Рецензия на фильм «Домовой»

Популярный писатель (Хабенский), автор триллеров про киллера Домового, скис – каменный цветок очередного романа выходит как-то косенько. Редактор в издательстве стал невежлив, погода хуже некуда, какой-то скот все время перегораживает двор своей машиной, девушка (Хаматова) упрекает пренебрежением. Но счастливые перемены не заставили себя ждать – во время автограф-сессии дружелюбный мужчина (Машков) спросил писателя: "А ты сам убивал?", после чего вышел на улицу, достал ствол и завалил какого-то серьезного господина. Взволнованный увиденным, писатель испытывает творческий подъем, спешит к ноутбуку, а следом киллер с объяснениями: скучно, мол, хочу поделиться пережитым. Чтобы лучше понять механизмы злодейства, писатель берет заказ на убийство. Понарошку, конечно, только понарошку.

Распространенность жанра "кино про писателя" – факт, вообще говоря, неприятный. Чувствуется тут неуверенность кинематографа в собственных правах (вот литература – это серьезно…), и ненависть к писателям, которые, напротив, про режиссеров думают и пишут редко. Обычно кинематографисту хочется спросить литератора, глядя в переносицу: что, мол, творец, да? Весь такой духовный? А потом – мордой об стол, затылком об стену. Сцена отрезания писателю пальца в «Мизери» /Misery/ (1990) – сияющая вершина жанра.

Карен Оганесян, ранее поставивший нестыдную фантасмагорию «Я остаюсь» (2007), пальцев Хабенскому резать не стал, хотя претерпеть заставил немало. Увлеченный модной в этом сезоне идеей, что отечественное кино спасет "умный жанр" и "интеллектуальный триллер", Оганесян выстроил вполне респектабельную интригу, снабдил ее сочной динамичной картинкой и леденящим кровь саундтреком с Нино Катамадзе, которая, пожалуй, не хуже Диаманды Галас. Погони, заговоры, расстрел целого бандитского гнезда и хмурый Джигарханян в роли хоть и непонятного, но живописного мафиозо – все оказалось вполне на месте, кроме злополучного писателя.

Потому что где писатель, там уныние и лишние заморочки – пришлось обозначить вопрос ответственности художника, поведать о цветах зла, исследовать тему темного двойника и проблему взаимоотношений автора и персонажа, разобраться с природой творчества и с одиночеством творца. От этого интеллектуального богатства щеки у умного жанра распухли как у хомяка из того мульфильма, где, набив защечные мешки зерном, благородное животное обрекло себя на бессловесность. Всерьез тут смотреть фильмы про неуловимого киллера и писателя в творческом кризисе, когда на книжных полках лежит фуфло невнятное, а за убийство чиновника ЦБ судят каких-то луганских хлопцев, невозможно – проклятая свинья быта заедает зрительское доверие. А не всерьез смотреть мешает очень напряженный интеллект создателей.

С другой стороны, все это пустое нытье, учитывая Хабенского и Машкова в главных ролях. Задушевный киллер – первое явление Машкова после триумфальной «Ликвидации», а кризисный писатель Хабенского – первое появление после несгибаемого «Адмирала».

Колчак против Давы Гоцмана – в этом есть, как говорил Веничка, и каприз, и идея, и пафос, и сверх того еще метафизический намек. Две главных звезды сезона за душевными разговорами и побоищами до кровавых соплей – это вам не одиночество творца. Не пропустите.