В Магадане не ругаются матом: интервью с режиссером-документалистом Галиной Долматовской

Документальное кино для режиссера Галины Долматовской – это, в первую очередь, кино, основанное на документе. Настоящий герой каждого ее фильма – время. И именно поэтому ее фильмы рассказывают не просто о судьбах известных или почти забытых людей – об Иване Мозжухине ("Иван Мозжухин, или Дитя Карнавала"), Валентине Серовой ("В.С. Возлюбленная солдата") или Екатерине Фурцевой ("Женщина на Мавзолее"), – а о людях, запертых внутри своего времени. Новый фильм, "Без антракта", премьера которого состоялась 9 апреля в московском кинотеатре "Художественный", – о театральном режиссере Леониде Варпаховском, который в ссылке на Колыме поставил в 1945 году первую в Магадане оперу – "Травиату". Много лет спустя его дочь Анна организовала в Монреале театр имени Варпаховского, а потом отправилась в Магадан – ставить спектакли в том же театре, где работал ее отец. Галина Долматовская рассказала Film.ru о том, почему она любит снимать кино "о мертвых", о том, как финансируется документалистика, и о том, почему в Магадане не ругаются матом.

-- Реальное кино вас меньше привлекает? Не было желания снять совершенно другое кино, ходить за кем-то и все подряд снимать, живую жизнь?

-- Мы пробовали так недавно делать, ходили за врачами со Скорой помощи в Питере. И все там было настоящее. Вот какой у них вызов, туда мы и едем: к бомжам, проституткам, в цыганский табор. Не всегда даже впускали в дом, но у меня был боевой оператор, он в Чечне много снимал, поэтому он входил раньше, чем они успевали охнуть. Я показала материал своему приятелю, директору Ленинградского фестиваля, он говорит: "У вас так плохо фонограмма слышна, ты переозвучь". – "Как переозвучить? Ты что? Мы же в доме у бомжа!" – "Ты что, хочешь сказать, что это вживую снято??" Все на чистом сливочном масле, а люди почему-то думают, что это сыграно.

-- А бывает так, что вы что-то подстраиваете в фильме?

-- Вот мы нарочно поехали в Магадан, когда было солнце, синее небо. Потому что принято считать, что Магадан – это мрачный город, минус 50 градусов. Когда мы там были, на колымской трассе было минус 38, камера подмерзала. Но нам нужно было солнце, потому что наш герой, Леонид Варпаховский, был в Магадане счастлив. Он любил, он ставил спектакли.

-- А я смотрю – что-то не так в фильме, это какой-то неправильный Магадан.

-- Да! Мы туда приехали первый раз в апреле. Синее небо, печет солнце, и тут же все замерзает. Город прекрасный, там удивительная атмосфера. Каждый человек, который тебе встречается, открыто рассказывает тебе свою жизнь. Вот буквально, ты идешь по льду, тебе встречается человек с собакой. Задай ему вопрос – и он ответит, как будто ты у него за чаем. И еще интересно: нету на улицах мата. Вот я хожу по городу и чувствую: что-то не так! А потому что режимный город. В советской стране существовала статья за брань в публичном месте. И ее никто не отменял. А в этом городе, наверное, знают статьи, по которым могут посадить, вот там так мата и нету. И это поражает.

-- А песню Кипелова и Шнурова "Я свободен" там действительно слушают?

-- Она играет там в ресторанах, довольно часто. Со Шнуровым мы познакомились из-за этой песни несколько лет назад. Он мне вдруг позвонил и сказал: "Знаете, я тут посмотрел фильм "Женщина на Мавзолее", я не знал, что такое документальное кино бывает, мне кажется, мы должны работать вместе, я хочу, чтоб вы послушали одну песню, "Я свободен", и может быть, снимете на нее такой мини-фильм". Я говорю: "Но я не снимаю клипы, я не умею". – "Не-не-не, у нас получится". Я мало что знала о нем, но как раз в этот вечер показывали по телевизору «Бумер» (2003). Мне очень понравилась там его музыка. С клипом не получилось, но потом мы с ним работали на моей картине о фотокорреспонденте Евгении Халдее, Шнуров там пел песню 70-х годов, совершенно ему несвойственную, "Не забывайте старых песен" Эшпая на слова Долматовского. А "Я свободен" я взяла в "Без антракта". И она, мне кажется, формулирует смысл фильма: свобода – это то, что у нас внутри. Пока мой герой жил со свободой внутри, он жил, а когда его догнал ГУЛАГ, страх, он умер.

-- Вы предпочитаете снимать фильмы на пленку, а не на видео?

-- Мне нравится пленка – в ней есть какая-то тайна, когда ты отснял и ждешь, когда проявится, что будет…

-- Но разница-то в чем? Не технически, а по ощущениям?

-- Когда все стали снимать на видео, сначала говорили, что разница в том, что глубина кадра другая. Но работа на видео изменила не только глубину кадра, она изменила и само отношение к кино. Эта кажущаяся легкость, когда можно изображение подретушировать, звук подчистить, – она убирает подлинность. Когда ты знаешь, что у тебя пленка, это очень дисциплинирует, во всех отношениях. Ты знаешь, что ничего уже не можешь поправить. Снято – это навсегда.

И вот еще что. Мы потеряли "фондовое" кино, сейчас киножурналы, хроника практически на пленке не снимаются. Теряем образ времени. Я сдавала сейчас свою картину в Красногорский архив кино- и фотоматериалов. Так вот, она была вторая, снятая за этот год на пленке. В прошлом году было сдано 24 картины, а между тем государство финансирует сотни названий.

-- Ну, ведь они могут пересмотреть свои правила, брать на хранение и кино на других носителях.

-- Они-то уже вынуждены брать, но это не спасет нашу хронику, пленка уже доказала, что она может храниться столетиями, а про цифровое кино пока неизвестно. Сейчас говорят, что снимать на видео намного дешевле, – это неправда. Документальное кино обычно финансируется государством по стандартной схеме – 300 тысяч рублей на часть (то есть около 10 минут), если снимаешь на видео, и 330 тысяч, если на пленке. И, как правило, 30% нужно найти вне бюджетного финансирования. Этих денег хватит, если группа согласна получать ничтожную зарплату (а она согласна, это кино делается энтузиастами, единомышленниками), и если у тебя нет экспедиций. Любая съемочная экспедиция уже пробьет в бюджете такую брешь…

Мне вообще кажется, что пиетет к документальному кино как к области искусства исчез. Я смотрю на сайте Роскультуры планы Госкино, теперь оно Федеральное агентство называется: "Мир глазами Познера", сколько-то серий. Почему это должно финансировать Госкино? Познер – телевизионный человек, телевидение вполне может справиться с этой задачей и посмотреть на мир глазами Познера. Какое это имеет отношение к кино?

-- Судя по вашим фильмам, человеческие судьбы интересуют вас в первую очередь как отражение времени.

-- Дочь мне говорит: "Мама, снимай про мертвых, у тебя это лучше выходит". Ну да, наверное. Они уже равны себе, такие, как есть, и поэтому их жизнь в фильме можно организовать по принципу романа или документальной драмы, тут у меня, видимо, доминирует литературный подход. А живой герой, если все по-честному, без авторской заданности, он и разочаровать может в процессе фильма, и вообще фильм может пойти по другому руслу.

Уж и не знаю, на самом деле, почему так получается, но архивный исторический фильм – занятие сладостное.