
Об одиночестве и незаконных абортах в глубинке.
Фильм грузинской постановщицы Деи Кулумбегашвили почти сразу отправляет зрителя на границу между жизнью и смертью — в продолжительной открывающей сцене мы видим роды, завершающиеся гибелью новорожденного. В трагедии винят Нину (Иамзе Сухиташвили) — опытную сотрудницу гинекологического отделения, которая впервые за годы практики сталкивается с подобным исходом. Руководство во главе с бывшим возлюбленным Нины Давидом (Каха Кинцурашвили) начинает проверку. Но вскоре становится ясно, что дело не только в смерти младенца. Нина попала в немилость, потому что уже много лет ездит по деревням, предоставляя женщинам контрацептивы и делая нелегальные аборты тем, кто не может позволить себе процедуру и/или боится за ней обратиться.
Если быть до конца честным, история Кулумбегашвили начинается не с этого. В первые минуты мы следим за перемещениями таинственной фигуры, медленно бродящей по иссиня-черному бесконечному пространству, нижняя часть которого покрыта водой (образ, вызывающий в памяти Филиппа Гранрийе и его «Белую эпилепсию»). Фигура обнажена, она напоминает человека, потерявшего привычный облик: плотная кожа покрыта глубоко въевшимися морщинами, позвоночник изогнут, взгляд направлен вниз. Между тем, что мы видим, и тем, что слышим, есть поразительное несоответствие: аудиодорожка не принадлежит этому изображению, мы слышим смех и разговоры детей, которых здесь нет.
На протяжении всего хронометража Кулумбегашвили продолжает наносить раны, похожие на раны от фильмов Гранрийе: камера белорусского оператора Арсения Хачатуряна, ранее работавшего с Лукой Гуаданьино (он, кстати, выступил в качестве продюсера «Апреля»), нестабильна. Изображение немного трясется, добавляя дискомфорт в и без того мрачное повествование, наполненное долгими мучительными сценами с рождением и умиранием.
В одной из самых тяжелых частей фильма Нина проводит нелегальный аборт глухонемой девочке-подростку, подвергшейся насилию в собственной семье. Кулумбегашвили помещает в центр кадра нижнюю часть тела девочки, сестра держит пациентку за руку, оставаясь на границе, а сама Нина и вовсе оказывается вне поля зрения. На протяжении почти 10 минут мы слышим только приглушенные стоны и крики, никакой музыки и речи. Этот и другие подобные долгие планы, к которым прибегает Кулумбегашвили, против зрительской воли утягивают внутрь неприятного, давящего мира, в котором никто, включая героев, не хочет находиться.
Апрель — месяц, когда природа начинает пробуждаться от оков зимнего сна. Кулумбегашвили уделяет много внимания статичным изображением полей с цветами. Пейзажи осветляют ужас, с которым ежедневно сталкиваются персонажи. Нина проводит операции, а затем часами наблюдает, как растения покачиваются от нарастающего ветра. Вся ее жизнь состоит из противопоставлений: патриархальное общество твердит о том, что дети — цветы жизни, но Нина часто видит в глазах будущих матерей ужас, особенно тех, кто забеременел против воли. Она пытается помогать, потому что боится, что никто другой этого не сделает.
Постановщица говорит в интервью, что не пытается шокировать публику — у нее нет такой цели. Но, вольно или невольно, Кулумбегашвили все же это делает. Обилие запоминающихся образов постепенно складываются воедино, помогая не только прочувствовать общую женскую боль, но и коснуться частной. Из-за своей деятельности Нина изолирована, вытеснена, почти стерта. В повторяющихся визуальных мотивах, в том числе и в самом первом, мы видим ее как бесформенную фигуру, блуждающую во мраке или запертую в тесных, молчаливых стенах — в пространстве, где одиночество становится единственной возможной формой существования. «Апрель» — фильм во многом о стойкости и внутреннем выборе, о цене, которую приходится платить за сострадание.
Создание картины сопровождалось тем же риском и изоляцией, что и жизнь его героини. Дея Кулумбегашвили работала почти подпольно, чтобы защитить проект — и тех, кто над ним трудился — от общественного давления. Несмотря на то, что официально в Грузии аборты не запрещены, открытый разговор о репродуктивном насилии все еще стигматизирован. «Апрель» не предлагает решения, но он, как и его предшественники, например «Событие» Одри Диван и «4 месяца, 3 недели, 2 дня» Кристиана Мунджиу, говорит о проблеме — и уже этим нарушает молчание, которое слишком долго было нормой.