Что посмотреть
Морозко Рекламное объявление О рекламодателе ERID: 4CQwVszH9pWwJxdkFam Okko Okko
Обзоры

Кротовая нора

Перед выходом новой экранизации романа "Шпион, выйди вон!" EMPIRE просит исполнителя главной роли Гари Олдмана, режиссера Томаса Альфредсона и писателя Джона Ле Карре раскрыть тайну загадочного гения, вокруг которого вертится эта история, ¬¬- "идеального шпиона" Джорджа Смайли...
Добавить в закладки

Кадр из фильма "Шпион, выйди вон!"

Заслуженный автор шпионских романов Джон Ле Карре, никого не удививший своим признанием в том, что в прошлой жизни был не понаслышке знаком с муниципальными коридорами настоящей Службы разведки (MI5 и MI6), описывает Джорджа Смайли с характерной смесью остроумия и напыщенности: «Приземистый и толстый, в лучшем случае средних лет, он выглядел как один из тех лондонских нищих духом, которым не светит никакое царствие».

Те, кто постарше, могут постараться вспомнить неизменно мрачную атмосферу конца 1970-х годов – и шпиона, неуловимо смахивающего на Оби-Вана Кеноби, но только не джедая, а скорее шаркающего старичка с очками в толстой оправе и взглядом, способным пронизывать сталь. Для зрителей, прикованных к телевизорам экранизацией «Шпиона…» от BBC, Алек Гиннесс был единственно возможным Джорджем Смайли.

Томас Альфредсон, привнесший характерную для Ле Карре меланхолию в атмосферу своего вампирского триллера «Впусти меня» и отважно взявшийся за новую постановку «Шпиона…», отмечает, что его Смайли (в обличье Гари Олдмана) поднимает голос всего единожды за весь фильм. «Но эффект от этого невероятный, – смакует момент режиссер, – словно от урагана». Смайли из тех людей, кто говорит очень мало; вся параноидальная шпионская философия построена на том, чего ты не говоришь или не делаешь. «Молчаливое общение – эта тема мне очень близка», – с пониманием говорит Альфредсон.

Кадр из фильма "Шпион, выйди вон!"

Когда прорабатывался образ Смайли в исполнении Олдмана, нужно было, конечно, развеять нависшую над ролью тень Гиннесса, но очки все же было решено оставить. Подбор нужной пары выглядел чуть ли не как выбор светового меча. Перед актером ставили лоток за лотком с реквизитными очками. «Я перепробовал сотни пар, – смеется Олдман. – Не знаю, как выбираются такие вещи. Ты просто чувствуешь: это не подходит – а потом надеваешь следующую пару, смотришь на себя в зеркало и видишь, что в ответ на тебя глядит Смайли, и тогда понимаешь: »Вот оно«».

Сравнения с агентом 007 тщетны. Это разные планеты. Если у Бонда – машины, девушки и костюмы от Savile Row, то у Смайли – большие очки и ум, словно хирургический скальпель. Человек, переживший предательство, должен раскрыть государственную измену невиданного масштаба.

В 1979 году, когда блестяще воплощенный Гиннессом персонаж Смайли заставлял отцов по всей стране требовать абсолютной тишины от своих беспокойных семейств, язвительный утренний диджей «Радио 2» Терри Воган умолял слушателей объяснить ему, что, черт возьми, происходит в этом семисерийном телефильме. Это превратилось в еженедельный гэг: ирландского ведущего каждый раз все больше озадачивал запутанный мир шпионов, населенный легионом хитрых персонажей, попивающих чай из чашек на блюдце, обсуждая при этом что-нибудь на своем непонятном шпионском жаргоне, с «фонарщиками», «головорезами», «приманками» и «почерком» (не имеющим никакого отношения к рукописному тексту). Вымышленный аналог MI6 (иностранная разведка) назывался «Цирком», а сам сюжет строился вокруг поиска советского крота, засевшего где-то в глубине Службы.

Кадр из фильма "Шпион, выйди вон!"

Несмотря на жизнерадостную озадаченность Вогана, «Шпион…» по сути своей – классическая детективная история; список подозреваемых (Кузнец, Скорняк, Солдат, Моряк – так их окрестили) сужался до четверки чинов верхнего эшелона (среди заговорщиков в фильме – Колин Ферт и Киран Хайндс).

«Зрители просто не были привычны к арифметике заговоров такого масштаба», – комментирует Ле Карре бурную реакцию на фильм. Он также приподнял завесу тайны над бесчинствами, творимыми настоящими предателями: Кимом Филби, Гаем Берджессом, Энтони Блантом и прочими. Аристократичными ублюдками, играющими в кошки-мышки с безопасностью нации и приводившими какие-то извращенные идеалистические бредни в качестве оправдания. Экранизация Джона Ирвина стала одним из высших достижений английского телевидения, а Смайли – незабываемым тайным агентом, которого вызывают из отставки, чтобы шпионить за шпионами.

Марк Стронг [II], который в адаптации Альфредсона играет многострадального Джима Придо, ставит Смайли в один ряд с эксцентричными, но крайне проницательными теледетективами в лучшем случае средних лет, которых мы так любим: Морсами и Таггертами, Шерлоками и Пуаро. «Разве что, – с неподдельным восхищением подытоживает он, – он детектив, у которого нет никакой фишки. Идеальный шпион».

Кадр из фильма "Шпион, выйди вон!"

Они уже были готовы сдаться. Полтора года они вели поиски – совершенно безуспешно. Одна за другой рассматривались и отметались кандидатуры замечательных актеров. Они неплохо справлялись, по словам Альфредсона, но были слишком низкими, слишком высокими или «слишком изящными». У них не было этой самой «смайливости». Проект, кажется, ждал крах. Может, сыграть лучше, чем это сделал маэстро Гиннесс, просто невозможно. Даже Ле Карре признавал, что после телефильма он видел в роли созданного им раздражительного, опасного шпиона только этого британского актера.

Об Олдмане вспомнил, кажется, продюсер Тим Бивэн; никто точно не помнит, но именно в тот момент все изменилось. «Даже не знаю, как объяснить, – говорит Альфредсон. – Просто внезапно он стал единственной возможной кандидатурой». Он делает паузу, прокручивая в голове лучшие моменты игры Олдмана. «Мы оказались правы. Он – это и есть Смайли, как мне кажется».

Альфредсону понравилось, что Олдман моложе книжного Смайли, немного сексуальнее и немного круче его. Но он предлагал актеру, который любит забираться под самую кожу своим персонажам, довольно противоречивую роль – человека абсолютно недвижимого. «Наверное, довольно странно было жить в этом мире профессиональной анонимности, – размышляет Олдман. – Я представляю его как человека, утратившего иллюзии». При личном общении актер гораздо больше похож на Смайли, чем может показаться. 53-летний Олдман спокоен, элегантен в своих мыслях и словах; после десяти лет – по его собственному выражению – съемок в фэнтези, Смайли стал настоящим подарком. «Здорово снова быть в строю и играть главную роль».

Кадр из фильма "Шпион, выйди вон!"

Внутренний двигатель Смайли работает на двух главных силах, живущих на окраинах сюжета. «Энн Смайли и Карла – вот два человека, которые по-настоящему могут до него достучаться, два его слабых места», – говорит Альфредсон. Энн – его жена: прекрасная, аристократичная и регулярно изменяющая своему мужу, который совершенно ей не подходит. Его «ахиллесова пята», если верить Олдману. «Смайли – это человек, которому наставляют рога и жена, и нация». Карла – его заклятый враг, «его романтический образ ненависти», по словам Ле Карре. Кротом из Москвы руководит именно Карла – со Смайли она на равных и по разные стороны баррикад. «Его любовь – нечто вроде личностного изъяна, – размышляет Олдман. – Безответная влюбленность и некое подобие восхищения Карлой, которое он сам того не желая испытывает». Много лет назад Смайли поймал свою цель – и упустил ее.

Альфредсон, может быть, и заявил, что они не будут оглядываться или делать отсылки к великолепному телефильму, но шаркающая тень Гиннесса наступает им на пятки. «Как можно сравнивать этих двоих? – резонно замечает режиссер. – Они для очень разных зрительских вкусов… Алек Гиннесс кажется более холодным. В глазах Гари можно увидеть бурные эмоции, сдерживаемые внутри». Режиссер чувствует, что Олдман ближе к книге. Ближе к Ле Карре.

«Они два великих актера, которые играют одну и ту же роль, но с разными целями, – выкручивается бывалый дипломат Ле Карре. – С Алеком я отождествлял себя на одном уровне, а с Гари – абсолютно на другом. Глядя на Олдмана, прямо чувствуешь, как он выходит из своей зоны комфорта. Острее разделяешь его боль».

Кадр из фильма "Шпион, выйди вон!"

«Я, пожалуй, могу быть более жестоким, – размышляет Олдман, которого, похоже, совсем не пугают неминуемые сравнения с Гиннессом. Та же роль, тот же текст, оба идут к одной и той же цели; сходство неизбежно. Но неизбежны и различия. – Наверное, даже, более меланхоличным. Внутри, пожалуй, более эмоционален, чем Гиннес. Ну и вообще, мы просто совершенно разной породы звери, понимаете?»

Может быть, на экране Гиннесс и затмевал своих коллег по фильму, но были и другие Смайли. Похожий на бизнесмена Руперт Дэйвис в «Шпионе, пришедшем с холода» (1965), невротичный и раздражительный – на грани срыва – Смайли Джеймса Мейсона (переименованный в Чарльза Доббса для соблюдения авторских прав) в «Деле самоубийцы» (1966), мрачной версии «Звонка покойнику» в постановке Сидни Люмета. Когда Гиннесс отказался возвращаться в третий раз (после сиквела «Шпиона…» под названием «Люди Смайли» 1982 года), эстафету принял Денхолм Эллиотт с его неуклюжестью и голодными глазами – в «Убийстве по-джентльменски» (1991), прямолинейном детективе по сценарию Ле Карре. Стронг полагает, что в Смайли есть эта черта детектива – он этакий мисс Марпл в брюках, смертоносный убийца, таящийся за ширмой шерстяного свитера и внешностью ссохшегося ретрограда.

Однако сам по себе Смайли не кинематографичен. Он главный персонаж, но при этом палец о палец не ударит – всю активную шпионскую работу он перекладывает на своего «Ватсона», Питера Гиллема (Бенедикт Камбербэтч), – предпочитая сидеть и размышлять. «Мозг работает гораздо быстрее тела», – отмечает Олдман. Обычно динамичному актеру пришлось ограничить свою подвижность, состарить голос, свести практически всю игру к пытливому, ищущему взгляду. У Стронга была одна камерная сцена с Олдманом в фургоне-прицепе Придо. «Я навсегда запомню, как сидел в этом тесном трейлере с парнем, которым я восхищался всю свою жизнь, идолом, если хотите, и попросту забыл о его присутствии. У него была эта невероятная способность сливаться с мебелью». Интуиция подсказывала Альфредсону: Олдман обладал необходимым для шпиона качеством, умением кардинально изменять личность, скрываясь от всевидящего глаза камеры.

Кадр из фильма "Шпион, выйди вон!"

«Чем этот персонаж привлекателен, – вдохновленно говорит Олдман, – это человек, который преподносит себя одним, но внутри он глубоко несчастен…»

Ле Карре не может вспомнить, его ли авторству принадлежит термит «крот». Ему звонили из редакции Оксфордского словаря английского языка с вопросом, не он ли его придумал; может быть, он, а может быть, кто-то из КГБ. Эти ребята были на редкость изобретательны, когда дело касалось тайного языка. От его произведений исходила такая аура правдоподобности – словно старомодный запах джентльменских клубов, смешанный с пикантными оттенками страха, – что читатели принимали их за чистую монету. Вот она, истинная сущность Холодной войны, вынесенная на всеобщее обозрение. Нечто врожденно-мрачное: группа выпускников Оксфорда/Кембриджа воплощает свои фантазии на шахматной доске Европы.

Однако Ле Карре с готовностью признает, что многое из созданного им на самом деле полная чушь. «Мои коллеги заявляли, что это не имело никакого отношения к настоящей жизни, – и это был для меня лучший комплимент. Все это было фальшивкой. Писательское искусство ведь не в том, чтобы писать правду; оно в том, чтобы писать правдоподобно, убедительно». Он изобрел шпионский жаргон. Вытянул организацию Цирк из своего богатого воображения. Но за выдумкой важно не упустить правду, которая неотъемлемо присутствует в его сюжетах. «Ментальность» его книг была рождена из реального опыта. «Если ты видел изнанку шпионского мира, ты никогда ее не забудешь, – говорит он. – Манипулятивность становится твоим инстинктом».

Кадр из фильма "Шпион, выйди вон!"

Альфердсон сразу ухватил суть: шпионаж у Ле Карре – метафорическое изображение расстройства личности. Идеальный шпион – это, по определению, неудавшийся человек. «Вещи вроде Холодной войны, Запада или Востока – это просто предлоги, – объясняет он. – Это личный фильм». «Шпион…», на самом деле, о проблемах Смайли. А Смайли в какой-то степени и есть Ле Карре.

Родившийся в 1931 году под именем Дэвид Корнуэлл, Ле Карре был ребенком ушедшей из дома матери и отца-преступника. Его выбор «секретного пути» был частично отплатой за ужасное, иррациональное, невообразимое бремя детства с отцом-одиночкой. Часто менявший школу (безликие и безразличные учреждения – один из главных лейтмотивов его творчества), он был неприкаянной душой и «жаждал обрести то достоинство, которое можно было найти в мире шпионажа». Он был завербован уже в студенчестве – одним из его заданий стало проникновение в левацкую группировку в Оксфорде. В романе «Звонок покойнику» (1961), ставшем первым для него и для Смайли, он взвалил на плечи своего альтер-эго ответственность за допрос оксфордского выпускника, который затем кончает жизнь самоубийством.

Во время холодной войны Ле Карре перешел из MI5 (внутренняя разведка) в MI6. «Я часто бывал в Бонне, – вспоминает он. Там же он находился, когда был разрушен занавес. – Помню, как отправил телеграмму: »Веселье начинается«».
Все еще под глубоким прикрытием (не раскрытый дружественной стране), он нашел выход для своей нарастающей нервозности от ведения двойной жизни в написании романов под псевдонимом Джон Ле Карре, в которых давал возможность изнутри посмотреть на шпионский мир. Осенью 1963 вышла поворотная книга «Шпион, пришедший с холода», в которой Смайли играл второстепенную роль манипулятора. Книга стала сенсацией, и Служба разведки закономерно решила, что его прикрытие нарушено, и будет лучше, если он уйдет из MI6. Шпион стал писателем, выдумщиком, предателем, принесшим свою исповедь. Даже в 1976 году он продолжал настаивать, что предположение, будто он действительно работал на разведку, возмутительно.

Кадр из фильма "Шпион, выйди вон!"

«Смайли – крайне личный образ, – признает Ле Карре. – Но не по тем причинам, о которых вы могли бы подумать. В его характере я частично создал отца, которого у меня никогда не было. Я позаимствовал некоторые черты у людей, которыми восхищался, и вложил их в этого мифического персонажа».

Одним из них был автор криминальных романов Джон Бингем (он же Лорд Клэнморрис). В MI5 они сидели за одним столом, и Бингем подарил Смайли свою приземистую внешность, тихий нрав и манеру «весьма дурно одеваться». Писатели были друзьями до тех пор, пока Бингем не посчитал личным оскорблением тот факт, что «Ле Карре извалял доброе имя Службы в грязи» своими более откровенными произведениями. «Как и Смайли, – подтверждает Ле Карре, – он был идеальным приходским священником Старой Веры». Еще одним был преподобный Вивиан Грин, учитель Ле Карре в Оксфорде, который обладал энциклопедическими знаниями и потрясающе большими очками.

«Я наградил Смайли своей неловкостью в общении, – добавляет автор, – отсутствием самоуважения и неуклюжестью в любви. И так как детство у меня было крайне тяжелое, я сделал дом самым опасным местом для него». Альфредсон и исполнитель главной роли заостряют внимание на его неприкаянности. Из убежища в Челси Смайли вызывают в Цирк – средоточие измен его жены.

Когда Ле Карре зашел на площадку, где снимался телевизионный фильм, Гиннесс поднял глаза и попросил остановить сцену. Он поинтересовался, не может ли писатель уйти. «Я посмотрел одну сцену, – смеется Ле Карре. – Он решил, что его это отвлекает». На суматошной площадке Альфредсона писатель стал более чем желанным гостем – будучи исполнительным продюсером, он хотел посмотреть, как его старые тексты ложатся на новую реальность. «Он с радостью принимал наш подход к его роману, – с восторгом говорит Стронг. – Было действительно тяжело представить, что он занимался такой грязной работой, как шпионаж». Но в этом и суть: шпион не должен выглядеть как шпион. Олдман внимательно следил за Ле Карре, доверившись ему и постепенно принимая его черты: «Голос Смайли я сделал похожим на Джона. Не в точности повторил, но добавил его нотки».

Кадр из фильма "Шпион, выйди вон!"

Как оказывается, Швеция не так уж сильно отличается от Англии. В те безрадостные 1970-е отец Альфредсона тоже требовал тишины, когда Смайли приближался к добыче. «Там он был таким же символом, как и здесь», – подтверждает режиссер. Шведской культуре легко принять этого персонажа; в ней тоже есть любовь к заговорам (Стиг Ларссон тому пример), плюс душок советского аскетизма с его грязным снегом и серыми силуэтами домов. Хотя Альфредсон вспоминает, как приехал в Лондон в то время и поразился мрачному городскому пейзажу: «Улицы были такими грязными». Где-то посередине лежит палитра его фильма: коричневые и серые тона, тени и голые лампочки. Комнаты в табачном дыму. И легкий оттенок лощеного скандинавского модерна.

Эта красноречивая задумчивость была и в «Впусти меня». Альфредсон умеет буквально дирижировать тишиной. Продюсеры поняли, что он – тот, кто им нужен, услышав от него один мрачный комментарий. Альфредсон рос нердом, терпевшим издевательства в школе, – прирожденный одиночка. «Эти шпионы, – заметил он, – типичные нерды».
Все считают, что взгляд иностранца на Смайли пошел фильму только на пользу. «Мы снимали не какой-то английский междусобойчик», – одобрительно говорит Олдман. Что до интернационалиста Ле Карре, тот считал, что раз бразилец (Фернанду Мейреллиш) смог обогатить «Преданного садовника», то и швед добавит что-то уникальное в «Шпиона…». «Он привнес очень характерный почерк», – говорит писатель.

Как и в случае с Ле Карре, и с Олдманом, Альфредсон отождествлял себя с персонажем Смайли. Все еще будучи естественным аутсайдером, он остро чувствовал родство с молчаливым шпионом. У них обоих, как он говорит, есть способность уходить в свое воображение. «Джордж Смайли живет в параноидальном мире, где ему приходится полагаться на свое воображение. Однако у него есть поразительная способность оставаться невозмутимым перед лицом обстоятельств. Вот почему он лучший шпион в мире – он никогда не позволяет себе отвлекаться. Я завидую такой способности. Еще он довольно страшный, он может быть жестоким». Ле Карре называет это «необходимым отказом от нравственности».

Кадр из фильма "Шпион, выйди вон!"

Может быть, взгляд шведа был необходим, чтобы уловить очень английскую трагедию, проглядывающую между строк этой истории. Дело Смайли уже проиграно: пришли американцы («кузены»), Империи больше нет. Эта игра – шпионаж – последнее, что осталось от «Старой Веры». «Он любит Англию, которой больше не существует», – говорит Олдман. Его идея так же иллюзорна, как и идеология крота. «Вы изобрели эту машину, службу разведки и научили всему американцев, – делится своими наблюдениями Альфредсон. – Но теперь вы больше не центр Вселенной». В центре лабиринта, выстроенного Ле Карре, лежит пустота – все эти измены и предательства в итоге ничего не дают.

Начинающий режиссер попросил великого писателя об одолжении: сняться в камео в сцене рождественской вечеринки в Цирке; это флешбэк, в котором пьяные секретные агенты поют советский гимн и пьют за Санту-Ленина. На съемочной площадке Ле Карре кланяется, срывая шквал аплодисментов. «Я решил, что я здесь нечто вроде престарелого гея-библиотекаря, которого из уважения пригласили по старой памяти, и которому теперь дали карт-бланш на потребление алкоголя!» – смеется Ле Карре. Другими словами, под идеальным прикрытием.

Текст: Иан Нейтан
Написать комментарий
А
О проекте Контакты Вакансии Реклама Перепечатка Лицензионное
соглашение
ВКонтакте OK.RU Яндекс Дзен Telegram
18+ Film.ru зарегистрирован Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Свидетельство Эл № ФС77-82172 от 10.11.2021. © 2024 Film.ru — всё о кино, рецензии, обзоры, новости, премьеры фильмов
Предложить материал
Если вы хотите предложить нам материал для публикации или сотрудничество, напишите нам письмо, и, если оно покажется нам важным, мы ответим вам течение одного-двух дней. Если ваш вопрос нельзя решить по почте, в редакцию можно позвонить.

Адрес для писем: partner@film.ru

Телефон редакции: 8 (495) 229-62-00
Film.ru Пожаловаться Что именно вам кажется недопустимым в этом комментарии?