Рецензия на фильм «Часы без стрелок»

Ведь ни на миг не забывается огромный режиссерский опыт Владимира Наумова, в то время как если бы это был кинодебют свежего вгиковского выпускника, кто-то да удосужился бы отнести его к бесконечным студенческим претенциозным символическим экзерсисам и с водой выплеснул бы младенца.

Символизм, конечно, присутствует, а он всегда – на любителя. Не все любят потрепаться под рюмку водки с чужим соседом из поезда. Тем не менее, в фильме нищие у костра торгуют картиной Брейгеля, которую опознает подсевший к ним Смоктуновский, больше не появляющийся. Как бы гений опознал гения, чтобы уйти навсегда из последней своей роли. Дальше просто стоит старик и держит часы без стрелок. Как бы в старости время не тикает, а спрятано внутри часов. Танцуют причудливые бомжи, среди которых Борис Щербаков, Анатолий Ромашин, Людмила Савельева и позднее присоединяющийся Александр Панкратов-Черный. Масса ассоциаций, связанных с каждым из этих известных лиц, вкупе дает намек на славные долголетние хороводы советского кино, которое как бы выброшено на свалку. Частью – цитаты, частью – досъемки, все эти символы именно набраны из разных мест, не имея общего знаменателя.

Столь же случайно, Наумов этого не скрывает, вплетаются в его картинную галерею отношения Натальи Белохвостиковой и Валентина Гафта. Она – богатая вдова в траурной вуалетке, он – что-то вроде Юрия Роста с его "конюшней". Он сообщает, что муж ее был убит, она хочет отомстить, но кому мстить - неизвестно. Пытается нанять киллера, Армена Джигарханяна, чтобы убить убийцу. Неизвестные власти пытаются убить киллера, он их опережает и убивает их собственного киллера. Потом все-таки убивают его. Потом заодно убивают и Гафта, который все раскопал. Но генеральным заказчиком все равно оказывается Наумов, наконец-то входящий в кадр и пьющий в нем коньяк.

Идея о неизвестности бульдогов, бьющихся под ковром, не нова так же, как известие, что в конечном итоге всех убил режиссер. В кинематографе этим лет сорок назад промышлял Годар. Ново в "Часах без стрелок" абсолютное, принципиальное безразличие ко всем на свете идеям, связям, людям и отношениям. Когда Белохвостикова на фоне старинных гобеленов и мраморных полов произносит: "Уйдите", - следует пауза. Когда Гафт отвечает, что всего лишь хочет сфотографировать ее на фоне окна, тоже следует пауза. Когда она кричит: "Здесь нет окна!!! Здесь нет окна!!!", - игра слов начинает главенствовать в кадре не меньше, чем смерть мужа Белохвостиковой.

Этот глобальный пафос Владимира Наумова подтвердится и проходным цитированием работ Леонардо да Винчи, и проездом паровоза через стену, и все-таки установлением связи между бомжами, часами и Белохвостиковой. Отношения так же "набраны", как аллегорические картины, как и чередование того и другого. Нет общего знаменателя между лихими проездами по реальной ночной Москве и статуарными аллегориями. Он тоже, в общем, не нужен. Когда это безразличие является глобальным пафосом, акцент просмотра переходит с содержания фильма на сам факт его появления.

Фильм - экранизация чьей-то памяти, необязательно лично наумовской, о которой и рассуждаешь в течение двух часов хронометража. Чья-то память весьма велика и не принадлежит младенцу. Наполнена знанием разных культурных, политических и человеческих феноменов, анекдотами и секретами. Человек с большой памятью парадоксальным образом не имеет никакого опыта. Не может связать ничего ни с чем, поскольку все его знание совершенно случайно. Все случайно в его долгом бытии, кроме, пожалуй, живописи. Когда-то он любил чужую живопись, впрочем, без особого приложения сил, придания смысла, выражения эмоций – любил перебирать открытки. Режиссерски"Часы без стрелок" имеют что-то общее с поэзией Льва Рубинштейна. Правда, Рубинштейн начинал с того, что осмыслил свою "открыточность", здесь же самоцитаты говорят о ее итоговом характере.

Поэтому для посторонних такая бесхозная память сводится к строчке другого поэта - Пушкина в "Сцене из Фауста". "Всех утопить". Дело в том, что на зрителя, как оказалось, действуют в содержании фильма только три эпизода. Как убивают Гафта – мелодраматически, с вдруг откуда-то появившейся дыркой на белой рубахе у дверцы машины в Охотном ряду. Как убивают Джигарханяна – драматически, обреченно, с единственной нервной реакцией Белохвостиковой. Как убивает сам Джигарханян незадолго перед тем – эротически-детективно, с хорошо продуманным анонимным сексом в автобусе. В чисто живописной памяти можно лишь топить всех, мочить всех, но только не в сортире, а с удовольствием для глаз.

В то же время фильм-констатация полного отсутствия опыта для человека с таким режиссерским опытом, как Владимир Наумов, значит и кое-что иное. Здесь и сейчас он решил спровоцировать ситуацию отсутствия "здесь и сейчас". Когда все – равно, каждый выберет, во что верит, но как раз тут Наумов и предоставил неограниченные возможности. Судя по фильму, нельзя не признать, что в реальной ночной Москве или в аллегорическом средневековоподобном хороводе, в молодости и старости, в богатстве и бедности можно начать жить сначала, с новым именем, с чистого листа. Жизненный опыт приложится, никуда не денется, только целее будет. С этим мнением можно спорить, пренебрегать им нельзя.