Четырнадцать трупов апокалипсиса

В первых кадрах этого фильма, еше до титров, мы увидим сильнодействующий аттракцион – нам покажут вполне натуральное изнасилование с вполне натуральным убийством. Затем перед нами откроется весьма чудовищная реальность, переполненная всевозможными безобразиями. В подобный мир окунет нас Дмитрий Светозаров, режиссер ленты «Четырнадцать цветов радуги». Собственно, «цвет» здесь будет один – грязно-бурый, зато трупов окажется ровно четырнадцать.
На «Кинотавре», где состоялась премьера картины, ее не приняли – обвинили в «чернухе», а это уже ярлык, приговор, диагноз. «Чернуха» запрещена – на нее наложено табу. Кто поставит фильм в подобном «жанре», должен быть готов к провалу.
Однако гремит, не утихает слава германовского «Хрусталева» – кажется, никто ничего лучше в 90-е и не ставил, отрицательно отзываться о нем как бы и не принято, и неудобно, и нехорошо. Хотя уж, казалось бы, что может быть «чернушнее» – беспросветность в фильме достигает своего апогея.
В чем тут дело? Разберемся.
Век «чернухи» оказался донельзя короток – около года. Как пришла она к нам с «Маленькой Верой» в начале 1988-го, так уже к концу его успела всем надоесть, В 1990-м в ранг «чернухи» записывалось вообще все, что могло раздражать: появится труп на экране – «чернуха», изнасилуют кого – «чернуха», разругаются просто – и то «чернуха». Общество пребывало в столь же истеричном анабиозе, и кинематограф, как ему и положено, подобное состояние отображал, проецируя на экране «коллективное бессознательное». Потому «чернушные» фильмы вызывали невероятно бурную реакцию, их ненавидели, но сладострастно. Когда же появлялись нормальные, бытовые, спокойные фильмы, на них никто не обращал внимания – простые человеческие отношения, как и сама мифология повседневности, не волновали. Все бежали смотреть на раздавленные трупы, удовлетворенно на них глазели, получали свою порцию отвращения, а потом расходились, причитая: «Какая гадость!». В самом деле, не очень приятно смотреть на тот хаос, что творится у тебя в душе, для этого надо цинично и отстраненно относиться к себе и к миру, а подобное не каждому подвластно. Вот и носился кинемато-граф, «облитый горечью и злостью», по замкнутому кругу ненависти, не в состоянии найти выход.
Но пришла иная реальность, коммерческая, и выход был найден. Им оказался Жанр: триллер, боевик, ужастик. Там можно было убивать, мучить (неважно кого, всех вместе – и персонажей, и зрителей) совершенно безнаказанно. И уже никто не мог пригвоздить сии произведения к позорному столбу «чернухи» – всем было ясно: на наших глазах происходит развитие коммерческого кинематографа.
Прошли годы, и коммерческий кинематограф развился – из хаотично-«чернушного» он стал цивильным, как «новый русский», обретя все атрибуты «буржуазного образа жизни», начал профессионально и со знанием дела «мочить», иронично относясь ко всему происходящему, как опытный, высокооплачиваемый киллер. Жизнь вошла в правильное русло.
И «чернуха» тоже стала жанром, стилем, способом взаимодействия с реальностью. Более того, знаком авторского кинематографа, ибо он, авангардный по своей природе, всегда базируется на том, что заведомо немодно. Например, не в моде черно-белая пленка. Значит, черно-белый фильм является авторским по определению. А клиповый стиль, наоборот, в моде – посему отдадим его на откуп произведениям массового порядка, авторским же лентам желательно быть медленными и скучными, насыщенными долгими, протяженными планами. Вот и «чернуха» из моды вышла. Прекрасно! Значит, есть шанс для личностного художественного высказывания.
А уж коль скоро замахнулись на авторский кинематограф, значит, нужно создавать притчу, зацикливать свое режиссерское видение в некий самодостаточный космос.
Вот и Светозаров настаивает на притче. Его герои, трое несчастных, озлобленных, «опущенных» жизнью людей – бандит, интеллигент и наркоманка – устремляются на поиски клада на заброшенный остров. Из питерского ада они попадают в ад «пантеистический» – остров, как и город, переполнен различными мерзавцами, которые всех их и убивают. Чудом выживает лишь бандит, который – внимание, катарсис! – после ранения теряет дар речи и становится кем-то вроде монаха-отшельника. Теперь он там, на отшибе, живет и молится за всех нас.
Какой-то надуманный этот финал. Притча не получается, ибо нет трагедии – качества, могущего быть весьма органичным для «чернухи», но в то же время с ней тотально не совпадающим. Мрак и ужас невероятно притягательны и самоигральны, они перетягивают на себя пространство сюжета, и на движение человеческой судьбы сил уже не остается. Герои не вызывают сочувствия – из ада они вышли, в ад окунулись, в аду им и место. Фильм при всем его внешнем профессионализме, блистательной пластике, да и просто мощной выразительности, зависает на мертвой точке. Уже на появлении десятого трупа хочется не плакать, а смеяться – срабатывает инстинкт самозащиты. А уж когда в кадре возникают все новые и новые покойники, появляется желание истерически заржать. Блеск режиссерской манеры начинает отдавать этаким «стебом» в стиле некрореалистов. Возникает вопрос: а нужен ли сюжет, если ты создаешь некие «глюки» на тему русской жестокости? Может быть, нужно все окончательно развоплотить, как это сделал Герман?
Беда, однако, в том, что и Герману сюжет мешает – он раздражает своей патологической невнятностью. Характерно, что никто из критиков на него и не обратил внимания – все возблагодарили режиссера за то, что он создал грандиозную антиутопию, коллективный «сон разума». Увы, интеллигенция с трудом принимает окружающую реальность, и сегодняшний буржуазный кинематограф, продолжая мыслить несколько схоластическими категориями: дайте чуда, сделайте нечто этакое удивительное, в котором отразились бы и наше смятение перед действительностью, и раздражение, и тревога, и боль, и страх перед будущим. Хотите неведомого Рая – получите Анти-рай, то есть Ад, рай наизнанку, а в сущности, одно и то же, ибо в основе и там, и там отображение не жизни, но Мифа. Вот Герман
и создал свой Миф – грандиозный «чернушный» фантом, апокалиптическую кучу-малу, в которой все противоречит правилам современного продюсерского кинематографа. И естественно, выиграл.
А Светозаров в основе своей – куда более «правильный» режиссер. В продюсерски-коммерческом мире он отнюдь не чужак и зрителя чувствует прекрасно – коль надо, вполне простецкий сериал «Агент национальной безопасности» создаст, и в «Улицах разбитых фонарей» поучаствует. Быть бы ему русским Клузо или даже Лангом (сколь, например, удачен психологический триллер «Арифметика убийства»), но нет – тянет в Большие Художники, Творцы, Эстеты. Вот и сидит всю жизнь на двух стульях – начиная с «Прорыва» (фильма-катастрофы, настоянного на апокалиптических мотивах), продолжая «Псами» и заканчивая «Гаджо». Блистательные по изображению и мастерству, увы, эти фильмы рухнули во все ту же, так и не вышедшую из перестроечнных одежек, «чернуху». Но, надеюсь, она-таки станет авторским стилем, избавится от внутренней монотонности, однообразия. И кажется, откроет этой новой, обновленной «чернухе» путь на экран именно Светозаров. Во всяком случае, он уже на подходе.