Рецензия на фильм «Золотой мальчик»

Молодой миланский копирайтер Давиде Биас (Риккардо Скамарчо) возвращается в родной Рим на похороны отца, погибшего в автокатастрофе. Биас-старший был известным сценаристом второсортных лент, и Давиде всегда презирал его за низкопробные сочинения, за постоянные измены жене и за то, что отец никогда не поддерживал его творческие порывы. Смерть отца не примиряет парня с родителем, и он даже церемонию прощания использует, чтобы высказать все, что он думает о покойном. Внезапно к Давиде обращается уже немолодая, но все еще привлекательная Людовика Стерн (Шэрон Стоун), которая оказывается главой издательства и бывшей любовницей Биаса-старшего. По словам женщины, сценарист перед смертью работал над откровенной и художественно сильной автобиографией, в которой он хотел продемонстрировать свой истинный талант. Людовика просит Давиде поискать книгу в бумагах и файлах отца и узнать, успел ли мужчина закончить свое последнее творение. Когда парень не находит никаких следов книги, он решает сам ее написать и издать под отцовским именем.

В основу новой семейно-психологической драмы известного итальянского режиссера Пупи Авати положена богатейшая сюжетная идея. Начинающий писатель, который прежде не решался взяться за объемное и сложное произведение, находит вдохновение в жизни своего отца и старается одновременно понять его и превзойти – создать книгу, которую тот то ли не успел, то ли не смог написать. Сколько тем можно было раскрыть в кино с таким сюжетом! Тут и конфликт итальянских поколений, и семейные страсти, и взаимопонимание через искусство, и зыбкая граница между реальностью и вымыслом, и различия между литературой и кино (Биас-старший всегда работал для экрана и никогда не писал книг)… Только представьте, какой фильм из такой сюжетной идеи могли бы создать величайшие итальянские режиссеры!

Авати, к сожалению, к их числу не относится, и его «Золотой мальчик» куда примитивнее, чем можно было бы предположить, читая синопсис картины. Как это ни удивительно, «Мальчик» получился проще, чем мог бы быть, потому что у него есть вторая сюжетная линия. Поначалу она прячется в сценарном фоне, но к концу повествования она полностью подминает фильм под себя и исключает саму возможность превращения картины в тонкое, сложное, многогранное кино.

Что это за сюжетная линия? Безумие Давиде. Вернее, его психологическая нестабильность. Герою фильма нужно принимать сильнодействующие препараты, чтобы сохранять ясность ума. Однако эти средства влияют на его способность творить. Так что, когда Давиде начинает писать, он перестает принимать прописанные ему таблетки, быстро «слетает с катушек» и вскоре начинает бесцельно слоняться по улицам и задирать случайных прохожих. Понятно, ничем хорошим это для него не заканчивается.

Мораль фильма при таком сценарном раскладе сводится к тому, что родители (тем более мертвые) не должны управлять нашей жизнью и что мы должны думать о том, как жить счастливо, а не о том, как что-то доказать нашим «предкам». Мысль это, конечно, здравая, но исключительно плоская, и доказывать ее с помощью сюжета «Золотого мальчика» – чистой воды забивание гвоздей микроскопом.

Еще более «гвозде-микроскопно» используется в фильме Шэрон Стоун. «Золотой мальчик» намекает на возможность любовного треугольника между Людовикой, Давиде и девушкой парня Сильвией в исполнении Кристианы Капотонди, но этот намек так и остается намеком. Людовика лишь запускает сюжет своими расспросами о книге Биаса-старшего, забирает у Давиде написанные им главы и несколько раз показывается на экране в умеренно соблазнительных позах. Причем позы эти для зрителей, а не для Давиде, так как героиня в этих сценах говорит с парнем по телефону и он ее не видит. Стоило ли нанимать звезду «Основного инстинкта», если ей в картине почти нечего делать?

Впрочем, роль Капотонди не намного сложнее и интереснее. Безумие Давиде стирает все остальные сюжетные линии и оттесняет в сторону всех людей из жизни парня. Так что намеченные в начале фильма нюансы романтических отношений Давиде и Сильвии концовке ленты оказываются не нужны. Честно говоря, даже непонятно, что Сильвия делает в картине. Кроме того, что само ее существование намекает, что Давиде мог бы быть счастлив – если бы не был зациклен на мечтах о литературном триумфе и о доказательстве своего превосходства над отцом.