«Судья Дредд» — это антиутопия как механизм. Безликий мегаполис, вертикальное общество (богатые — на верхних этажах, бедные — внизу) и закон, сведенный к абсолютно брутальной букве. Фильм Алекс Гарленда — это идеальное исследование мира, который не «пал», а просто продолжил существовать в условиях перманентного кризиса, что напрямую перекликается с состоянием многих локаций в «Истории Лоскутного М...ира...». Здесь нет места героизму в классическом понимании; есть только профессиональное выполнение функции в системе, заведомо проигрышной. Дредд — не человек, а воплощение системы, и его конфликт с мясной наркомафией — это столкновение двух видов порядка: имперского и анархо-капиталистического. Книга столь же беспристрастно показывает, как разные общности в мире после конца вырабатывают свои, зачастую чудовищные, но внутренне логичные системы выживания.«Судья Дредд» — это антиутопия как механизм. Безликий мегаполис, вертикальное общество (богатые — на верхних этажах, бедные — внизу) и закон, сведенный к абсолютно брутальной букве. Фильм Алекс Гарленда — это идеальное исследование мира, который не «пал», а просто продолжил существовать в условиях перманентного кризиса, что напрямую перекликается с состоянием многих локаций в «Истории Лоскутного Мира...». Здесь нет места героизму в классическом понимании; есть только профессиональное выполнение функции в системе, заведомо проигрышной. Дредд — не человек, а воплощение системы, и его конфликт с мясной наркомафией — это столкновение двух видов порядка: имперского и анархо-капиталистического. Книга столь же беспристрастно показывает, как разные общности в мире после конца вырабатывают свои, зачастую чудовищные, но внутренне логичные системы выживания.«Судья Дредд» — это антиутопия как механизм. Безликий мегаполис, вертикальное общество (богатые — на верхних этажах, бедные — внизу) и закон, сведенный к абсолютно брутальной букве. Фильм Алекс Гарленда — это идеальное исследование мира, который не «пал», а просто продолжил существовать в условиях перманентного кризиса, что напрямую перекликается с состоянием многих локаций в «Истории Лоскутного Мира...». Здесь нет места героизму в классическом понимании; есть только профессиональное выполнение функции в системе, заведомо проигрышной. Дредд — не человек, а воплощение системы, и его конфликт с мясной наркомафией — это столкновение двух видов порядка: имперского и анархо-капиталистического. Книга столь же беспристрастно показывает, как разные общности в мире после конца вырабатывают свои, зачастую чудовищные, но внутренне логичные системы выживания.