Липкий кошмар протрезвевшего Гаспара Ноэ: рецензия на фильм «Вихрь»

Фильм предваряется хлесткой фразой: «Посвящается всем тем, чьи мозги разложились быстрее, чем их сердца». Кажется, что речь пойдет о романтиках, но на самом деле – о людях, больных деменцией. «Вихрь» рассказывает о пожилой супружеской паре, которая доживает свои дни в парижской квартире. Он (мастер жанра джалло, итальянский режиссер Дарио Ардженто) и Она (Франсуаза Лебрун, снявшаяся в культовой «Мамочке и шлюхе» Жана Эсташа) пытаются сохранить видимость нормальной жизни, но возраст дает о себе знать. Она страдает от деменции, и с каждым днем ее состояние ухудшается, а он пишет книгу про связь кино и сновидений, пытается вернуть охладевшую к нему любовницу, страдает от больного сердца и от постепенно сходящей с ума жены. Фильм частично основан на собственном опыте режиссера: его отец живет в Аргентине и, несмотря на почтенный возраст, находится в здравом уме и памяти, а вот мать страдала от деменции и умерла.

Дарио Ардженто в роли отца на кадре из фильма «Вихрь»

После кровоизлияния в мозг режиссер осознал, что жизнь не вечна и что он когда-нибудь будет стерт с лица земли, поэтому в нем произошел некий внутренний переворот, получивший выражение в виде «Вихря». Сначала фильм очень сильно обманывает зрителя. Кажется, что Ноэ, как многие режиссеры, столкнувшиеся со смертью или достигшие возраста, когда о ней поневоле задумываешься все чаще и чаще, смягчился. Любитель экзистенциальных триллеров Пол Шредер на пресс-конференции в Венеции признался, что вместо того, чтобы послать мир на три буквы, хочет признаться ему в любви; мастер кровавых боевиков с инцестами, местью и прочими ужасами Пак Чхан Ук снял нежнейший фильм о невозможном романе; и вот, кажется, настал черед Ноэ повзрослеть и успокоиться.

В «Вихре» действительно нет истерической кислотной картинки («Вечный свет»), долбящей по мозгам музыки («Экстаз»), члена, буквально пытающегося пенетрировать глаза зрителей с большого экрана («Любовь»), обезумевших от отчаяния героев и вызывающей головокружение камеры («Необратимость»). Новый фильм режиссера удивительно нормальный, но расслабляться не стоит. Вместо эпатажного трипа Ноэ бьет нас по голове серой, поглощающей все человеческое естество реальностью. Яркую наркотическую фантазию сменяет отупляющая действительность, и от нее немного подташнивает. Наконец-то мы узнаем, как прекрасен мир без наркотиков.

Франсуаза Лебрун в роли матери на кадре из фильма «Вихрь»

Ноэ снимает cinema verite на тему увядания и последующего разложения. Супруги остаются в одном кадре только в нескольких сценах в начале, затем их пути расходятся. Режиссер использует один из любимых приемов – полиэкран, только не в паре сцен, а на протяжении всего фильма, как бы подчеркивая процесс удаления героев друг от друга. Герой Ардженто, который, несмотря на дебют, органично вписался в роль, пишет книгу, а больше разглагольствует о ней со своими друзьями и периодически вспоминает о жене, которая все больше теряет связь с реальностью. Лебрун мастерски изображает полную потерянность в пространстве. Ее героиня ходит кругами по темной, узкой, захламленной квартире, все больше напоминающей лабиринты ее памяти. Комнаты скромного жилища переполнены свидетельствами эпохи: плакатами, картинами, книгами, журналами, фотографиями, символизирующими воспоминания, для которых больше нет места.

Полиэкран используется здесь гениально. Неторопливое повторяющиеся действие вводит зрителя в подобие транса и позволяет спокойно переключаться с одного экрана на другой без страха не заметить что-то важное. Режиссер запечатлевает само течение жизни, и, если морально не подготовиться к этой своеобразной медитации, «Вихрь» может довольно быстро вывести из себя. Все-таки на этот раз в фокусе не задорные танцоры, напившиеся психотропного пунша, а два пожилых человека. Полиэкран позволяет показать, насколько они вместе, но на самом деле порознь, и тем ценнее моменты, когда их орбиты пересекаются и порождают настоящее человеческое тепло. Ноэ вдруг позволяет себе побыть немного сентиментальным, хотя все-таки не стоит забывать, с кем мы имеем дело.

Алекс Лутц в роли Стефана на кадре из фильма «Вихрь»

Бренность жизни физически ощутима, от обыденности невозможно сбежать. Практически все действие фильма проходит в квартире, только усиливая сдавливающее ощущение клаустрофобии. В какой-то момент в гости приходит сын (Алекс Лутц), безуспешно уговаривающий родителей переехать в дом престарелых для их собственной безопасности. Можно подумать, что в этой нестабильной обстановке он становится настоящим взрослым, способным решить все проблемы. Но герой Лутца похож на Мерфи из «Любви» несколько лет спустя – осунувшийся, с ребенком на руках и не говорящий «нет» запрещенным веществам. Постепенно в вихре таблеток, бумажек и прочего когда-то важного хлама, смытого в унитаз, исчезает и какая-либо надежда.

Как говорит герой Ардженто, «фильмы – это сны во снах», и «Вихрь» похож на вялотекущий липкий кошмар, еще долго не оставляющий тебя после пробуждения. Подобно «Смерти господина Лазареску» картина ведет нас под руку через все круги ада, заставляя пережить этот опыт до самого конца. Это истощает гораздо сильнее, чем открытая провокация. Вместо того чтобы эпатировать и поражать, фильм высасывает жизненные соки постепенно и оставляет зрителя опустошенным. Режиссер предельно честен со своей аудиторией и требует от нас того же.