Честь и совесть

Нашествие Батыя на Русь началось с уничтожения Рязани. Именно с уничтожения, а не с завоевания. Столица Рязанского княжества была сожжена дотла, а все ее защитники и жители были убиты. Город был настолько разрушен, что он так и не был восстановлен. Нынешняя Рязань – это город Переяславль-Рязанский в 50 км от Старой Рязани, который в XVIII веке был переименован в Рязань.

Согласно преданию из древнерусской «Повести о разорении Рязани Батыем», во время осады и сожжения города брат рязанского князя Юрия Ингварь Ингоревич находился в Чернигове. В его свите был военачальник Евпатий Коловрат. Когда Евпатий узнал, что на Рязань напали, он вместе со своей дружиной поскакал в родной город и нашел его уже разрушенным. Не мешкая, Евпатий собрал спасшихся рязанских воинов (тех, кто не был в столице во время осады) и бросился догонять монгольское войско. Он нагнал Батыя в Суздальской земле и напал, когда монголы расположились на отдых.

Дальнейшие события «Повесть» описывает в превосходных тонах. Евпатий и его дружинники так яростно и доблестно сражались, что монголы понесли огромные потери, и даже сам Батый был не на шутку напуган. В конце концов, не сумев победить воеводу в открытом бою, монголы расстреляли Евпатия и его ратников из стенобитных орудий. Когда богатырь был наконец убит, Батый проникся к нему таким уважением, что отпустил взятых в плен русских витязей и позволил им похоронить Евпатия с соответствующими его рангу почестями.

Эта история не подтверждается никакими документами и летописями, и историки считают «Повесть» записанным народным преданием – то есть вымышленной историей, призванной утишить боль от разорения Рязани. Тем не менее Евпатий Коловрат увековечен во множестве книг и песен, в мультфильме 1985 года и даже в трех памятниках в Рязанской области. Теперь ему посвящен еще и блокбастерный фильм Джаника Файзиева и Ивана Шурховецкого «Легенда о Коловрате».

Героический флер часто застит глаза и не позволяет здраво оценивать поведение человека или персонажа. Поэтому давайте на время забудем все, что было сказано и написано по поводу Евпатия после сочинения «Повести», и ответим на непростой вопрос: «Почему Евпатий совершил то, что он совершил, и почему автор или авторы “Повести” изобразили это как подвиг?»

В самом деле, со стратегической точки зрения Евпатию было бы разумнее попытаться обойти армию Батыя и присоединиться к одной из пока еще не разгромленных княжеских армий, которым только предстояло сразиться с монголами. Из «Повести» очевидно, что у отряда Евпатия не было шансов против гигантской армии Батыя и что он мог нанести куда больший вред, если бы сражался в союзе с представительной княжеской армией. А еще лучше – в союзе с коалицией князей. Отдельно взятый монгольский воин был слабее отдельно взятого русского дружинника XIII века, и сила монголов была в их численности и едином руководстве. Поэтому после разорения Рязани надо было думать о том, как противопоставить силе равноценную силу, а не о том, как помочь монголам перемолоть русские дружины поодиночке. Евпатий же сделал именно это – позволил «поганым» добить остатки рязанской армии.

Из «Повести» ясно, что ее создатели понимали силу единства и слабость разделенности. Однако в поступках Евпатия они не видели ничего предосудительного. Наоборот, на их взгляд, богатырь повел себя как настоящий герой и как доблестный и заслуживающий подражания воевода. В чем же дело?

В средневековой логике и системе ценностей. Евпатий руководствовался не соображениями стратегии, а соображениями аристократической чести (а он был именно аристократом, «рязанским вельможей», по словам «Повести») и чести христианского воина. Во-первых, для него было лучше погибнуть в бою, чем выживать в завоеванном язычниками краю. Во-вторых, он, как воевода погибшего рязанского князя, должен был искупить кровью «грех» того, что не сражался рядом со своим господином и не принял смертные муки вместе с ним. В-третьих, сражение с многократно превосходящими силами противника делало его гибель особенно героичной и почетной. Идеальный русский воин должен был быть удальцом, а не мыслителем.

Конечно, в реальной истории князья и воеводы действовали куда трусливее и циничнее. Но на то «Повесть» и литературное произведение, чтобы изобразить «витязя без страха и упрека» – настоящего аристократичного богатыря. Который не только вселяет страх в сердце Батыя, но и заставляет безжалостного монгола проявить милосердие к пленным. Для христианского читателя это намек на то, что на мгновение Батый стал почти христианином. В этом едва ли не главный богатырский подвиг Евпатия с точки зрения средневекового взгляда на мир.

Что важно, Евпатий описан как исполин и конный воин, разрубающий монгольских конников до седла. В его отряде также сплошь кавалеристы – пешие витязи не смогли бы догнать монгольскую армию, основой которой были конные лучники и отряды конного ближнего боя. Вообще, в описываемое время пехота на Руси не котировалась. Пешие воины участвовали лишь в обороне городов. Походные дружины состояли из кавалеристов и телег со снаряжением, припасами и слугами.

Таков Евпатий «Повести». Кого же вы увидите в «Легенде», когда на этой неделе лента выйдет в прокат? Отнюдь не исполина-аристократа. Новый Евпатий – всего лишь рязанский десятник, и габариты у него не выдающиеся. Ни в какие походы он не ездит, а живет в городе и учит воинов фехтованию на мечах. По своему достатку этот Коловрат принадлежит к среднему классу. И хотя скакать на коне он умеет, сражается он пешим. Равно как и его товарищи, которых в сто раз меньше, чем в «Повести». Там у Евпатия был отряд в 1700 человек, здесь – около дюжины.

Тем не менее новый Евпатий старается мыслить и действовать стратегически. Он рассылает гонцов в ближайшие княжества, пытается организовать коалицию, неоднократно атакует монголов с выдумкой и исподтишка… И кульминационное сражение он дает не для того, чтобы героически погибнуть, а для того, чтобы хоть немного задержать Батыя в узком месте до подхода ожидаемых русских армий.

Сравнение двух Евпатиев весьма выразительно. По мнению авторов фильма, прежний Евпатий с его аристократичными ценностями и физической уникальностью нынешним зрителям был бы чужд и непонятен. Новый Евпатий – простой городской парень и скромный профессионал, а также менеджер низкого звена. Который, однако, мыслит государственными категориями, а не заботится о своей чести. У нового Евпатия больше общего с героями фильмов о Великой Отечественной войне, чем с его прототипом из «Повести». Что до отсутствия боевого коня, то это, понятно, бюджетное и постановочное ограничение. Снимать рукопашные схватки куда проще, чем кавалеристские боевые сшибки.

К сожалению, такое переосмысление Евпатия Коловрата оказывается натягиванием совы на глобус и дает очень сомнительные художественные результаты. Хотя бы потому, что невозможно поверить, что Батый мог испугаться мелкого менеджера с десятком пеших подручных, как бы хорошо они ни махали мечами. Тогда как 1700 всадников – это внушительная сила по любым меркам. Но, по крайней мере, видно, что авторы фильма пытались думать о зрительских запросах и зрительских реакциях. Это мышление в верном направлении. Осталось научиться приходить к верным выводам…