
Фильм, который пахнет как четверг, 16:00, ромашковый чай и покой.
За последние лет двадцать сложно отыскать год, который бы не предложил зрителям адаптацию прозы Стивена Кинга. И все же далеко не все попытки оборачиваются художественной удачей, а даже наоборот: статистически сложилось, что на каждые экранизаций пять-шесть выпадает всего одна выдающаяся. Все чаще мэтч случается, когда за тексты Короля Ужасов берется мастер печальных хорроров Майк Флэнеган: в анамнезе автора недооцененный «Доктор Сон», бескомпромиссная «Игра Джералда» и разбивающая сердце «Полуночная месса» (формально, конечно, не «Жребий Салема», но все же). «Жизнь Чака» на этапе анонсов казалась выстрелом вхолостую: недавний рассказ из сборника «И будет кровь», снятый режиссером в паузе между большими проектами, — до, свидания Netflix, здравствуй, Amazon. И все же компактная и сентиментальная картина будто уже стала мгновенной классикой и получила главный приз на фестивале в Торонто. Кажется, вполне заслуженно.
«Спасибо, Чак!» — более неуместное прощальное послание миру и представить сложно. Пока Калифорния погибает в расколе плит, Скандинавия уходит под воду, а платные дороги крошатся прямо под колесами автомобилей в штате X (скорее всего, Мэн, но как знать), выжившим улыбается с билбордов заурядный бухгалтер в сером костюме и очках в черной оправе (Том Хиддлстон). Учитель Марти Андерсон (Чиветель Эджиофор), отчаявшись искать диалога с учениками, а главное, их родителями (а если Интернет не вернется, значит, и порносайты не будут работать?), обсуждает заслуги никому не известного Чарли Кранца с бывшей женой, медсестрой Фелицией Гордон (Карен Гиллан). Они давно не живут вместе, но когда мир катится в тартарары, хочется топить одиночество не только в крепком алкоголе, но и в родных объятиях.
Реюнион Марти и Фелиции — это только начало, а если точнее, то конец. «Жизнь Чака» движется по сюжету в обратном порядке — от третьего акта к первому, как и заповедовал первоисточник. Майк Флэнеган обращается с текстом вопиюще бережно: Ник Офферман зачитывает целые пассажи из рассказа, интонационно соблюдая все точки и запятые. Закадровый голос, как правило, — примета экранизаций ленивых или недостаточно самостоятельных. Но в случае «Жизни Чака» литературоцентричность видится не моделью, навязанной формой, а еще одним симптомом давней режиссерской привычки — любви к продолжительным монологам, которыми славятся все сериалы Флэнегана, от «Призрака дома на холме» до «Полуночной мессы». Во время просмотра порой может показаться, что в «Жизни Чака» флэнеганского в целом больше, чем кинговского, — и дело не в том, что Король Ужасов известен больше по собственно ужасам, а в призраках, которые предрекают смерть. Но не будем забегать вперед, в начало первого акта.
Картина родилась из режиссерского желания оставить фильм по Кингу в наследство детям: не так уж много романов автора могут войти в список литературы для домашнего чтения на каникулах (когда же мы дождемся адаптации «Страны радости»?). Но та проза, которая меньше нуждается в возрастных ограничениях, чаще становится универсальным памятником кинговского таланта на экранах больших и малых. И хочется вспомнить не затертую списками лучших «Зеленую милю», а скорее «Сердца в Атлантиде» или «Останься со мной». Режиссер последнего, Роб Райнер, берясь за адаптацию повести «Тело», чуть сгладил мотив гнетущего фатума, который неотвратимо преследует героев кинговской прозы, но не исключил перст судьбы полностью (речь о плохой примете, если всем выпадает решка). Как любой искусный кузнец саспенса, Кинг знает, что ожидание встречи с неизбежным всегда щекочет нервы куда действеннее, чем очная ставка в финале. С открывающих титров «Останься со мной» мы знаем, что Крис Чемберс (Ривер Феникс) больше не жилец, а пока можем успеть погрузиться в воспоминания о последних деньках каникул, когда из парня била ключом энергия юности. Мы также знаем, что странный квартирант Тед Бротиган (Энтони Хопкинс) станет другом мальчишки Бобби (Антон Ельчин) в «Сердцах в Атлантиде» всего лишь на одно лето. И теперь мы знаем, что Чарли Кранц уйдет 39 лет спустя, когда рушится весь мир.
Чужая смерть — всегда детектив. Детали и интонация зависят от пластичности жанра: будет ли закручена пружина интриги и заряжена картечью печаль утраты? «Жизнь Чака» притворяется фильмом фантастическим — апокалипсисом, где звездное небо падает на землю. Фильмом мистическим с тайнами привидений, которые живут в башенке викторианского дома под самой крышей. Фильмом трагическим, который констатирует безвременный уход. Но куда лучше Флэнеган справляется с фильмом лирическим о том, что неизбежность и принятие смерти — это этап взросления, через который однажды (рано или поздно) проходит каждый. И в простой, может, даже где-то наивной мысли, что бессмертием никто не заражен, есть что-то настолько успокаивающее и даже целительное, что сопротивляться обыкновенному обаянию обыкновенного Чарльза Кранца совершенно невозможно. Хочется вместе с ним танцевать.