Наш ответ "Пианистке"

Свершилось. На самом деле, не одному же Никите Сергеевичу устраивать премьеры в Кремле. Друзья правительства Москвы и компании «Ментор Синема», производителей фильма «Лавина» – а их оказалось великое множество – 19 октября мощной лавиной ворвались в Государственный Кремлевский Дворец Съездов. «Лавина в Кремле!» – торжественно провозгласил режиссер-постановщик Иван Иванович Соловов.
Гвоздем банкета по случаю премьеры «Лавины» был г-н Жириновский, его приберегли на сладкое и «подали» одновременно с пирожными и кофе. Владимир Вольфович говорил как обычно цветисто и смутно, примерно следуя известной логике советского конферанса: «На улице идет дождь, а у нас идет концерт». Речь, насколько можно было понять, шла о том, что у бедных американцев 11 сентября вон что было, а у нас, ровно месяц спустя (не ровно, ну какая разница?), – триумф российского кино. «Кино нужное», – сказал он как отрезал. Кто-то из выступавших настаивал на причислении фильма к «лику святых» – советскому кинематографу (имея в виду, разумеется, высшие достижения великой кинодержавы).
Что касается «Пианистки» Михаэля Ханеке, вынесенной в заголовок этой статьи, она, разумеется, тут ни при чем. Возможно, Иван Иванович даже не видел нашумевшего фильма. Но уж больно совпало: зарубежный фильм, ставший у нас хитом осеннего сезона, и российский – который претендует таковым стать. Пианистка и Пианист. Любовь и страсть с музыкой. А уж если следовать логике Владимира Вольфовича… У них там Шуберт с его фа-диез минором, а у нас – Прокофьев со своим ре-бемоль мажором, у них – старая дева-извращенка с не пойми какими западными комплексами, к себе любимого не подпускает, а у нас – здоровая разведенка, всегда готовая, хоть на снегу, хоть где. У них Анни Жирардо, мать-мерзавка, а у нас Нина Гребешкова, теща ласковая. У них рояль «Бехштейн», а у нас… нет, не получилось, вряд ли «Красный Октябрь», наверное, – тоже «Бехштейн». Другое дело, что в «Пианистке» музыка является неотъемлемой частью сюжета, психологии героев и атмосферы действия. В «Пианисте» же, то есть, «Лавине», главный герой (Александр Феклистов) мог быть кем угодно, хоть сантехником. Что, сантехника не может захлестнуть лавина страсти? Хотя нет, сантехник – это некрасиво, а вот пианист – другое дело, ведь нам все время делают красиво. Кроме того, герой должен быть легко выездным (ведь без Парижа в этой истории ну, никак не обойтись – надо же объяснить Московскому правительству необходимость заграничной экспедиции) и таким известным, что в состоянии и других за собой туда потянуть. Как иначе понять, что его возлюбленная (Лариса Борушко) тут же после его предложения: «А поехали в Париж!» – в нем и оказалась? Какая там виза!.. В остальном же о том, что наш герой – пианист, вообще не вспоминаешь, разве что когда его «Бехштейн» (или что там у него) выносят мордатые пролетарии из квартиры брошенной им супруги (Анна Каменкова). Что касается любовной страсти, хоть при всех стараниях Александра Феклистова и Ларисы Борушко «лавины» у них не получается, забыть нам об этой страсти все же не дадут. «…Пока я сотрясался в оргазмах…», – напоминает нам пианист. Если это не чья-то отсебятина, а слова из сценария Виктории Токаревой, пусть они останутся на ее совести, как и многие другие, которые она здесь насочиняла. Как та же телеграмма из Штатов, которой пианисту сообщает о своем приезде его бывшая любовница, ныне законная жена. Телеграмма, похоже, написана по-русски, значит, подавательница специально ездила на телеграф – кто же и каким образом там набирал кириллицу?.. Между прочим, речь идет о бизнес-вумен, не склонной ни к сентиментальности, ни к милой старомодности.
Короче, речь идет о любовном треугольнике – супруги со стажем и разлучница. Появление последней в санатории, куда жена и теща отправили любимого Игоря – всемирно известного пианиста – собраться с новыми творческими силами, было предопределено. Уже некоторое время его, добродетельного супруга, неумолимо приближающегося к закату сексуальной деятельности, посещали похотливые мысли и видения (сын-наркоман колется, а «глюки» – почему-то у папы). Эротические сны были связаны с молоденькой соседкой, упившейся в конце концов досмерти (ненужная и крайне безвкусная сцена). А дальше – любовные, супружеские, отцовские и творческие метания героя. Любовные – на о-о-очень красивом фоне: «молодой снег» (любовь на свежем воздухе на шубе), «мебельный салон» (любовь в интерьерах, все квартиры как после евроремонта, включая ту, где ширяются сын с дружком), «брачное (внебрачное) ложе» – темный шелк. Не очень, однако, все хорошо кончается для героя – лучше бы перетерпел.
Конечно, в истории кино все уже было, но, возможно, хороший редактор мог бы подсказать режиссеру и продюсеру, что «лавина» – одно из самых ходовых названий, почти банальное, начиная с «Лавины» Ивана Перестиани 1919 года. «Лавина» датская (1919), «Лавина» советская (1975), «Лавина» болгарская (1982). «Лавина» американская (1994), не говоря уже о «Лавине с гор» (1959) и прочих производных… Беда в том, что оператору (Александр Носовский), видимо, толком не разъяснили, что он снимает. Рекламу фирмы «Шкафчик & Диванчик» можно было бы снять и поэффектнее, китч сделать откровенным китчем. Ах, ну да, нам же ясно сообщили во всех пресс-релизах, что мы имеем дело с «лучшей мелодрамой года». Откуда же тогда длинноты, паузы, которые не заполняются чувством, а становятся просто перерывом в диалоге, пустотой? Козетки-кушетки и красные иномарки на стерильно и назойливо белом снегу «лавине эмоций» сильно не помогают. Так же, как не помогают вычурные съемки с нижней точки а ля «Гражданин Кейн».
«Цитата – это хорошо, – сказал режиссер Соловов, – плохо, когда плагиат». Это точно. Только цитата хороша, когда она читается, а не вязнет в море эклектики. Зачем в скромной камерной истории столько лишнего, ненужного антуража, включая набережные Сены? Сама по себе «Лавина» – фильм нормальный, обычный, кому-то он наверняка понравится, хотя трудно представить себе его зрителя при всей вышеупомянутой «нужности». Для тинейджеров, составляющих основную часть кинозрителей, он слишком вял и вообще – про «стариковскую любовь», а для среднего-старшего поколения – раздражающе «богат». Александр Феклистов – актер хороший, мастеровитый, ходит себе из угла в угол – из пятого в шестой… Иногда, правда, путает, что в каком происходит. Оператор, когда отключается от назойливой мысли «делать красиво», работает вполне профессионально. Есть три неплохих актерских работы: Нина Гребешкова в роли все понимающей тещи, ведущая свою роль корректно и умело; Анна Каменкова, как всегда эмоциональная, умеющая вызвать сочувствие к своим героиням; и начинающий Андрей Чадов в роли сына-наркомана – он играет зло, резко, точно. Претензии авторов, выраженные как на экране, так и за его пределами, не соответствуют всей скромности этой самой «Лавины». Хорошо, конечно, что Иван Иванович Соловов покончил со своим прошлым в виде боевиков («Караван смерти», «Черный океан»), хорошо, что кровь не хлещет и морду не бьют на экране, как об этом сообщили на премьере. Пусть себе снимает – хоть мелодрамы, хоть водевили. Но зачем же так волноваться? Непременно в Кремль, непременно в Париж, непременно с французским пост-продакшн, с бюджетом в два миллиона долларов (для нашего кино – немалым).
Неужели у нас все еще «климат иной», и, с легкой руки правительства Москвы, так и пойдут «лавины одна за одной»?