Диктатура трамвайного закона

Ситуация вокруг НТВ вызывает резкие споры. Яростное желание одних броситься на баррикады, вступиться за оппозиционную телекомпанию, защитить свободу слова наталкивается на раздражение и скепсис у других – у тех, кто считает, что свободы слова на телевидении не было и нет и что в данном случае речь идет просто о схватке олигархов. Может быть, на самом деле все это означает конец романтического периода нашей юной демократии. Что придет ей на смену? Реалистичная мудрость или сладкий ядовитый обман?
Один из откликов на эту ситуацию – письмо в редакцию «СКН» главного редактора журнала «Киноведческие записки» Александра Трошина.
Всю минувшую неделю я провел с включенным телевизором. На экране набирала обороты пьеса, которую сочинила жизнь и в которой каждый из нас выбрал себе роль, даже если уговорил себя, что в этой пьесе не играет. Имею в виду, понятно, историю с НТВ. Полную загадок, детективных поворотов, незапланированного мелодраматизма и разящей наповал публицистики. Пройдет время, и эту «пьесу» беспристрастно откомментируют. Подберут ключи ко всем тайнам, которые сопровождают немало запутанную историю, оценят каждого ее участника, включая закулисье, да и нас с вами, вроде бы лишь молчаливых наблюдателей. Конечно, оценки – вещь, как мы знаем, подвижная, морально-ценностная конъюнктура эпохи накладывает на них свою печать. Правда, лишь в той части, которая не касается базовых человеческих правил: не солги, не своруй, не предай, не убий… А в этой истории есть и то, и другое, и третье. Под третьим имею в виду не только уход из команды энтэвэшников в трудный для нее час двух «высокопоставленных», как их аттестовали, сотрудников телеканала. Хотите верьте, хотите нет, но эти уходы меня не удивили. Сам не знаю, почему. Видимо, какие-то стилистические сигналы на этот счет с экрана уже были, и давно, в разных передачах. Кто-то сказал о Парфенове в ночной «Антропологии»: он, мол, такой – ему нужно много пространства. Ну так это другое дело! Тогда и его нервический, с неотфокуссированным взглядом уход «в никуда» – не более чем взрыв амбиций, наспех обеспечивший себя «идеологией».
Нет-нет, я никому не судья. Ни первым, бросившим команду, ни тем, кто спустя день-другой последовали за ними. Что ни говорите, человек – существо слабое. Предел сопротивляемости у каждого свой, у кого-то больше, у кого-то меньше, и это не вина наша, а беда. Вина же на тех (и никакое судейское крючкотворство не в силах ее снять), кто это несовершенство человеческой природы по своему усмотрению использует.
Мне не дает покоя вычитанное лет десять назад в одной из лекций Мераба Мамардашвили. Он в ней ссылался, в свою очередь, на Варлама Шаламова, который, пройдя гулаговский ад, считал, что «русская гуманистическая литература обманывала нас насчет человека, фактически она не предупредила нас об этом». «Но, очевидно, предупредить, – добавляет Мамардашвили, – очень трудно». Так мы устроены: нас предупреждают, но мы не слышим…
В истории с НТВ, повторяю, много непонятного. И в правовых, и в политических ее аспектах. До конца не договаривают ни та, ни другая стороны. А опытные журналисты-аналитики, взявшие на себя в прямом эфире роли третейских судей, дипломатично пропускают мимо ушей существенные оговорки, вроде той, что обронил Альфред Кох в воскресном выпуске передачи «Времена» на ОРТ: насчет Кремля, который с подозрительной настойчивостью говорил, дескать, Газпрому об НТВ: «Дайте, дайте, дайте им деньги!» Но при всех досадных пропусках передача Владимира Познера была чуть ли не единственной попыткой телеканалов-соперников объективно разобраться в ситуации вокруг НТВ. Другие же коллеги по цеху (речь, разумеется, о тех передачах, что я в эти дни смотрел, а смотрел я, уложенный гриппом в постель, много) слетелись, как воронье, крича, по сути дела, до боли знакомое: «Так вам и надо! Не высовывайтесь!» Диктатура трамвайного закона.
Понимаю: господ-тележурналистов и руководителей конкурирующих телеканалов задевает то, что об НТВ в эти дни говорят (и энтэвэшники сами о себе неустанно говорили): «лучшее и единственное». Лучшее? Не знаю. Мне нравятся некоторые передачи и на других каналах. И все-таки чаще смотрю НТВ, во всяком случае все новостные и аналитические передачи, хотя никакого договора на это, как вы понимаете, ни с кем не подписывал, – так сложилось. Часто мысленно ругаюсь с тем же Киселевым, переживаю его тактические срывы (их в самом деле немало). А с Александром Любимовым (к примеру: просто он участвовал в той же познеровской передаче) – не ругаюсь. Потому что не смотрю: уж слишком давят рамки, в которые некогда отважный взглядовец с некоторых пор сам себя поместил. Впрочем, кому-то и этого достаточно – что ж, дай им Бог. Мы – зрители разные. Лично я (беру себя в данном случае как явление типологическое) выбираю не «лучшее», а «другое» – пока оно еще есть. Коллегам с других телеканалов солидарно бы это наличие «другого» ценить и защищать. Ну, не защищать (если мешает ревность), так, по крайней мере, промолчать (бывают обстоятельства, когда и молчание, то бишь неучастие – знак благородства). А если уж оппонировать, то взвешенно, достойно, не сбиваясь на ревность, на зависть, на публичную месть… Но нет! Сбивались, не сумели ни унять, ни скрыть и ревность, и зависть. Нынешние эмоциональные захлесты энтэвэшников можно хотя бы объяснить и по-человечески понять: их загнали в угол. Но журналистов с других «кнопок» и руководителей телеканалов, хочется надеяться, никто никуда не загонял и преподать, будучи спокойными и трезвыми, урок, если на то пошло, «педагогического превосходства» никто не мешает. Так нет же, все (ну, не все, не все, однако многие) выбрали, как по команде, другое поведение.
Говорить в такой ситуации о корпоративной солидарности и уж тем более о стыде – значит прослыть старомодным. Именно это в истории с НТВ меня огорчает больше всего. Как в том печальном афоризме (не помню, кто его автор): «Если раньше говорили: не спрашивай, по ком звонит колокол, то теперь говорят: это твои проблемы, старик». Такая вот, до очевидности, произошла с нами перемена.
А может, никакой перемены вовсе и не произошло? Быть может, это вообще в человеческой природе, и просто русская литература ХIX века, которую не жалует Альфред Рейнгольдович (см. его интервью, перепечатанное в экстренном выпуске «Общей газеты»), да и обеспокоенная литература XX века (все Булгаковы, Трифоновы, Гроссманы, Шукшины) не предупредили нас об этом?.. Готовых ответов у меня нет – одни вопросы.