Рецензия на мини-сериал «Станция одиннадцать» — причудливую экранизацию бестселлера о жизни после эпидемии смертельного вируса

Через несколько лет после эпидемии таинственного гриппа выжила лишь незначительная часть населения. Кто-то осел в маленьких городах и попытался построить новое общество, кто-то превратился в мародёров, выискивающих беззащитных странников на пустынных дорогах, а кто-то, как Кирстен (Маккензи Дэвис) и её товарищи, решил сохранить остатки былой культуры и колесить по всей Канаде вместе с труппой актёров, исполняющих шекспировские трагедии. Из года в год бродячие артисты вольготно перемещались по поселениям и просвещали тех немногих желающих, что готовы были слушать о злоключениях Гамлета или любви Ромео и Джульетты посреди кромешного ада, но однажды всё изменилось. Героев начал преследовать некий Пророк, предводитель кучки сектантов, готовых пойти на всё, лишь бы вершить собственное правосудие в новом постапокалиптическом мире.

Химеш Патель в роли Дживана на кадре из сериала «Станция одиннадцать»

Сюжет «Станции одиннадцать» начинается, впрочем, задолго до этих событий. Отправная точка — спектакль «Король Лир»: одной из первых вирус унесет жизнь главного артиста, кинозвезды Артура Линдера (Гаэль Гарсия Берналь). Его публичная смерть запустит цепь событий и объединит Дживана (Химеш Патель) и малышку Кристен (Матильда Лоулер) на пути в пугающее будущее. Дотошная и подробная прелюдия здесь неспроста: «Станция одиннадцать» разворачивается в разных временных промежутках и рассказывает сразу о нескольких героях, многие из которых так или иначе были связаны с бедолагой Артуром. По первым трём сериям уже нетрудно догадаться, к чему приведёт этот сюжет: все персонажи, чудом выжившие в кошмарном и хаотичном мире будущего, неожиданно для зрителя предстанут не случайными незнакомцами, а людьми, объединёнными чередой общих историй. Закрученный сценарий принадлежит перу Патрика Соммервиля, создателя сериала «Маньяк» и одного из авторов культовых «Оставленных». Его тяга к монументальным, романистским структурам в «Станции одиннадцать» оправдывается самой формой: мини-сериал, то и дело дробящийся на микросюжеты, больше напоминает продуманную до мелочей книгу.

Маккензи Дэвис в роли Кристен на кадре из сериала «Станция одиннадцать»

Оно и неудивительно: «Станция одиннадцать» — экранизация бестселлера Эмили Сент-Джон Мандел. Оригинальный роман трудно назвать выдающимся, новаторским или прорывным для жанра, но ему тем не менее удавалось с особой чувственностью запечатлеть детали старого мира, которые мы, сами того не замечая, уже успели принять за скучную обыденность: самолёты и электричество, телефоны и машины, мягкая постель и книги. Современная жизнь на страницах «Станции 11» превращалась в эфемерный сон, в который то и дело погружались герои, обречённые на холод, голод и ностальгические терзания в ужасном настоящем.

Матильда Лоулер в роли Кристен на кадре из сериала «Станция одиннадцать»

Адаптации Соммервиля пока что до этой эмоциональности далеко. Сценариста и продюсера больше интересует причудливый футуристический сеттинг и его харизматичные обитатели. В лучшие моменты «Станция одиннадцать» выглядит как трагикомедийный хит с маленьких американских фестивалей: цветастый, абсурдный, но неизменно печальный и скрывающий за весёлой гримасой полное разочарование жизнью. Сама концепция бродячих артистов, разодетых в лохмотья и гастролирующих на повозке с лошадьми, как будто бы перекочевала не из каноничной постапокалиптики («Я — легенда», «28 дней спустя»), а из фильмов Терри Гиллиама, где фантазии смешиваются с реальностью.

Кейт Мойер в роли Хэйли на кадре из сериала «Станция одиннадцать»

И даже главные герои здесь очаровательно ненормальны: режиссёр-демиург Гил (комик Дэвид Гилл), кажется, давно слетел с катушек и спорит со старыми коллегами из-за трактовки классики, пока мир рушится на части, а Кирстен (Маккензи Дэвис) извечно подозрительна и чувствует угрозу в каждом чужаке — с такими лидерами нетрудно и всем остальным сойти с ума. В сериальной адаптации рифмы театральной жизни и сурового быта будущего становятся даже важнее, чем в оригинале: у Соммервиля весь мир и есть один большой театр, а выжившие в нём — актёры шекспировской постановки, чьи судьбы уже давно предопределены безжалостным демиургом.

И в то же время жанр для сценариста, в отличие от писательницы, первостепеннее: Соммервиль играет с тропами и сюжетами, пытается переизобрести постапокалиптику и отчаянно перестраивает визуальный код заплесневелой научной фантастики. Отчасти это идёт во вред — вместо ревизионистского взгляда на простые радости жизни у него получается лишь стильный сай-фай без двойного дна. С другой, будем честны, — кто ещё в последние годы осмеливался превратить конец света в карнавал на костях, а размышления о природе человечности — в одну большую аллюзию на шекспировскую классику? За эту смелость, в общем-то, можно влюбиться в «Станцию одиннадцать» авансом.