"Лехаим" -- жемчужина русско-еврейского кино

В ненастный декабрьский день 1910г. у большой афишной тумбы на Тверской 36, рядом с домом Бахрушина, где помещалась контора кинофирмы братьев Пате, задерживались многие прохожие. Их заинтересовал красочный рекламный плакат, сообщавший, что на днях в московских кинотеатрах пойдет «небывалая еще на московских экранах сенсационная картина »Л'Хаим« (»За жизнь«), представляющая драматические сцены из еврейского быта и разыгранная выдающимися артистами в соответствующей обстановке».
-- Кому нужен еврейский быт? – недоумевал худощавый чиновник. – Можно поехать в какое-нибудь местечко Витебской губернии и увидеть все своими глазами. Но какое отношение все это имеет к искусству?
-- Но это же впервые в российском кино, – возразили ему, – надо смотреть.
Фильм «Лехаим» (в афишах он именовался «Л'Хаимъ») был поставлен сотрудниками московского отделения французской кинофирмы «Пате» А.Метром и К.Ганзеном. Предложение воссоздать на экране «несколько классических сцен из еврейской жизни» на сюжет известной еврейской песенки исходило от нескольких литераторов-евреев. Оно было с восторгом поддержано влиятельными хозяевами фирмы – братьями Пате, которые сразу же осознали, какие огромные финансовые возможности открывает прокат будущей ленты, адресованной прежде всего огромной аудитории в черте оседлости, где в начале 1911г. во многих порядочных местечках уже мигали по вечерам приветливые огоньки «Иллюзионов». Кроме того, создатели фильма понимали, что лента монет иметь успех и у евреев-эмигрантов из России в Соединенных Штатах Америки, где уже было сделано несколько фильмов на еврейские темы, и станет новинкой для широкой русской публики в Москве, Петербурге и центральных губерниях России.
Уже в процессе съемок этой картины стало очевидно, что ее выпуск на российские экраны будет серьезным вкладом творческой интеллигенции, как русской, так и еврейской, в борьбу с антисемитизмом. Для реакционной черносотенной печати понятия кино и евреи были совершенно несовместимы. Газета «Новое время» уже в первый день демонстрации картины «Лехаим» назвала братьев Пате и французского предпринимателя Гомона «жидами».
Создатели фильма проявили мужество, осуществив постановку первой киноленты о еврейской жизни в России, когда пропаганда антисемитизма приобрела особенно открытый и яростный характер. Печально известный «Союз русского народа» пытался в 1908г. открыть кинотеатры для демонстрации лент юдофобского содержания и погромов, снятых на пленку, но, к счастью, из этой затеи ничего не вышло. Черносотенно-монархические и некоторые религиозные идеологи возлагали на кинематограф миссию воспитания русского национал-патриотического духа. Попытки псевдопатриотов завоевать решающее влияние в кино и превратить его в государственную монополию приобретали довольно часто форму шовинистической истерии с резкими и грубыми нападками на обосновавшиеся в России западные кинофирмы и на деятельность в кино российских «инородцев». Говоря о якобы доминирующих в русском кинопроизводстве инородцах, реакционеры имели в виду прежде всего евреев-прокатчиков, предпринимателей, творческих работников и т.д. Черносотенная газетенка «Гроза» в начале 1911г. с возмущением писала о том, что «священники свободно появляются в грязных жидовских кинематографах, отравляющих наше юношество». Широкое распространение получили в те годы юдофобские издания, многие из которых переиздаются и сейчас, фальшивки с чудовищными измышлениями по адресу евреев как врагов рода человеческого; возвышенные герои библейских сюжетов изображались в них с откровенной издевкой. Все это выдавалось за «протест русского народа», как называлась одна из антисемитских книг 1907г. К счастью, большая часть русской творческой интеллигенции воспринимала антисемитизм как «больную сторону русской жизни».
«Кинобизнес привлекал евреев прежде всего потому, что это была новая сфера без устоявшихся традиций и предрассудков», – считает западный исследователь К.Браунлоу, имея в виду Россию и США в первые десятилетия XX века. Уже в 1897г. А.Гуцман основал в Новороссийске постоянный кинотеатр и вскоре сделал его передвижным, арендуя помещения в разных городах России. В 1903г. он открыл кинотеатры в Москве, Риге и Либаве, позже основал в Риге известную прокатную фирму «Стефан» с филиалами в других городах. Некий купец Финкельштейн добирается до Владивостока и Харбина и открывает там в 1906г. несколько киноиллюзионов. В то же время по инициативе владельца часового магазина А.Гехтмана появились киноиллюзионы на Сретенке и «Большой Парижский кинотеатр» на Арбате. Огромную роль в российском кинопрокате сыграли «Синематографическая контора Братья Борнштейн» (Одесса-Киев), Южно-русское прокатное бюро «Художество» А.Спектора в Екатеринославле с отделением в Одессе, «Первая прокатная прибалтийская контора С.Минтуса» в Риге, акционерное кинематографическое общество С.Френкеля, работавшее в Москве и многих городах России, акционерное общество «Синема» под руководством А.Сегеля, много сделавшего для организаций кинопрокатного дела в Донской области и на Кавказе, товарищество «Мизрах» в Одессе, сотни кинопредпринимателей – евреев из Варшавы, Петербурга, Казани, Чернигова, Витебска, Воронежа и т. д. Первыми редакторами популярных киножурналов «Сине-Фоно» и «Кине-журнал» стали С.Лурье и Н.Каган. В 1911г. состоялся первый съезд кинематографических деятелей России. Председателем этого общества был избран С.Лурье.
Одна из наиболее реакционных газет «Русское знамя» ужасалась по поводу того, что Москва будто бы стала излюбленным местом «красно-жидовских съездов» и заявляла о необходимости вырвать кинематограф из рук «крамольников», развращающих русский народ. А однажды небезызвестный антисемит Пуришкевич, выступая в Думе по поводу бюджета Министерства народного просвещения, обвинил кинематограф в развращающем влиянии на народ. Начиная свою речь, он вынул из портфеля небольшой ролик кинематографической пленки и пустил ее в депутатов как ленту серпантина на карнавале.
Как же встретили первые российские зрители в Москве и Петербурге картину «Лехаим»? С 1 по 15 января 1911г. этот фильм демонстрировался в солидных московских «электротеатрах» «Вулкан», «Мефистофель», «Модерн», «Современный», «Большой Московский», «Континенталь» и т.д. В кинопрограмму была включена хроника, короткометражные картины и небольшой фильм «Лехаим» длиной в 375 метров пленки. Прокатчики и кассиры довольно потирали руки: билеты на фильм брали охотно и заинтересованно. Пришли даже те, кто еще ни разу не был в «электротеатрах», предполагая, что новый фильм раскроет какие-то неведомые тайны еврейской жизни. К сожалению, были и такие зрители, которые не верили в успех «еврейской ленты» и появились в кинотеатре, чтобы при удобном случае сорвать сеанс или посмеяться над местечковыми нравами.
Особенно много разнородной публики собралось в респектабельном кинотеатре на Театральной площади в воскресенье 2 января 1911г. Дневной сеанс начался с хроники Пате, затем зрители увидели небольшую комедию, и вдруг на экране появилось захолустное еврейское местечко, ожили оригинальные типы евреев-ремесленников с длинными пейсами в черных картузах и бархатных ермолках; длиннобородые старики, которые истово молились, закутавшись в полосатый талес и раскачиваясь из стороны в сторону; молодые ученики из хедера, уткнувшиеся в талмуд; пожилые женщины, занятые оживленными разговорами на узких улочках… После небольшой паузы, вызванной удивлением, из зрительских рядов посыпались реплики, произнесенные вполголоса, но хорошо слышные в зале. Некоторые из говоривших картавили, имитируя еврейский местечковый акцент:
-- Господа, произошла ошибка, кажется, мы попали не в синема, а в синагогу…
-- Не в синагогу… синемагогу.
Тихо посмеивались сидевшие недалеко от входа офицеры с дамами, передразнивая жесты персонажей фильма и иронизируя над их одеждой, другая группа военных со своими спутницами, как рассказывал мне участник этого просмотра, принимала все вполне нормально, и происходившее на экране не вызывало у них никаких возражений.
Но вскоре в зале воцарилась тишина, зрителей захватило само драматическое действие, движение событий, борение человеческих страстей. И этот перелом объяснялся тем, что многие из присутствующих впервые вошли в мир любовной мелодрамы – подобных отечественных лент в российском прокате еще не было. Черты национального и религиозного быта отошли на второй план. В центре внимания публики оказался человек с его мыслями, желаниями, мечтами и страданиями. Зрители стали участниками сложной душевной драмы, которая могла произойти с человеком любой. По словам журналиста присутствовавшего на этом сеансе, после окончания фильма прямо в фойе и на улице разгорались споры зрителей, которых волновали вопросы «общежитейской семейной драмы», и они спрашивали: «Может ли жена бросить мужа ради любовника?», «Дает ли подобный шаг счастье женщине?» и т. д. Люди, шумно проявлявшие в зале свою нетерпимость к иным национальным типам и верованиям, чувствовали себя неловко и молча шли к выходу. У многих на глазах были слезы.
В чем же заключалась эмоциональная сила этой небольшой картины? Она правдиво показала многие самобытные черты и особенности еврейской жизни, национального быта, национального характера, наиболее хорошо сохранившиеся тогда в России и Польше. Именно поэтому первая российская лента о жизни евреев в черте оседлости превосходила американские картины о евреях, вышедшие на экран до 1911 года. В фильме соединялись картины будничной жизни с ее неприятными сторонами, мелочами и сцены, рисующие глубокую духовность евреев, живущих в рамках устоявшихся вековых традиций. Прогрессивная кинопресса того времени писала о том, что «за костюмами, отдающими ветхозаветной историей, за своеобразным действием Моисеева закона и принципов Талмуда» в картине представлена богатейшая человеческая жизнь, полная противоречий и глубоких душевных переживаний. Расскажем, наконец, читателю содержание киноленты «Лехаим».
За красавицей Рохеле ухаживает много молодых людей, но она влюблена в Шлему – красивого молодого рабочего из богатого дома. Рохеле и Шлема мечтают о браке. Но девушка боится говорить на эту тему со своим отцом – старым седобородым Реб-Мойше, которого чтит все местечко. Неожиданно Матес, давно влюбленный в дочь Реб-Мойше, просит своего отца женить его на Рохеле. Выйдя из синагоги, отец Матеса заводит серьезный разговор на эту тему с почтенным Мойше. Старики решают соединить судьбы своих детей и в ближайшее время сыграть приличную еврейскую свадьбу. Рохеле переживает это решение как крушение всех своих надежд, но все же успевает предупредить Шлему о случившемся. Молодой человек пытается уговорить любимую бежать с ним. Но Рохеле не решается идти против воли отца и подчиняется религиозным традициям. Театральная актриса М. Рейзен (Рохеле) достигает высокого актерского мастерства в этой сцене последнего свидания перед свадьбой, когда она, растерянная, ошеломленная, отказывается от бегства из отчего дома, глядя на Шлему со страстью и безнадежным отчаянием. Очень естественно и достоверно показана на экране веселая и красочная еврейская свадьба со всеми древними национальными обрядами. Рохеле становится женой, хозяйкой, матерью, а Шлема живет и работает в другом городе. Проходит больше года, и он приезжает к своей любимой и умоляет ее уехать с ним. Теперь Шлема встречает зрелую женщину, осознавшую, что ни замужество, ни богатство, ни рождение дочери не принесли ей счастья. И она принимает решение, которое не могла принять год назад. В опустевшей квартире Матес находит прощальную записку. Горе постепенно сломило его, превратив солидного, благодушного, довольного своей судьбой человека в грязного и оборванного пьяницу, утратившего рассудок. Через пять лет в его лачугу со сломанным столом и грязной кучей лохмотьев на полу вместо постели входит изящная, модно одетая женщина с гордым независимым взглядом, с ней – миловидная девочка 5-6 лет. Это Рохеле со своей дочуркой. Она просит у Матеса воды для ребенка. Опустившийся хозяин лачуги выполняет просьбу богатой дамы, в которой не узнает своей бывшей жены. Рохеле положила на стол записку, которую Матес обнаружил только после ее ухода. Прочтя текст, он обхватывает свою голову руками, сотрясаясь от рыданий и затем падает без чувств. Слишком поздно Матес узнал, что его навестили Рохеле и его родная дочь.
Успех первого фильма из еврейской жизни объяснялся и тем, что он открыл русскому зрителю новый естественный мир, далекий от тех домыслов и клеветнических слухов, которые широко распространяли облеченные властью антисемиты. Один из керченских киноработников написал в своем отзыве на фильм следующее: «До сих пор нам приходилось видеть еврея в большинстве случаев в унизительной роли: почему-то всегда старались выставить его в более карикатурном виде, и привыкли мы на него смотреть как на паяца, и чтобы видеть в еврее человека, который так же и чувствует, и любит, и страдает, как и мы, русские – этого на экране не приходилось видеть… такие картины сделают свое великое дело и хотя бы некоторым образом искоренят в обществе все то, чем всегда почему-то старались окружить имя еврея».
Картина «Лехаим» дала крупные денежные сборы и в черте оседлости, и в центральной России, и за границей. Ее называли «синематографической жемчужиной». Колоритнейшие еврейские характеры создали театральные артисты М.Рейзен (Рохеле), К.Васильев (Мойше), Л.Сычева (мать Рохеле), М.Доронин (Шлема). Великолепно поработал над картиной художник Ч.Сабинский, который не раз побывал в поисках реквизита и впечатлений в еврейской местечковой глубинке. Ленту консультировали старые религиозные евреи, в массовках были заняты и актеры любительских еврейских театров.
Первая лента о еврейской жизни в России «Лехаим» определила многие художественные особенности русского дореволюционного и вообще еврейского кино. Это, прежде всего, тяготение к глубокому художественному психологизму, интерес к острым драматическим коллизиям, сочувственное и искреннее изображение человеческих страданий, связанных с неожиданными ударами судьбы или роковым стечением жизненных обстоятельств.
О фильме «Лехаим», имевшем успех и в США, упоминает во «Всеобщей истории кино» Жорес Садуль (т. II). Всего с 1911 по 1917гг. в дореволюционной России вышло около ста игровых и документальных фильмов на темы еврейской жизни.