Полотно, в котором оживают герои оскароносного фильма: рецензия на «Утомленных солнцем 2»

Репрессированный в первом фильме комдив Котов выживает в лагере, приобретает там железную перчатку с выдвижным когтем и с началом войны попадает в штрафбат Лошади кушают овес, а Никита Михалков многих раздражает.

В обсуждениях его последнего фильма неизменно упоминаются Союз кинематографистов, Путин и усы, хотя из всего списка к искусству имеют отношение только последние. Фигура Михалкова заполняет собой все пространство, в том числе и пространство собственного фильма. Там все – он. Танк за дуло поднять – он. Языка взять – он. Телепатически общаться с дочерью – он. И дочь тоже, естественно, его. Его тут много. Он – это мина, которая помогает выплыть спасшейся при бомбежке баржи Наде Котовой и которая взрывает тех, кто не взял ее на борт. Он – пустые глазницы амбара, в котором сгинут нелепые немцы. Даже прицельно оправляющийся с самолета шутник – это тоже, в общем-то, он.

Как и всякий большой автор (а «Предстояние» – фильм авторский, пусть и за 30 миллионов евро) – он тут повсюду. И ради Бога. Никаких проблем. Проблемы картины, к сожалению, не в этом. Трагической ошибкой было в принципе снимать продолжение «Утомленных солнцем». Этих героев больше нет. Ластиком стерли. Нет дачи с чаепитиями, нет девочки, нет кофе с вареньем, даже усатых профилей комдива на госучреждениях тоже уже нет.

В это теперь трудно поверить, но Михалков всегда недоговаривал, в его кино звенящая чашка, газовый шарф или забытое на рельсах эмалированное ведро звучали вернее и лучше слов. Теперь он зачем-то вернулся и договорил. Не снял новую военную картину (плохую или хорошую), а зачем-то разрушил ту, что уже была. Можно долго говорить о том, что «Предстояние» затянуто, о том, что отдельные эпизоды тут никак не складываются – согласно замыслу – в мозаику.

О том, что здесь слишком много известных, переигрывающих артистов. Что в фильме есть один по-настоящему получившийся эпизод – «Кремлевские курсанты». Но главное все-таки не в этом. Кощея арестовали, Ятим вскрыл себе вены. А неоконченную пьесу не нужно было заканчивать.