Рецензия на фильм «Каракуль» — пугающий дебют о взрослении

Мех ягнят каракульской породы сразу после рождения похож на шелковистые завитки. Поэтому его снимают с животного в первые трое суток, чтобы пустить на дорогие папахи и шубы. В драме Давида Депессевиля «Каракуль» название сразу наталкивает на мысли о жертве слабых и беззащитных. Ритуалы всегда забирают что-то взамен, и картина Депессевиля — прикладной пример.

Марко Джаннини в роли Сэмюэля на кадре из фильма «Каракуль»

Сэмюэль (Мирко Джаннини) никому не нужен: семья, в которой он растет, для него уже не первая — мальчика, которому нет и 14, несколько раз возвращали в детский дом. Сэмюэль пачкает нижнее белье, кое-как ладит со сводными братьями, получает удары ремнем от отца (Бастьен Буйон) при малейшей провинности (или без повода) и, кажется, отчетливо понимает, почему его все еще не «вернули». «Мы не можем его отдать, нам нужны деньги», — говорит Мари, и жертвоприношение обретает цель. Пока материальное берет верх, духовное растворяется: брат матери Люк (Тео Коста Марини) проявляет слишком близкое внимание к Сэмюэлю. 

«Каракуль» ужасен, как сам процесс снятия шкуры с новорожденного ягненка. Сначала Сэмюэля соблазняет соседская дочь, через секунду он получает удар бляшкой — девочка выставила его извращенцем, чтобы выгородить себя. Когда приемная мать Мари (Дженни Бет) не стесняясь говорит, что Сэмюэля надо отдать обратно, пока не поздно, сам мальчик сидит неподалеку — его не игнорируют и отчетливо замечают, но не считают нужным думать о чувствах. Возможно, «Каракуль» — один из самых страшных фильмов о том, как ребенок находится в безвыходно трагических обстоятельствах. Депессевиль филигранно выкидывает слова из песни, и кошмар становится еще более необъяснимым — оттого и более страшным. 

Марко Джаннини в роли Сэмюэля на кадре из фильма «Каракуль»

Вопросов не остается — только размышление о недопустимости происходящего. Когда бабушка называет Сэмюэля сумасшедшим, мы представляем, чем это может обернуться, — и вот мальчик берет в руки ножик. Каждая сцена «Каракуля» наполнена фатализмом: герои знают, какими последствиями может закончиться их совместное раскачивание маятника, и все равно продолжают. Но если никто не скрывает своих намерений, в чем трансцендентность? Прямолинейные разговоры скрывают внутренние переживания: пока герои плюются друг в друга ядом, они сами гниют изнутри. В словах нет ничего настоящего, кроме провокаций, а улыбка Сэмюэля — психопатическое проявление стресса, а не детская радость. 

Марко Джаннини в роли Сэмюэля на кадре из фильма «Каракуль»

Нам кажется, что есть возможность следить за каждым действием семьи, но маятник унижений раскачивается все сильнее, и «Каракуль» сдирает со зрителя шкуру рывком за последние пятнадцать минут. Можно сказать, что нас к этому готовили, но нет — на протяжении всей картины нервные окончания реагировали все острее и острее. 

Картина Депессевиля работает в перспективе — на нее нужно разозлиться и возненавидеть, чтобы понять. Трансцендентность «Каракуля» заключена в его идеальной недосказанности: мы находим все ответы, которые нужны для понимания сюжета, и впервые жалеем об этом. Ни одно из объяснений нас не устроит: как мальчик оказался в этой семье и почему Люк решил сделать то, что сделал? Что случится, если Сэмюэль снова вернется в детский дом? Зачем люди снимают шкуру с молодых ягнят?