
В прокат вышла уральская сказка «Легенды наших предков», которая на рельсах душевого роуд-муви увозит зрителей в заповедный край фольклора Приуралья, Республики Коми и Алтайского края. На экране оживают герои древних преданий: лесной дух Нюлэсмурт, владычица морская Шишига и каменный человек с горных вершин Нёр-Ойку.
Во время ММКФ мы поговорили о работе над картиной с режиссером Иваном Сосниным: о том, как снимать фэнтези со скромным бюджетом, почему кинематографисты недооценивают потенциал регионов России и как снимать жанровое кино не по правилам.
Подробнее о фильме читайте в нашей рецензии.
Сегодня Пасха, поэтому разговоров о Боге не избежать! Но попробую зайти иначе. Два ваших последних фильма — и «Пришелец», и «Легенды наших предков» — языческие в каком-то смысле. Мне интересно, для вас это язычество, оно родом из детства? Потому что все дети по природе своей язычники: они вот хотят верить в духов, в инопланетян! А сейчас у вас антропологический интерес или все ж детская какая-то кинематографическая непосредственность в этом оживает?
Я думаю, что это детская непосредственность, потому что это все идет от каких-то моих детских воспоминаний, когда я мечтал о космосе. То есть я всегда мечтал о космосе, собственно, люблю все научно-фантастические фильмы, такие как «Интерстеллар» и так далее. Я всегда мечтал сделать что-то космическое — и получился «Пришелец».
Также сказочная история, мифология меня с детства волнует. У меня была мечта прикоснуться, сделать шаг в эту сторону. И, получается, я сделал шаг в сторону космоса, прочувствовал там почву, а сейчас я сделал шаг в сторону фэнтези. Тоже немного пощупал. И дальше пока я боюсь шагать куда-то глубже, куда-то дальше, потому что мне пока что хватает этого первого прикосновения, чтобы, может быть, закрыть гештальт детский, визуализировать те детские мечты, которые у меня были. То есть это скорее игра для меня, конечно: я во все эти мифы не очень верю.
На самом деле я даже боялся. Когда мы говорим о культуре малых народов, это же действительно язычество, и все эти обряды жестоки. Когда мы это все изучали, я думал, что могут какие-то возникнуть вопросы, но старался сделать все максимально мягко, максимально «по касательной», чтобы все-таки не нарушить баланс в нашем мире, который установился. Поэтому нет, это скорее детский интерес, просто взгляд со стороны без какого-то окунания с головой туда.
«Потрогать фэнтези…» Мне кажется, очевидная штука для жанра фэнтези, что должен быть какой-то антагонист. У вас, по сути, получился фильм без антагониста, то есть все эти Нюлэсмурты, Шишиги хорошие, приятные существа. Нет какого-то основного злодея, который пытается заставить всех забыть. Это зло отвалилось в процессе работы над историей или изначально не было никаких антагонистов?
Не было. У меня не получается писать антагонистов. Я не люблю, когда они есть в явной форме. И на самом деле во всех фильмах, которые я снимал, их практически нет. Ну, в «Пришельце» был вот этот конюх… Но мне так не нравится прописывать антигероя! Когда ты понимаешь, что он плохой, ты понимаешь, что его нужно наказывать. Я очень не люблю наказывать персонажей. Мне так тяжело, и поэтому я как-то стараюсь выкручиваться без антагониста. Продюсеры всегда давят на меня и просят очень сильно создавать препятствия, создавать злодея.
Когда еще писали сценарий «Легенд», выруливали на то, что главред должен быть жестким антагонистом — была такая линия. Просили сделать его грубее, чтобы он прямо там вмешивался в жизнь Антона, но тоже я решил все-таки его не демонизировать.
Как главредка, приношу официальную благодарность, что главред не стал главным антагонистом.
Не знаю, мне комфортно жить в таком мире, где нет черного и белого, где все такие серые. Вроде бы Антон сам по себе, и когда он обманывает бабушку или обманывает в работе над статьями, он тоже антагонист, с одной стороны, но, с другой стороны, вроде бы и нет. Жена у него тоже вроде бы антагонист: она очень грубо с ним общается, постоянно давит, возможно, они развелись из-за того, что она такая жесткая. Ну, тоже вроде бы нет, она просто мать, она заботится о своей карьере, заботится о своем ребенке и так далее. Поэтому они все у меня такие — и добрые, и злые.
Я не учился драматургии, и у меня нет вот этой базы сценарной, к которой привыкли все сценаристы. Я всегда пишу по наитию, просто сажусь, и что-то у меня получается. Пишу, а дальше мы обрабатываем, нарабатываем. Я понимаю, что не всегда идеально получается, но мне комфортно оттого, что этот продукт не создан по лекалам. Я понимаю, что есть законы в жанрах, и нужно, наверное, им следовать, но, пока получается обходить это, я буду стараться обходить.
Мне кажется, все-таки в «Пришельце» у вас все герои периодически «пахнут как селфхарм». Может, прозвучит не комплиментарно (извините!), но в «Наших предках» персонажи довольно ровные, нет каких-то глобальных ситуаций, которые бы выдергивали из житейской сказки. Даже учитывая сложный развод, всех в семье легко назвать хорошими людьми. Отец не пьет, у дочки буллинга в школе нет, мать ни то, ни это. Не было ли у вас желания перед тем, как отправить героев в сказку, как-то немножко вокруг добавить… как-то сгустить, открыть…
Загрязнить?
Не то что загрязнить, мне кажется, что это уже не грязь, а просто обыденность.
Не знаю… Я очень боюсь каких-то шаблонных решений. Ну вот, герои Саши Яценко часто любят выпить. Сколько можно, давайте он не будет у нас пить! Также Марьяна [Спивак], она очень часто в фильмах играет таких матерей, характерных, очень жестких, даже жестоких. Мы смотрели сценарий, она говорит: «Ну че, Вань, ты опять написал очередную роль, одинаковую, как во всех фильмах, что я играю. Давайте мы немножко как-то смягчим, чтобы я была не такая грубая, вроде бы у меня там какие-то свои есть проблемы личного характера, я поэтому так общаюсь». И мы с актерами тоже вместе начинаем уходить от стереотипных образов и приводить к чему-то среднему.
У меня в тот момент, когда я над сценарием работал, несколько друзей разводились как раз, и я наблюдал за их общением, просто смотрел, как они существуют друг с другом, пытался показать что-то подобное. Может быть, этого недостаточно, да, чего-то не хватает, какой-то яркости в этих героях. Но они вполне мне кажутся реалистичными, что в данном случае важно.
Я не хотела сказать, что они нереалистичные! Просто они, я не знаю, приличные, воспитанные, приятные, в общем, люди.
Обычные! Ну, такие люди и есть. Мне кажется в целом в журналистике таких людей, как персонаж Александра Яценко, много, в региональной особенно. Мы снимали даже в реальной редакции ТАСС. И мы ходили, общались. Там обычные такие сидят дяденьки, пишут. Они выглядят как Александр Яценко. Мне показалось, что образы наших героев реалистичны, поэтому мне не хотелось их специально уводить в другую сторону, выкручивать на максимум какие-то вещи… Я просто об этом не задумывался, поэтому сейчас этот вопрос немного врасплох застал, потому что… Ну, люди как люди.
Хм, отчасти, наверное, я вам завидую! Смотрела и думала: «Ну, ребята, у вас все хорошо в целом! Что ж вы такие недовольные…»
Вообще, главная проблема Екатеринбурга и екатеринбургских разводящихся семей — это переезд в Москву. Многие в момент кризиса 30-35 лет понимают, что есть последний шанс попробовать поехать в Москву. Очень много таких друзей. И они все, да, они нормальные, но вот этот вот переезд и… разрыв — разрыв со своей малой родиной, разрыв со своими близкими — для меня это такая локальная трагедия. То есть это все-таки важно. Мне кажется, что этого достаточно для нашей истории.
Вполне! Тогда от социалки вернемся к фэнтези. Очень много сейчас сказок всевозможных. Конечно, у вас есть супервыразительная специфика, и на одну полку с «Щучьим велением» я «Наших предков» никаким образом не могу поставить. Как вам кажется, такое стремление к эскапизму, это действительно лекарство или попытка просто закрыть черную дыру хотя бы временно, пусть на два часа в кинотеатре из-за того, что всем сейчас как-то неуютно, скажем так, существовать?
Вообще, вот этот вход в фантастику у меня появился, когда в реальности стало немножко тяжеловато. То есть было много мыслей, о реальности писать было тяжело, и я начал пробовать себя в каких-то фантастических историях. И «Пришелец», и «Легенды…» появились в этот момент. У меня еще один сценарий есть про недалекое будущее, околофантастический — тоже сейчас над ним работаю. Это всё я пишу последние три года. Так как реальность вокруг тебя нестабильна, хочется спрятаться в раковину и писать что-то про другие миры, параллельные реальности. У меня это появилось отсюда.
Я думаю, массовое производство сказок в первую очередь связано с тем, что надо закрыть дыру в отсутствие контента — марвеловского, DCшного и прочего — и заменить иностранных супергероев на наших местных, российских супергероев. Импортозамещение, по сути. Но наш фильм «Легенды…» с этим не связан. Это параллельная совершенно история, которую я давно писал. На самом деле, когда мы уже закончили сценарий и начали эти новости выходить: «В 2023 году выйдет сто пятьсот сказок!» И я такой: «У нас же тоже сказка. Как не хочется, чтобы мы были в этом русле сказка-сказка-сказка, потому что по бюджетам они нас все сомнут». И хотелось как-то отделиться, что вот есть сказки, а есть наше уральское фэнтези, локальное, аутентичное и так далее.
И появление фильма «Легенды…» нашего связано с рождением дочки. Потому что как раз таки Соньке сейчас три с половиной года, она родилась в 2021 году. И ее рождение тоже поменяло мой взгляд на вещи, я тоже начал думать: «Так… она будет расти, мне же нужно что-то ей показывать. Что я хочу показывать?» Ну, может быть, ей рассказать о наших легендах местных. Потому что сам я рос на диснеевских мультфильмах — «Черепашки-ниндзя» и так далее.
Вся моя родня родом из уральских глухих деревень, и бабушка, прабабушка, а мама в детстве ездила часто в деревню. Я-то уже вырос в городе, ну, в маленьком, провинциальном, но все равно часто мы ездили в гости. И я начал думать о том, что Соня будет расти — нужно же что-то показывать, рассказывать. Если у меня есть такой инструментарий, как кино, почему бы мне с помощью него не рассказать немножко что-то о родном крае своей дочке? И вот так появился фильм. Для меня вся эта фантастика и легенда связаны с какими-то моими личными решениями и изменениями в тот момент. Я без оглядки на то, что происходит в киноиндустрии, это делал. Может быть, Минкульт нас поддержал, потому что нужно было искать сказки, и они такие: «О, уральская сказка!»
Но, несмотря на поддержку, получается, что всё равно пока помимо режиссуры кино у вас есть «дневная работа»: реклама, ролики, ещё что-то. Шон Бейкер в благодарственной речи на «Оскаре» говорил, что не может просто снимать «Анору», «Красную ракету» и так далее — ему нужна дневная работа, чтобы кормить свою семью и как-то существовать. У вас, получается, схожая ситуация? На «Пришельца» вы собирали из собственных карманов. В случае «Легенд», я так понимаю, тоже сначала инициатива — потом бюджет.
Сейчас расскажу, как все устроено. У нас есть офис в Екатеринбурге, большой офис. В нашем продакшене Red Pepper Film работает порядка 20 человек, я являюсь сооснователем, моя жена Яна является директором и управляет, по сути, всем процессом. И наша деятельность поделена на две части. Одна — это кино, кинонаправление, которое мы развиваем, у нас есть несколько проектов: не только я режиссирую, есть еще ребята, сейчас параллельно запускаем пять проектов. Но кино приносит чуть меньше денег, чем реклама. Есть рекламное направление: когда в кино мы действительно просели, и у нас нет съемок, и мы не понимаем, где взять бюджеты, нас вытягивает реклама. Это в основном какие-то нестандартные рекламные формы: могут быть документальные фильмы, связанные с брендом, брендированные клипы и так далее. Это нестандартная в первую очередь реклама, но стандартную тоже немножко снимаем. Все-таки кино — это игра вдолгую. Мы можем сейчас сидеть без денег, снять фильм, который нам через три года принесет дивиденды, и мы позволим себе не снимать рекламу.
И в большей степени, да, реклама кормит агентство, а кино — то, что позволяет нам собираться вместе, уехать куда-то на всё лето или на полгода в Питер, жить в палатках, заниматься любимым делом, ходить на премьеры, радоваться. То есть это такие большие какие-то эмоции, которые очень долго копятся, и потом это все разлетается и появляется энергия для продолжения другой деятельности. Это такая экосистема закрытая, в которой мы уже долго существуем, и в целом она нормально работает, исправно.
Я могу только отчасти сочувствовать, потому что вы — пример довольно успешного режиссера, ваши фильмы нравятся и критикам в целом, и аудитории. Вы умеете найти подход к своему зрителю. Душевного кино и правда не хватает, но при этом, чтобы снимать это душевное кино, вам нужно условно еще каких-то десять работ.
Это такая подушка, которая позволяет отказываться от проектов, которые мне не нравятся. Я все-таки могу снять кино, запремьерить, потом, например, снять какой-то манифест, клип музыкальный и, например, ждать новый проект, который будет ярким, классным. Вот, например, «Юг» я его выбрал из где-то 30 предложений и других проектов. Он мне действительно понравился. И я благодарен и нашей компании, и Яне, и опыту нашему наработанному, потому что я могу позволить себе от чего-то отказываться.
Я скорее о том, как работает и не работает наша индустрия.
Когда есть поддержка от Министерства культуры, все гораздо легче идет. А вот «Пришельца» мы сделали без поддержки, на свои деньги и были на грани. Слава богу, что потом мы все выровняли, мы его продали, окупили все затраты. То есть мы не заработали большого количества денег, но вышли в ноль. Это уже здорово, да. Но мы были в опасной близости с пропастью. А что касается «Легенды…», мы снимали при поддержке Минкульта. «Далекие близкие» тоже делали при поддержке Минкульта. Конечно, ты чувствуешь себя чуть комфортнее, ты чувствуешь эту поддержку, у тебя чуть больше развязаны руки. Здорово, что они выделяют деньги на авторское кино, и я им благодарен за это.
Давайте от денег перейдем к дорогам и поговорим про роуд-муви. Так или иначе, «Далекие близкие», «Юг», «Легенды» — дорожные какие-то истории. Мне кажется, даже «Пришелец» — тоже роуд-муви, который никак не может стартануть: то есть стремится стать роуд-муви и в конце разгоняется. Сюжеты рождаются из личного желания собрать команду и поехать кататься по Уралу, как вы говорили выше?
А у меня ещё же «Иваново счастье» было, который тоже был построен как роуд-муви. Вообще, в американских киноуниверситетах учат дебюты всегда писать роуд-муви, потому что это самая удобная форма для начинающих. Дорога тебя несет сама, сценарий летит. Просто на дорогу нужно нанизывать события, героев и так далее, и все получится.
Я действительно люблю очень путешествовать, я путешествую по России и много где был. Есть несколько вещей, которые для меня важны. Во-первых, мне немножко обидно, что как-то недооценивают нашу страну, географию. И почему сюда не доезжают кинокомпании, это же в целом сейчас не так сложно. То же самое сейчас на Байкале, на острове Ольхон. Ты оказываешься там и думаешь: «Блин, почему здесь так мало снимают…» И мне хочется, чтобы больше кино снималось в регионах, просто в красивых географических локациях, которых в нашей стране огромное количество. И хочется, чтобы люди понимали, что это возможно, что можно довезти технику, довезти актеров медийных, и в этом нет ничего страшного, не нужно этого бояться. Вот это — важная вещь для меня.
И, конечно, я сам люблю путешествовать, и так как моя жена продюсер и я режиссер, мы работаем в кинокомпании, наша вся жизнь связана с кино. Дочка родилась у нас на съемочной площадке, на «Далеких близких». Мы вместе рожали, и вот только Яна родила, я в шесть утра поехал на смену. Потом, после смены — обратно в роддом. У нас дочка — петербурженка, так сложилось. Из-за того, что наша жизнь так тесно связана с кино, мы понимаем, что это наш образ жизни. И мы понимаем, что, чтобы путешествовать, нам нужно писать про это, писать сценарии в разных регионах. Сейчас, например, Яна говорит: «Ну что, давай куда-нибудь уже, может быть, про тёплую страну…» И это такой пионерлагерь. Ты живешь, снимаешь. В этой экосистеме рождается что-то такое свое, душевное, классное.
У вас племя кочевников, которое потом возвращается домой на Урал.
Да, а еще на самом деле я думаю, что это все происходит, потому что мы живем в Екатеринбурге и мы как-то в перемещениях более свободны. Ты не привязан, магнит тебя не так сильно примагничивает к Москве, к этому ядру, ты как-то более свободно перемещаешься. И от нас ближе… Ну ладно, не ближе, но столько же примерно лететь там до условного Иркутска.
Где можно подружиться со всеми местными Шишигами, главное, чтобы никто не мусорил. Мы уже коснулись личного восприятия сказок, вы сказали, что на диснеевских мультфильмах росли. А не было каких-то сказок от бабушек и дедушек, которые связаны именно с фильмом?
Есть сцена в фильме, где Антон, ну, герой Александра Яценко, рассказывает бабушке о том, что у него всё хорошо в семье, и там флешбэки такие, ну, фантастические.
Арбузные.
Арбузные флешбэки, да. И есть сцена чтения сказок по вечерам. Обе книжки, которые держат в руках Марьяна и Саша, — это мои детские книжки, которые остались от бабушки и дедушки. Когда мы «Легенды…» делали, я взял у мамы их почитать. И там есть сказка про медведя, просто ужасная. Я читаю и думаю: «Как можно было детям такое читать?»
Кратко расскажу. У медведя попала нога в капкан, он из него то ли вырвался, то ли ногу отгрыз себе, ушёл в лес. И люди взяли этот капкан и отдали бабушке эту ногу его… Все описано: как она содрала кожу с ноги и сделала из нее стул, как она взяла мясо с костью и поставила суп варить из ноги медведя. Ночь. Слышит бабушка, кто-то идёт, на одной ноге, подходит к дому. У одноногого медведя вместо ноги теперь кость, он говорит ей: «Отдай ногу, отдай ногу». А она при этом суп из неё варит. Его потом поймали охотники, и всё такое. И это детские сказки, которые мы читали! Жесть. И потом, как раз в 90-е, появился Disney, и уже я вырос на всей этой западной анимации. Поэтому я практически не запомнил этого… Но, перечитав, вспомнил!
Я думаю, советские издания готовили нас к другой жизни, мы были более вооружены, что ли.
Если есть ещё что-то, что я не спросила, а хочется рассказать, и никто не спрашивает, то сейчас тот самый момент!
Я всегда буду рад рассказывать про художниц по костюмам, Антона Кузнецова и его подвиг. Первая смена у нас была в Екатеринбурге, и было градусов 30-35. Все волосы на костюме Нюлэсмурта настоящие, по-моему, мы везли волосы буйвола из Казахстана, из них шили этот костюм, парик точно. У него полностью закрыто всё тело. И только Антон выходил на площадку, с него — уже просто река. И как он это выдержал? Мы после первой смены думали, что Антон не доживет до конца, потому что это было нереально. Мы уже начали искать какие-то компактные кондиционеры, которые будут встраиваться в костюм, с пропеллерами…
Но он очень серьезно относится к своей профессии. Антон заранее приехал в Екатеринбург, взял машину у нашего продюсера, один проехал по разным местам, деревням. Сидел где-то на берегу озера, пытался слиться с природой, пытался пообщаться с местными, вообще людьми в деревнях, чтобы понять, на каком диалекте они говорят. И Антон старался не выходить из образа весь день, не снимать костюм, не снимать каблуки — были вот такие вот огромные каблучища! Он ругал нас сильно, когда мы начинали его жалеть. А я очень сильно переживал. Я не могу нормально на площадке снимать, когда вижу, как актеру некомфортно. Он совершил действительно большой подвиг. Потом погода, слава богу, у нас испортилась, были дожди, это было очень холодное лето. Я думаю, что это спасло его. Но он, конечно, большой молодец.
И хочу еще отметить подвиг девочек наших — художницы по костюму Марии Орловой и художницы по гриму Анастасии Селиверстовой, — потому что обычно снимается под графику много, но мы сразу понимали, что у нас ни денег нет, ни возможности, ни времени, и мы сказали: «Давайте снимать все в костюмах». И костюм был в единственном экземпляре.
То есть, если что-то испачкается…
Да! Вот, например, смена идёт, идёт дождь, мы на него мусорный пакет надевали большой, вырезали дырку, он был такой большой в пакете, выглядывал.
И вечером смена заканчивается, например, в восемь вечера, а на следующий день в шесть утра нужно начинать гримировать его. И девочки всю ночь не спят: они сушат, чистят, реставрируют, убирают пряди, которые отваливаются, пришивают новые. Так было жалко их.
Короче, это самое запоминающееся и отличительное от других проектов. У меня не было никакого опыта работы с таким гримом, костюмом. И действительно нужно понимать, что будет тяжело. Люди идут добровольно на такой подвиг, поэтому я благодарен и рад, что у нас такая команда.
Неудивительно! Мне кажется, вы очень заразительны во всех своих идеях: заражаете и добром, и желанием снимать.
Хороший текст о людях, увлеченных своей профессией! Браво!