Рецензия на фильм «Наука сна»

Гаэль Гарсиа Берналь ерничает перед камерой в причудливом помещении, рассказывая законы снов и сновидений – кстати, вполне вменяемые – а за спиной у него два причудливых окошка, то компьютерно, то вживую иллюстрирующие рассказ. Это одна плоскость повествования: "то, что происходит у него в голове", когда окошки – примерно вид на глаза изнутри мозга. Дальше Гаэль Гарсиа Берналь, приехавший в Париж, поселяется в материнской квартире и выходит на работу в маленькое издательство, где ему скучно и плохо, но мама просила просто пожить в Париже. Это другая плоскость повествования: "то, что происходит вокруг его головы", когда тянутся отношения, проясняется прошлое, завязываются знакомства. Дальше Гаэль Гарсиа Берналь и окружающие его люди то превращаются в рыбок, кошек, мышек и крысок и т.п., то его руки становятся размером с дом, и он всех разгоняет, то он летает над Парижем, и фанерные домики падают, падают и поднимаются. Это третья плоскость повествования: "то, что происходит, когда все вокруг попадает в его голову", и тут много интересного.

Такие три измерения действительно – вполне вменяемые для каждого человека. Суть даже не в снах и сновидениях, а в непривычном социуму, но давно и научно установленном факте: каждая крыска видит мир на свой лад. И следить за иллюстрацией, как причудливо в каждом из нас преломляется увиденное, забавно и любопытно. Но Гондри также знает, что, чтобы нам в своей безнадежной субъективности не съехать с глузду, надо с кем-то о чем-то договориться. Поэтому в "Науке сна" возникает сюжет о контакте, и он, естественно, самый простой – любовный, с соседкой по этажу в исполнении Шарлотты Гинзбур. Есть там и другие девушки, но это уже детали. Сюжет с Гинзбур тоже вменяемый и наполнен непростыми нюансами. Болезненная сонливость Берналя – лишь метафора аутизма, страха перед реальным контактом, но это вещь, очевидная для многих. Неочевидность, интересующая Гондри – переходы случайности в закономерность, то есть как, по каким мельчайшим совпадениям контакт ищется в каждом из нас каждый божий день.

Нельзя сказать, что фильм супер-оригинален в выражении этих мыслей. Подобная "полу-кукольная", "полу-рисованная" эстетика была мила кинематографу всегда – "Тайны одной души" /Geheimnisse einer Seele/ (1926) Пабста, Дали у Хичкока в "На север через северо-запад" /North by Northwest/ (1959), Роб-Грийе и Рауль Руиз, и куча экспериментов, от Майи Дерен до Кеннета Энгера. Но у Гондри чужие старые находки соединяются на современном техническом уровне в полное единство стиля, не только не режущее глаз, но заставляющее глаза разбегаться. У него и в "реальной" жизни Берналь ходит в максимально идиотской шерстяной шапочке, и на дискотеке звук максимально громкий, и переходы "оттуда сюда" максимально конкретны. Снится Берналю про лыжи (точь-в-точь Хичкок) и как он обледенел – а это дверца холодильника открылась за кроватью, и ноги замерзли. Снится ему конец света с треснувшей головой – а это он упал с кровати.

Но вот при всех возможных похвалах сама "Наука сна" закономерностью не становится. Во-первых, фантазия у Гондри слишком уж разыгралась, и он очень долго не может остановиться в бессвязном "сюре", который уже через полчаса надоедает, но еще полчаса длится в чистом виде. Все красиво, но слишком давно понятно. Лишь когда пошли "связки" того, что "в голове", и что "вокруг нее", просыпаешься и ты, но их уже нехватает. Во-вторых, хоть конец и красивый, но слишком робкий, недостаточно внятный, и все навороченное оказывается каким-то безрезультатным. Как "наука", как метод работы над собой фильм не катит, засохнув на любовной банальности. Дай им бог, конечно, Гинзбур и Берналю, мы рады за них, но известно, что слушать рассказы о чужих снах – самая скучная вещь на свете. Почти ничего не запоминается.

Там есть много других забавных моментов – с Аленом Шаба, Миу-Миу и как отдельно прикольно Гинзбур и Берналь разговаривали про секс.

Про секс – хорошо, но все-таки от человека, имеющего опыт "Звериной натуры" /Human Nature/ (2001) и "Вечного сияния страсти" /Eternal Sunshine of the Spotless Mind/ (2004), ожидалась уже какая-то истина в конечной инстанции.