
11 мая 2000 года на экраны вышел второй фильм о похождениях Данилы Багрова (Сергей Бодров) в поисках правды. Взрывной сиквел фактически стал ровесником новой и современной России: его хорошо знают по кадрам и цитатам, до сих пор слушают саундтрек и по праву называют главным постсоветским блокбастером. К круглой дате вспомнили единственный сиквел в карьере Алексея Балабанова – не то лихой боевик, не то путевой очерк об Америке.
Странной и народной любовью
Первый «Брат» был особым маркером времени и места – фильмом о переломе эпох и о том, как существует человек в новой социальной среде. На этот бандитский передел Данила Багров (Сергей Бодров) – не то наивный простак, не то благородный разбойник – и обрушивал свой праведный гнев, помогая брату Виктору (Виктор Сухоруков) разделаться с криминальными заказами. Насколько гнев был праведным, вопрос другой, дискуссионный. Но героев нашего времени, кажется, не выбирают – они словно вызревают из коллективного бессознательного.
Второй «Брат» стал уже не столько социальной драмой с целым ворохом вопросов и дилемм — о героизме и справедливости, о месте и назначении людей, родившихся еще при советской власти, — сколько народным блокбастером. Сам Балабанов так и определял сиквел: «попсовый». Продолжение любил зритель, затирал до дыр на видеокассетах и на телеканалах, буквально живя под аккомпанемент песен Земфиры* (признана в РФ иностранным агентом), групп «Би-2» и «АукцЫон». В этом уютном статусе народного хита оставался разве что один нерешенный момент: «Брат 2» – коммерческий боевик в чистом виде или авторская стилизация под экшен со всеми расхожими тропами: пафосом, спутницами героя и жизненной философией, объясненной на пальцах или скорее даже на пулях?
Резонно предположить, что и то и другое. В случае Балабанова работа с крупной жанровой формой тянула на благоприятный авторский эксперимент.
Братья-двойники
Структурно второй «Брат» повторял формулу оригинала 1997 года, а изменения касались количества и масштабов (экстенсивный рост – важный атрибут любого сиквела). Больше стрельбы и пушек – полный магазин разряжают теперь и в Москве, и в Чикаго, а для убедительности вытаскивают даже памятный пулемет «Максим». Еще больше героинь – приключения Багрова сопровождали и поп-певица Ирина Салтыкова, и американская телеведущая, и секс-работница Даша (Дарья Юргенс), примеченная Багровым на улице. Расширилась, разумеется, география – «Брат» открывал простор для гротескной геополитической комедии о своих и чужих. Именно там, в Америке, терра инкогнита для русского человека, стране контор и денег, кристаллизовалось понятия своего, исконного, кровного.
Поиск рифм, закольцовок и зеркальных отражений – важная часть драматургии второго «Брата». Прогулки Данилы по Чикаго напоминают блуждания по холодному и серому Петербургу. Брайтон-Бич, заокеанский уголок русского мира в Нью-Йорке, состоит из тех же магазинов, кухонь и вывесок, что и в нашей необъятной. Таксисты и те годятся друг другу в братья, не способные удержаться от благого мата и хлестких комментариев о судьбе родины даже на расстоянии тысяч километров. Нерадивый брат Данилы Виктор, как и в первом фильме, снова предает героя и нарушает договоренности – общее дело меркнет перед соблазном американским золотым тельцом, в то время как дальнобойщик Бен становится спасителем и преданным другом для Багрова. «Брат 2» – еще и кино о связях не по крови, а по духу. Герой ищет свое не только в своем, но и в чужом: в шумных проспектах и аудиомагазинах, в наивной искренности работяг, в бывших соотечественницах, которых унизила безжалостная американская реальность.
Первый патриотический блокбастер?
Единственному сиквелу Балабанова нередко приписывают судьбоносную роль – он открыл дверь нулевым, точке пересборки России и ее суверенитета, когда песню «Американ бой» стали иронично заменять на «Гудбай, Америка!». Этот лобовой почвеннический блокбастер, с хлестким ударом по западничеству и укором в его духовной несостоятельности, нередко вызывал противоречивые дискуссии, а самого Балабанова не преминули зачислить в авторы первых патриотических мемов. В «Брате 2» происходит поляризация мира, а герой проходит с боем через заокеанскую мафию, афроамериканские кварталы с сутенерами и циничных толстосумов, чтобы достучаться до справедливости и правды. Безусловно, Балабанов был патриотом России и после постсоветской неопределенности напомнил, что у нас «есть огромная семья».
При этом что для одних перехлест и злобная карикатурщина, то для других долгая традиция. Через писателей Ильфа и Петрова и их заметки в «Одноэтажной Америке», которые еще в середине 30-х подтрунивали над механистичностью труда, преступлениями капитализма, гангстерским беспределом в Чикаго и детской наивностью американцев. Борьба с Новым Светом – не менее важный мотив в литературе Эдуарда Лимонова, посвятившего американской жизни около пяти лет. Этот мир стальных каркасов, тянущихся в небо, бесконечных хайвеев и презентабельных улыбок завораживал в той же степени, в какой бросал вызов, провоцировал помериться силами и стойкостью ценностей.
Пристрели их!
Можно долго разбираться в моральном устройстве второго «Брата», но невозможно отвертеться от его чисто кинематографического драйва. Фильм сделан бесшовно, на энергии резвого монтажа, словесного красноречия и звучания постсоветского рока. Балабанов будто бы сознательно следовал формуле голливудского блокбастера: и сюжетно, и тонально, и даже ритмически (в нем почти нет лишних сцен), чтобы его развенчать. Как Багров вливался в американскую реальность, так и режиссер вживался в формулу развлекательного боевика: со стилизованным экшеном, расхожими элементами роуд-муви и эпизодами перестрелок, снятыми от первого лица – как заправский компьютерный шутер.
Спустя 25 лет многим не так-то просто отделить художественные качества фильма от его контекста: затасканности на цитаты, музыкальной ауры и того, как фильм выписывает оппозицию «свой-чужой» на геополитической доске (картина уже тогда напомнила, сколь противоречива динамика в отношениях двух мировых держав). Но, пожалуй, главное – «Брат 2» даже сегодня не кажется отголоском прошлого. Скорее вечно актуальным выводом о том, что если в России жить, то жить исключительно долго.
Благородный разбойник
Данила Багров, первый и главный российский супергерой, пережил эволюцию если не на экране, то в зрительском восприятии. Его считали то криминальным элементом и продуктом времени, когда решали дерзость и пули, то емким образом героя современной России – человека, который погрузился в западный мир, не поддался его соблазнам и ценностям, а затем вернулся домой. Сергей Бодров, который умрет спустя два года после выхода сиквела, считал Багрова действительно своим братом: персонажем вроде и близким, но радикально другим. В чем-то наивным, а в чем-то более резким и решительным.
Особое очарование второго «Брата» – в аутентичности Бодрова. Он словно не играет, а проживает: и с заряженным ружьем, и с рюмкой водки, и со всем набором невербального аппарата, жестикулируя вместо английского. Социальная реальность и зрители снабдили Багрова дополнительными контекстами, но в своей основе его наивность, всем понятная храбрость и беспримесность взглядов (не обошлось без нюансов – на повестке стояли пресловутые расистские эпизоды) возвращали к архетипическим фигурам, к благородным разбойникам с ружьем вроде Робин Гуда – редкого англосаксонского героя, которого, если пофантазировать, Багров тоже с удовольствием назвал бы своим братом. Ведь он также что-то да знал о силе и правде.
"Фильм любимый, потому что про нас. ...
Мы — такие. Скромные и неприметные. Спокойные, потому что не боимся, что будет ещё хуже. Нам плевать, что о нас думают.
Мы не завидуем и не выгадываем; если надо — идём напролом, а если нельзя — то в обход.
Мы добродушные: можем не отомстить, хотя и не забудем. Мы — злые и добрые одновременно.
Мы долго терпим, потому что привыкли к дискомфорту — и безжалостны по той же причине. В армии мы морозили пальцы зимой на полевых выходах в палатках, открывали консервы ложками, а по ночам взламывали хлеборезки. Мы можем из пивных банок сделать дециметровую антенну, из колготок — приводной ремень, а из обрезка трубы и деревяшки — пистолет, и накрошить туда серы со спичек, как в детстве. И пойдём по пожарной лестнице на верхний этаж небоскрёба, если нам важно настоять на своём.
Создатели фильма (отлично, кстати, снятого) с попаданием в российский менталитет угадали.
Пока мы такие — этот фильм не умрёт."
(Ёжкин и Кот)