отменили, проголосовали без кворума и, вопреки недавнему собственному решению, простым поднятием рук. Реванш доведен до полной и окончательной победы. Но такая система отношений тоже противоречит самой идее творческого союза, и поэтому он лежит в руинах.