ММКФ-2006: Культ личности

ММКФ, некогда ставивший на уши всю столицу, теперь скукожился до маленьких залов мультиплекса "Октябрь", но и их, за немногими исключениями, был бессилен заполнить. Говорят: во всем мире так. Но огромные залы Канна, Венеции, Берлина по-прежнему штурмуют с боем. Очереди в кинотеатры фестивального Торонто растягиваются на несколько кварталов. В Карловы Вары молодежь стекается со всей близлежащей Европы, ночует в палатках, стреляет редкие лишние билетики. Эти фестивали всегда ощущают себя востребованными. Наш – давно уже нет.

Говорят: конкурсная программа стала лучше, в ней появились известные мастера – Рауль Руис, Иштван Сабо, Бертран Блие. Но и в недавние годы в конкурсе всегда была пара-тройка видных людей – Томас Винтерберг, Этторе Скола, братья Тавиани, Ким Ки-дук, Канэто Синдо, Кшиштоф Занусси… А Россия выступала там даже сильнее: "Коктебель" (2003), "Космос как предчувствие" (2005), "Кукушка" (2002), "Свои" (2004) заслуженно получали призы. Конкурс не стал ни лучше, ни хуже – он, как всегда, сформирован из того, что осталось от других фестивалей, и не выражает концепцию ММКФ, а иллюстрирует теорию случайностей. Ни для кого не секрет, что многие ленты приходят сюда вообще из проката: купившие их фирмы просто разрешают устроить премьеру, а потом эти картины немедленно выходят на обычные экраны.

Иными словами, ММКФ в мировом кинопроцессе не исполняет функции искателя жемчуга, а подбирает то, что рядом.

Ход фестивалей класса "А" освещает пресса всего мира. Кроме Московского. Призами любого крупного европейского или мирового киноконкурса фильмы-лауреаты охотно козыряют как знаком качества. Но когда Гран-при у нас получил американский фильм "Фанатик" /Believer, The/ (2001), его продюсеры даже не сочли нужным упоминать о Московском фестивале на своих афишах, хотя гордо сообщали, что имеют приз фестиваля в Санденсе.

То есть ММКФ для фильма то ли плохая рекомендация, то ли вообще не рекомендация. Это по-прежнему фестиваль маргинальный, особый, не как все. Почему?

Причины болезни Московского кинофестиваля носят структурный характер. Парадокс в том, что кино как таковое его никогда особенно не интересовало. По вечной российской традиции фестиваль у нас больше, чем фестиваль. А кино в нем не цель, а средство.

В советское время он был политико-пропагандистским мероприятием. Он должен был доказать процветание искусств в СССР. Открытость оплота социализма миру. Демократизм и прогрессивность его устремлений. Это декларировалось в его девизе "За гуманизм киноискусства, за мир и дружбу между народами". СССР претендовал быть светочем надежды для стран третьего мира – и это был единственный фестиваль, который во главу угла ставил не качество фильма, а число стран-участниц.

Схема до поры срабатывала: фестиваль был артерией, через которую осуществлялся пусть хилый, но кровоток. Зрители стекались на запах дефицита, а для властей главным на фестивале были встречи заграничных звезд с передовыми рабочими и колхозниками.
Продержаться так весь век было невозможно – фестиваль рухнул вместе с властью и необходимостью ее пропагандировать.

После перестройки страна внешне стала меняться, но сознание и подходы остались прежними. Настоящая цель ММКФ по-прежнему лежит где-то далеко от кино.

В первые постсоветские годы его новыми директорами и президентами двигало желание доказать себе и миру, что Россия обновляется, расковывается, богатеет. Но кино здесь было плохим помощником: как раз в это время отечественное фильмопроизводство впадало в жесточайший кризис, и вскоре заговорили о его близкой кончине. Фестиваль лихорадило из-за перебоев с финансированием. Публика перестала на него реагировать: заграничные фильмы можно было увидеть и так. В мире же ощущали, что пропагандистский смысл ММКФ никуда не сгинул, и предпочитали давать свои фильмы туда, где смыслом и целью было искусство кино. Где ничего никому не доказывали, ничего не пропагандировали, а просто работали, методично возделывая свой английский газон.

Не был использован даже тот реальный импульс, который ММКФ мог бы получить от перестройки и распада СССР, когда Россия переживала оглушительно громкий, но краткий миг славы, когда к ней был невиданный интерес. Но она не оправдала надежд – ни собственных, ни мирового демократического сообщества; интерес сменился разочарованием и забвением, и фестиваль даже не успел погреться в лучах проглянувшего сквозь тучи солнца.

Любой крупный фестиваль мира связан с именем его главы. Эти имена в кинематографических кругах известны и авторитетны: Жиль Жакоб в Канне, Марко Мюллер в Локарно, а теперь в Венеции; Берлинский фестиваль десятилетиями связывали с именем Морица де Хадельна, теперь связывают с именем Дитера Косслика, Монреальский – Сержа Лозика, Торонтский – Пирса Хэндлинга, Карловарский – Евы Заораловой…

Кто эти люди? Их должности могут называться по-разному: от президента до директора и даже "генерального делегата", но их объединяет одно – они профессионалы фестивального движения. Они этому посвятили жизнь и кроме своего фестиваля не занимаются больше ничем. Их работа, как и работа всей их команды, длится на протяжении всего года: едва отдохнув от свершившегося киносмотра, они тут же принимаются за будничный пчелиный труд – поиски кинематографического нектара. Они знают о планах всех крупных кинофирм, режиссеров и звезд. Следят за изменением конъюнктуры. Ведут предварительные переговоры. "Мониторят" весь процесс, особое внимание уделяя новым именам – возможным будущим открытиям их фестивалей, потенциальным сенсациям и "бомбам".

Это – работа. Повседневная, круглогодичная, целенаправленная. Итогом этой огромной работы и становятся десять дней фестиваля.

Московский кинофестиваль уже несколько лет связан с именем Никиты Михалкова. Это прекрасный режиссер и в недавнем прошлом замечательный актер, его имя в мировом кино знают, оно авторитетно. Михалков выходит на сцену "Пушкинского", чтобы в качестве рачительного хозяина провести церемонии открытия и закрытия, увенчать главу жюри придуманной им "цепью власти" и отнять эту цепь в финале. Иногда он лично приглашает кого-нибудь из своих друзей – мировых режиссеров и звезд, так и рекомендует их со сцены: "Это мой друг Иштван Сабо". Он даже дает перед фестивалями интервью, где, как правило, высоко оценивает конкурсную программу, которую еще не мог видеть.

Он как бы освещает своим присутствием фестиваль, задает ему планку и тон. Но фестиваль никак не спасает, потому что это не работа, а декоративное присутствие. Фестиваль Михалкову нужен как еще одна платформа, еще одно свидетельство успеха и еще одно звено "цепи власти", которая ему, по-видимому, небезразлична как явление. А о повседневной и целенаправленной круглогодичной работе для фестиваля в применении к Михалкову и говорить было бы странно: его главная профессия – делать кино и в нем играть. Он руководит Союзом кинематографистов и Фондом культуры, он бизнесмен, ему и фильмы снимать уже много лет было некогда.

У членов отборочной комиссии тоже много других и главных дел: это известные киноведы, работающие в своих газетах или в кинофондах, продюсеры, производящие свои фильмы. И для них тоже фестиваль – лишь род аврала. Финансирование их работы поступает месяца за три до открытия ММКФ – тогда и появляется возможность в спешном порядке вылететь в Европу или Азию, пошустрить там насчет интересных новинок. Но понятно, что прилетают они чаще всего к шапочному разбору. Им говорят: "Где вы были раньше?" – и сообщают, что фильмы уже отданы Карловым Варам или Монреалю. Постоянно повсюду опаздывать – уже традиция Московского фестиваля, пусть и вынужденная.

Некоторые отборщики пользуются своими газетно-журнальными командировками на другие крупные фестивали, пытаются обеспечить качество хотя бы побочных программ – оно, как правило, неплохое.

В этом году, к примеру, после многих лет отсутствия на ММКФ появилась интересная подборка документального кино. Всегда привлекает внимание любовно сделанная программа "хозяев поля" – "моментальное фото" российского кино. И если считать фестиваль в какой-то степени барометром, то он предсказал неплохую погоду на завтра. Все так. Но российская программа, сколь угодно сильная, не может сделать погоду на международном фестивале класса "А", где в конкурсе должны быть мировые премьеры, отобранные по "праву первой ночи".

А в конкурс попадают картины случайные, не выражающие никакой тенденции или концепции, которую ММКФ хотел бы заявить или поддержать. Это Канн делает ставку то на радикалов, то на мейнстрим, то на политику, то на артхаус, то на молодых, то на ветеранов. То вдруг обрушивает на зрителей всю мощь кинематографий Востока, показывая миру их размах и потенции, то раздувает до немыслимых масштабов скандал с "Кодом Да Винчи" /Da Vinci Code, The/ (2006), демонстрируя свою независимость и от бога, и от черта, и от церкви, и от консерваторов, и от ханжей. Все это не что иное, как изощренный промоушн, основанный на постоянных сюрпризах, на которые Канн неистощим. Интригующая рама для набора картин, которые он показывает.

Чтобы соорудить такую раму, тоже нужна круглогодичная целенаправленная работа. Нужны особые таланты организатора-творца, создающего свои фестивальные сюжеты, свою интригу, свою драматургию. И чем выше творческий потенциал главы фестиваля, его мотора и мозга, тем крепче репутация этого киносмотра, тем больше стремятся туда приехать и творцы, и звезды, и зрители.

Фестивальмейкеры – люди по характеру разные. Кто-то, как берлинский Дитер Косслик, позиционирует себя как шоумен и блистает на церемониях в красном кашне, конферирует, отпускает шуточки, лобызается со знаменитостями. Кто-то, как Жиль Жакоб, демонстративно садится среди зрителей, чтобы вместе с ними как бы отстраненно смотреть премьеру своего детища. Кто-то, как Марко Мюллер, вообще находится за кулисами, его присутствие ощутимо, но почти невидимо. Но никто не играет роль свадебного генерала. Потому что весь год каждый из них лично мотался по белу свету, пуская в ход все свои знания и связи, чтобы раздобыть сюрпризы к фестивалю. Лично отсматривал многие сотни картин, чтобы отобрать полтора десятка. Через их выбор легко просматривается их вкус, и этот вкус становится известен, он обеспечивает фестивалю некую стабильность критериев, а стало быть, и лицо.

Ключевая роль таких фигур хорошо видна на примере перемен в "Кинотавре". Обаятельный и общительный Марк Рудинштейн, отец-основатель, задумывал его как способ спасти гибнущее кино, собрать вместе распавшееся сообщество – как творческую тусовку с ночными посиделками и футболом. Идея была крайне актуальной в те годы, но она потеряла смысл, когда российское кино стало возрождаться и потребовало от фестиваля сосредоточиться не на побочных приятностях, а на кинопроцессе как таковом. Рудинштейн отошел от своего детища, пришла новая команда деловых и организованных людей – и фестиваль 2006 года обрел новое дыхание, занялся не громкими заявлениями и амбициями, а работой. У него не только новый облик, но и новое лицо.

На Московском фестивале много личностей, но такого лица – нет. Есть именитый свадебный генерал, человек, играющий роль радушного хозяина, но нет творца и автора.

Поэтому и отношение к нему соответственное. Прийти на фестиваль – одно дело, прийти в гости к Михалкову – совсем другое. На фестивале работают, в гостях выпивают. Фестиваль интересен сам по себе, в гости же идут к человеку, который приятен. Поэтому и в "Пушкинском" на торжественных церемониях и тем более на рядовых просмотрах почти не видно российских кинематографистов, телекамерам некого брать в кадр. Приходят те, кто задействован в зрелище, – условно говоря, вручанты, получанты и выступанты. Из иностранцев приезжают лишь участники конкурса, члены жюри и те, кому, как Жерару Депардье, вручат премию имени Станиславского. Почти нет зарубежной прессы, и на большинстве сеансов очень мало публики.

Еще год назад, блуждая с диктофоном в толпе, выпивающей на приеме после открытия фестиваля, я все-таки наскреб пять-шесть возможностей поговорить с кинематографистами для своего издания. В этом году кинематографистов в толпе не было совсем. Не говоря о звездах, легендах и мифах российского кино – они давно предпочитают "Кинотавр".

В нашей прессе много проектов спасения ММКФ. Предлагают сделать его тематическим – молодежным, к примеру. Но такой фестиваль уже организовал Сергей Соловьев в Ханты-Мансийске. Предлагают освободить его от конкурса – но тогда исчезнет последний сюжет, за которым интересно следить, а наевшуюся заграничным кино публику в залы этим вряд ли вернешь.

Единственный способ всплыть – дать фестивалю статус стабильно работающего предприятия с круглогодичным бюджетом, своей командой и умным капитаном, готовым сделать фестивальное дело своей профессией. Они начнут возделывать английский газон, и через пару-тройку десятилетий, глядишь, "Святые Георгии" в мире станут конвертируемой валютой, а ММКФ войдет в круг своих уважаемых собратьев-работяг.