Рецензия на фильм «Великолепная афера»

Видимо, Ридли Скотта кто-то шантажировал или полностью обанкротил. Не верится, что за такую "Великолепную аферу" былой постановщик "Бегущего по лезвию бритвы", "Тельмы и Луизы" и, в конце концов, "Гладиатора" мог взяться добровольно. То есть как-то его развели два брата-акробата Николас и Тед Гриффины, один из которых числится сценаристом, другой – продюсером этой лабуды.

Ну, вот представьте: сидите вы дома, вдруг кто-то звонит и поздравляет вас с выигрышем. На выбор – неделя в Париже либо новый "Рено". У кого вы выиграли – не вопрос. Даже нам знакомая ситуация. Но сколько из ста наших лохов не повесит немедленно трубку с соответствующим словесным сопровождением? Сколько послушает дальше, что для освобождения от налогов на этот Париж или на "Рено" вы можете за три с лишним сотни баксов купить новый водопроводный фильтр? Что потом они скажут в трубку? В "Великолепной афере" радостно покупают фильтр, стоящий, разумеется, не более полусотни, за почему-то уже семьсот баксов и ведутся затем на еще большую лажу. Целыми семьями. Лохов столько, что пара разводящих имеет на этом деле прекрасно обставленный офис и банковский сейф с миллионом долларов.

Ну, хорошо, допустим, лохов в Америке в самом деле из десяти одиннадцать, будто капитализм у них зародился вчера, как у нас эпохи Мавроди. В конце концов, зритель – не Станиславский. Мол, "не верю, не верю". А ты поверь. Но дальше-то со Станиславским что? Опять же представьте, что у вас много денег. Очень много денег – в Америке это более вероятно. Вы знакомитесь в баре с каким-то парнем, потом видите его с каким-то другим парнем, и они суют друг другу какой-то белый конверт. Уже в следующую встречу новый знакомый объясняет вам, что этот другой парень служит в валютном отделе банка. У него свободных денег пять тысяч фунтов стерлингов, а завтра будет вообще восемьдесят тысяч. Только сам он в обменник не ходит, поскольку по должности загребут, и на доллары их меняют ему друзья. Друзьям остается вся разница в курсе, немаленькая. Не хотите ли вы срочно стать его другом? Ставки будут расти.

Если даже вы полный лох, когда вам все это навешивают, первый вопрос какой? Правильно: что за "свободные деньги"? Если они украдены, то как "ставки будут расти"? Красть приходится, видимо, каждый день, дело как бы налаженное, а в банке – ни учета, ни контроля, ни охраны? Что за банк такой, как называется? Второй вопрос: если "свободные деньги" вовсе не краденые, а позаимствованные на время, и их надо вернуть, что ж тогда поимеет с обменных операций сам валютчик? О дележе разницы в курсах валют ни слова не говорится, все остается вам. Валютчик – он что, Санта-Клаус с мешком подарков? И зачем ему новый друг, когда имеется старый? Старый что – тоже Санта-Клаус, чтоб отдать навар постороннему на халяву? Тут Станиславский, пожалуй, уже ничего не скажет. Он просто перевернется в гробу. В фильме вас, то есть очередного лоха, как бы сделают по всей программе.

Может быть, объяснения были в экранизированном романе Эрика Гарсиа, но в сценарии за все про все одна-единственная фраза: "Американцы ни черта не понимают в деньгах". Она повторяется добрых две трети двухчасового фильма как бы без учета, что у него все же международный прокат. Впрочем, скорей всего каждого зрителя именно держат за лоха, поскольку суть "Великолепной аферы" вовсе не в мелких шалостях. Суть воспитательная, моральная, и финальная глобальная обманка должна по мысли автора заставить забыть о детальной сценарной халтуре. Но, во-первых, об этой обманке тоже не догадался бы только убогий (по тому, откуда взялся психоаналитик, по настойчивой просьбе девочки сказать код банковского сейфа). Во-вторых, что нам в принципе впаривают? Если то, что быть бедным и здоровым лучше, чем богатым и больным, то какого рожна нам впаривают это с такими подтасовками? Здоровый ли тип поведения – демагогия?

Помимо финансовых ляпов есть чисто психологические. "Ах, чудно играет Николас Кейдж", "ах, чудная девочка Элисон Ломан". Да, девочка ("Белый олеандр") в свои реальные двадцать четыре довольно складно смотрится в роли четырнадцатилетней. Только всю ставку она делает на то, что "новонайденный" папа Кейдж любит ее, будучи "хорошим парнем", то есть она с самого начала играет "хорошую девочку" и, как свита, только делает короля. А Кейдж тоже с самого начала – не жулик, а неврастеник. Болезнь у него вышла замечательно, но это болезнь чистейшего, тонко чувствующего интеллигента, искреннего до боли и потому несчастного. Но, ребята, он пятнадцать лет был как бы аферистом, причем старшим и главным и, значит, психологом от бога. Если даже с такой болезнью ты стал миллионером, тебе расколоть того, этого и того – как пукнуть. Иначе бы ты не стал миллионером. Ну, допустим в последний раз, девочка оказалась – святое, руками не трогать, новое и неизвестное, но остальные-то? Станиславского все-таки не хватает.

Хотя снято все аккуратненько, в приятном свете-цвете, совершенно не сходятся в фильме драма с комедией, психология и сюжетом, уровень отношений и уровень афер.

Это очень неприятно, и ощущение неприязни не снимает единственная шутка на приеме у аналитика:
-- Как давно у вас не было настоящего романа с женщиной? Лет пять, наверно?
Молчание.
-- Десять?
Молчание, после паузы:
-- Вы напрасно остановились.

Текст: Екатерина Тарханова