Боевой конь

Стивен Спилберг снова поворачивается к нам. «Два месяца прекрасно себя чувствовал, а сейчас вот простудился. И это даже не мужественная простуда с натурных съемок. Заразился дома от жены».

Для большинства из нас простуда – это повод преувеличенно страдальческим голосом позвонить боссу и провести денек-другой под пуховым одеялом, пялясь в телевизор. Спилбергу же приходится болеть в прямом и переносном смысле в глазу бури. Буря в переносном смысле – это «Боевой конь». Его 27-й художественный фильм был запущен в производство восемь недель тому назад, и в данный момент Спилберг ведет свою войну на аэродроме Уисли в Суррее, выполняющем функции «ничьей земли» времен Первой мировой войны. Буря в буквальном смысле слова – это Англия в октябре. Льет как из ведра; стук капель по дощатым настилам, которыми выстланы траншеи, настолько привычен, что на него уже просто не обращаешь внимания. Спилберг облачен в униформу «Боевого коня» – непромокаемую куртку, джинсы и резиновые сапоги, однако выбранная им кепочка промокла насквозь. В разгаре поиски более плотной бейсболки.

Вместе с режиссером мы бродим по деревне, расположенной совсем рядом с главной траншеей. Отсюда Спилберг наблюдает в мониторах то, что снимает камера. Этим утром снимается сцена, в которой британская армия дошла до ручки: одного-единственного бойца (Майкл Арчер) оставили в траншее с приказом стрелять во всех отступающих, и, когда в окопы спрыгивают двое солдат, ему приходится принимать нелегкое решение. Сидя в режиссерском кресле с надписью «ПАПА», Спилберг командует двумя камерами. Через своего второго помощника он сначала передает точные указания оператору камеры А Митчу Дьюбину, а потом сообщает Джорджу Ричмонду на камеру В, каким образом кадрировать снимаемый план. Совсем небольшие поправки – здесь побольше горизонта, там в клубах дыма виден штык – превращают и без того сильные образы в нечто динамичное, нечто незабываемое, нечто спилберговское.

«Пока я не доберусь до конкретной сцены, я сам не знаю, что буду делать, – говорит он. – У меня большие аппетиты, и мне хочется снимать большие планы. И тут мне становится ясно, что для них у меня недостаточно материала, и размер кадров уменьшается до чего-то более практичного. Для этой сцены мне не нужно ничего особенного, просто суровая зарисовка с парой крупных планов – и все. На экране она займет шестнадцать секунд. Если вообще останется».

Несмотря на отвратительную погоду и трудную сцену, съемочная группа «Боевого коня» пребывает в отличном расположении духа. Буфетчик раздает долгожданные бутерброды-панини с ветчиной и сыром; сам Спилберг выбирает жиденький овощной супчик, чтобы помочь организму бороться с простудой. Легендарный оператор Януш Камински, снимающий со Спилбергом уже двенадцатый фильм, расхаживает по площадке, напевая себе под нос «She's a maniac, maniac on the floor…» Любопытно, что режиссер и оператор-постановщик, похоже, почти не говорят между собой о съемках, каждый из них позволяет другому самостоятельно делать свою работу. Спилберг просит бумажный стаканчик и доверху наполняет его липкой глиной, по виду напоминающей жидкий шоколад. «Есть у кого-нибудь ложечка?» – кричит он и добавляет заговорщицким шепотом: «Скажем Янушу, что это десерт». Камински на это не покупается.

После неудавшегося розыгрыша Спилберг наблюдает за репетицией момента, когда двое солдат спрыгивают в траншею. Напряженная ситуация кажется тупиковой, но перед дублем Спилберг дает Арчеру совет, позаимствованный у одного из своих героев.

«У тебя есть военное лицо? – спрашивает он, цитируя »Цельнометаллическую оболочку« Кубрика. – Покажи мне военное лицо … Ага, вот это оно».

Прошло десять месяцев, и Спилберг снова наслаждается лос-анджелесским солнышком. «Боевой конь» окончательно смонтирован (в Avid, что для Спилберга нехарактерно), Джон Уильямс закончил музыкальное сопровождение («Он написал для фильма три темы, одна лучше другой»), и теперь с восьми часов утра Стивен в одиночку делает цветокоррекцию, поскольку Камински отправился выяснять ситуацию с «последствиями урагана »Айрин«» в Ричмонде, штат Вирджиния, где будет сниматься следующий фильм Спилберга «Авраам Линкольн». Тем временем режиссер вспоминает, что стало с шестнадцатисекундной дилеммой в траншее.

«Скажем так: эта сцена есть в фильме, – смеется он. – Будучи уже так глубоко в постпродакшне, мы теряем всякую объективность и начинаем слушать всех подряд. В эмоциональном отношении для меня период от начала производства до выхода фильма на экран – одна сплошная травма, и так было всегда. Но я уже так к этому привык, что гораздо легче переношу стресс».

Для Спилберга производство началось, когда по указанию продюсера Кэтлин Кеннеди он вылетел в Лондон, чтобы посмотреть пьесу «Боевой конь» в постановке театра «Нью-Лондон» в Вест-Энде. Выпущенный в 1982 году роман для детей Майкла Морпурго казался совершенно неподходящим материалом для сцены. Повествование в нем ведется от имени крестьянского коня Джоуи, который рассказывает о своих отношениях с деревенским пареньком из Девона Альбертом Нарракоттом. Эту дружбу разрушает Первая мировая война. Джоуи продают британской армии и отправляют на поля сражений во Францию. Джоуи переходит от английских солдат к немецким, потом попадает во французскую семью. Между тем Альберт, всеми силами пытающийся разыскать своего друга, записывается в армию. В постановке Ника Стаффорда рассказ не ведется от лица Джоуи, как у Морпурго, но зрителей поразило эмоциональное красноречие пьесы и восхитительные куклы, в натуральную величину выполненные из тростника и натянутой ткани.

Спилберг был очарован.

«Преображение годовалого жеребенка Джоуи во взрослого коня на сцене показалось мне блестящим, – вспоминает Спилберг. – В театре можно делать кое-какие вещи, которые невозможны в кино. В тот вечер, когда актеры вышли на поклон, больше всего аплодисментов досталось кукольникам».

Когда Спилберг смотрел пьесу, Майкл Морпурго вместе с Ли Холлом, автором «Билли Эллиота», уже начал работу над сценарием «Боевого коня». Купив права на пьесу и сценарий, исполнительный директор DreamWorks Стэйси Снайдер предложила переписать сценарий Ричарду Кертису, который работал вместе с ней в Universal. Само собой, Кертису Первая мировая была не в новинку: четвертый сезон «Черной гадюки» вошел в золотой фонд британского ТВ. Спилберг был поклонником «Черной гадюки», но никогда не встречался с Кертисом. Тот поначалу отреагировал на предложение довольно сдержанно.

«Да, он немного упирался, – признает Спилберг. – Он был не вполне уверен, нужна ли ему эта работа, но мы с ним так хорошо поладили, что он еще немного поразмыслил и решил, что это может оказаться интересным».

В кратком пересказе «Боевой конь» кажется типичной слезовыжималкой: ферма, которую хотят продать, подросток, разлученный с любимым конем, дружба, разрушенная войной… Ни Спилберг, ни Кертис никогда не стеснялись широких эмоциональных мазков, однако режиссер крайне тщательно следит за тем, чтобы не впасть в слащавость.

«Я хотел, чтобы история оставалась простой, – говорит он. – Главное было не перемудрить. В самом сюжете вполне достаточно драматизма и мелодрамы, а Ричард привнес некую британскую утонченность в то, что иначе легко могло бы впасть в патетику. Сюжет сам по себе очень крепкий».

«Где ж ты был все утро»?

Спилберг адресует этот вопрос огромному прожектору, который только что прикатили в траншею. Он подставляет руки под лампу и потирает их. «Как хорошо!» Спилберг греется у единственного источника тепла на сырой, холодной съемочной площадке, и от его мокрой одежды поднимается пар. Он выхватывает iPhone и, направив на себя камеру, разыгрывает классическую киносцену. «Я таю! Я таю! – изображает он Злую ведьму Запада. – Пошлю это Джей-Джею, ему понравится».

Импровизация прерывается в связи с прибытием на площадку пятидесяти крыс, и в воздухе немедленно повисает чувство легкой тревоги. «Крысы сопровождали британскую армию повсюду, – объясняет Спилберг. – Крысы были везде – в пище, поедали тела, мертвечину. В окопах у них была транс-жировая диета». Конечно, Спилберг в общении с крысами не новичок: еще в 1989 году в «Индиане Джонсе и последнем крестовом походе» была памятная сцена, в которой археолог сражается с грызунами в катакомбах Венеции. Джонсу пришлось обходиться смесью живых и механических животных, но в «Боевом коне» только настоящие.

«Ну что, посмотрим, на что они способны, – говорит Спилберг в мегафон и принимается давать указания крысам. – Помните, вы все снимаетесь в кино. В кино, понятно?»

Камеры включены, появляется «хлопушка» с надписью «ДАРТМУР» – кодовым названием фильма. Арчер медленно шагает по траншее. Как только вредителей выпускают из пластмассовых контейнеров, они принимаются разыгрывать нечто вроде крысиной версии «Стометровки для людей, лишенных чувства направления» из «Монти Пайтона», прячутся под настилы и забиваются во все углы. Тревога, овладевшая вышколенными профессионалами из команды Спилберга, плавно переходит в легкую истерию.

«Всем успокоиться! – кричит в мегафон Спилберг. – Людям не стоит бояться крыс. Они всего лишь кусаются и разносят болезни».

Дубль два проходит немногим лучше.

«Я видел только двух крыс, – сообщает в мегафон Спилберг. – Сколько их у нас должно быть в этом эпизоде»?

«Пятьдесят, только они все попрятались», – кричат ему в ответ.

«Дадим субтитры, – невозмутимо замечает Спилберг. – В этой сцене занято пятьдесят крыс, но вы их не видите, потому что они попрятались».

Пока члены съемочной группы вылавливают грызунов для следующего дубля, Спилберг просматривает уже отснятый материал: завораживающие кадры, на которых британский солдат выходит на ничью землю. Кажется, будто этот леденящий душу, но прекрасный образ попал в диснеевский фильм о мальчике и его коне из какого-то фильма Тарковского. (Позже этот эпизод войдет в трейлер «Боевого коня»). На сей раз крысы преисполнены энтузиазма, все они в кадре и теснятся у ног Арчера именно так, как нужно. Самый смелый крысюк, эдакий Том Харди среди грызунов, взбирается на манекен, изображающий убитого солдата. Вся видеодеревня мысленно уговаривает его залезть под одежду трупа, что тот должным образом и выполняет. Спилберг, кажется, доволен.

«Нормально. Теперь идем на ничью землю».

Вспоминая нашу поездку на съемки «Боевого коня», должны заметить, что как раз коня-то мы и не увидели. Замысел романа возник у Майкла Морпурго, когда писатель наткнулся на малоизвестные факты о роли, которую сыграли лошади в битве на Сомме. Копнув глубже, он вышел на трогательные истории о том, как боевые офицеры поверяли свои внутренние страхи и хрупкие надежды собственным коням. Заинтригованный Морпурго нашел факты, подтверждающие эти истории. Из миллиона лошадей, переправленных через Ла-Манш из Британии во Францию, домой вернулись только 62 тысячи, остальные погибли в боях или были забиты на мясо. Экстраполировав эти цифры, Морпурго пришел к выводу, что за время Первой мировой в общей сложности погибло около десяти миллионов лошадей.

«В фильме показана историческая смена караула – от лошадей к механизированному вооружению и четырехколесному транспорту, – говорит Спилберг. – В ходе этого эволюционного перехода лошади приняли на себя основной удар и чуть не все поголовно погибли».

Кастинг на роль новой звезды, который Спилберг проводил вместе с коннозаводчиком Бобби Ловгреном, был не менее суровым, чем подбор актрисы на роль Скарлетт О'Хара. В конце концов они остановились на лошадях породы «английская охотничья». После многолетнего опыта работы с собаками, тарантулами, змеями, жуками, крысами и велоцирапторами в качестве актеров второго плана Спилберг впервые снимал животное в роли главного героя (неисправные механические акулы не в счет!). Роль Джоуи исполняли 13 коней (разные животные использовались в различных планах, плюс это давало им возможность отдыхать); чтобы они выглядели одинаково, применялись специальные накладки и грим.

«Когда я снимаю »Индиану Джонса«, я слежу за Инди, а не за конем, на котором он скачет, – объясняет Спилберг. – А тут вдруг возникает проблема: как снять фильм, где мне не просто нужно следить за конем, но еще и заставить зрителя смотреть на него вместе со мной. Необходимо было обращать внимание на то, что делает Джоуи, понимать, что он чувствует. Для меня все это было в новинку».

Спилберга не назовешь искусным наездником. Его отношения с лошадьми в лучшем случае можно назвать неоднозначными: в детстве одна из них его сбросила, а на съемках фильма «Цветы лиловые полей» поездки верхом стоили ему хронической травмы спины. Неудивительно, что съемки одной из главных батальных сцен – масштабной кавалерийской атаки, которую верхом на Джоуи возглавляет капитан Николс (Том Хиддлстон) – оказались для режиссера довольно нервными.

«В этой сцене у нас было около сотни лошадей, – вспоминает Спилберг. – На экране кажется, что их больше, потому что в некоторых планах я прогонял их по несколько раз и затем использовал наложение – получалось двести лошадей. Было здорово, но я все время боялся, что какой-нибудь конь упадет, об него споткнется следующий и тоже рухнет вместе с всадником. Каждый раз, когда коней пускали в галоп, я чуть из кресла не выпрыгивал».

«Ну что, достаточно грязно»?

Стивен Спилберг несется по ничьей земле, и мы с трудом поспеваем за ним. Представьте себе, что вы попали на самый жуткий музыкальный фестиваль под открытым небом, замените благовония бочками с нефтью, извергающими клубы черного дыма, и увеличьте в тысячу раз количество грязи, скользких мест и луж. От горизонта до горизонта все вокруг буро-коричневое. На пути следования Спилберга нет ни единого кусочка ровной земли (время от времени попадаются дощечки и голые деревья, которые помогают удержаться на ногах, но в основном приходиться полагаться только на самих себя), особенно после того, как художник-постановщик Рик Картер при помощи бульдозеров понаделал здесь огромных воронок. В некоторых из них стоят брошенные танки. Гигантские масштабы фильма отсюда видны куда лучше, чем из траншей.

«Очень трудно даже просто доставить сюда съемочную группу и снять кадр, не говоря уже о каскадерах, – говорит Спилберг. – Да и атмосфера сами видите какая. На Сомме примерно так и было, только по сравнению с тем, что реально пришлось пережить этим ребятам, это все легкие неудобства». Само собой, ему вспоминаются съемки высадки на Омаха-бич из «Спасения рядового Райана». «Когда мы снимали День высадки, я то и дело повторял: »Ребята, не забывайте, что вас-то вечером ждет возвращение в отель«».

После сухого, теплого и уютного павильона «The Volume», где методом performance capture Спилберг снял «Тинтина…» за 28 дней, октябрьская Англия и трясина Первой мировой, наверное, вызывают сильный культурный шок. Вывихнутые лодыжки – последний писк моды в Уисли, и Спилбергу на съемках «Боевого коня» тоже пришлось пройти своеобразный ритуал посвящения.

«Однажды я свалился в люк, – признается он. – Захожу в траншеи, чтобы распланировать первый кадр, иду впереди, смотрю в видоискатель, за мной еще человек пятьдесят… и падаю в двухметровую яму, полную воды. Ребята из съемочной группы говорят, что я в буквальном смысле слова как сквозь землю провалился».

Натянув спасительную бейсболку с надписью «Университет Атланты, выпуск 1961 года», Спилберг переходит к сцене, в которой Альберт в исполнении перемазанного грязью, но от этого не менее привлекательного Джереми Ирвина под взрывами пиропатронов бежит по ничьей земле и прячется за бугорок. Получив от Спилберга простые указания («Задай им жару, брат!»), Ирвин в сопровождении оператора Митча Дьюбина выскакивает из траншеи. «Митчу сейчас кажется, что он опять на Второй мировой, – сообщает Спилберг. – Он был главным оператором в »Райане…«, там ему пришлось бегать за всеми».

Наблюдая за тем, как Спилберг снимает батальные сцены, невозможно не вспомнить «Спасение рядового Райана». Спилберговский шедевр 1998 года не просто содержит самое беспощадно-реалистическое изображение Второй мировой войны в истории кино – этот фильм определил, как в современном кинематографе будут показываться сражения из любых эпох. Приемы, изобретенные Спилбергом и Камински – поворот затвора камеры на 90 градусов для получения более резких и более реалистичных образов, использование Image Shaker, благодаря которому камера сотрясается в унисон со взрывами, – стали неотъемлемой частью арсенала любого отправляющегося на войну кинематографиста. Но, если вы уже однажды собственноручно создали канон изображения войны на экране, как можно показать ее по-другому?

«Януш выстроил визуальный ряд так, чтобы »Боевой конь« был совсем не похож на »Райана…«, – отвечает Спилберг. – Кадры напоминают старые фотографии, дагерротипы, в них гораздо больше коричневого. И мы не применяем ни один из приемов, которыми пользовались в »Райане…«. Единственное сходство в том, что оба фильма военные и оба сняты переносной камерой. Если снимать с плавно движущейся тележки, получится не то. Стабильные кадры годятся только для крупных планов».

На экране вспомогательного монитора батальные сцены «Боевого коня» выглядят жестко. Достоверность и интенсивность как в «Райане…», но при этом в рамках рейтинга PG-13. «Само собой, в фильме присутствует насилие, но это насилие без расчлененки, – объясняет Спилберг. – Такая вот тонкая градация». Уткнувшись в свой личный экземпляр сценария в кожаном переплете, он быстро вписывает какую-то новую реплику и отсылает изменения актерам. Вечереет, серое небо постепенно чернеет, дождь не прекращается ни на минуту. Ироничный Януш Камински переключился на репертуар The Beatles: «Good day sunshine / Good day sunshine». Но, несмотря на все капризы стихии, чувствуется, что Спилберг… э-э-э… в своей стихии.

«Мне нравится снимать в суровых условиях, – признается он. – Я, конечно, не полезу в огонь только потому, что люблю суровые условия, но работа на свежем воздухе – это по мне. Я люблю бывать под открытым небом. И я могу позволить себе помучаться во время съемок. Серьезно, в этом что-то есть».

И каковы же его впечатления от работы над «Боевым конем»?

«Мне удалось рассказать старомодную историю, используя традиционный инструментарий, который мои предшественники сделали стандартным оборудованием для решения таких задач. Однако современная киноиндустрия отказалась от этих стандартов и ушла в новые технологии, процессы и способы повествования. »Боевой конь« – это старомодная история, куда более старомодная, чем то, что я снимал в последнее время. И мне очень нравится возвращаться к этим старым-престарым, »олдскульным« повествовательным традициям».