Девочка и смерть

Я стою посреди замерзшей снежной равнины. Север Финляндии, до Полярного круга миль девяносто, а до России – всего пять, ее почти видно отсюда. Температура – где-то минус тридцать. Передо мной двое живых актеров и один мертвый северный олень. Нам надо снимать первую детально проработанную боевую сцену из моего нового фильма «Ханна». Но до меня (с явным опозданием) доходит: боевые сцены снимаются очень долго, и мы совершенно точно не укладываемся в одинединственный запланированный на это день.

Признаться, я вообще не представлял, что съемки экшна по графику и на бюджет драмы приведут к такого рода проблемам. Просто кошмар. Какого черта я вообще во все это ввязался? Пожалуй, винить следует Дэвида Линча… Детство у меня было довольно необычное… Ну, по крайней мере, окружающие так считают. У меня детство было только одно, так что сравнивать мне не с чем. У мамы с папой был кукольный театр в Ислингтоне. Он, кстати, существует и по сей день. Мы жили в том же здании, так что с самого рождения я рос в волшебном королевстве кукол, сказок и всего такого. Но меня всегда интересовало кино. Еще в младших классах я ломал голову над тем, как снимают фильмы.

Помню, однажды я посмотрел «Большие надежды» Дэвида Лина и потом облазил все окрестные магазинчики, пытаясь купить искусственную траву, на которой выкладывали фрукты и овощи, притащить ее в школу и соорудить на ней надгробие. Мне страшно хотелось воссоздать сцену на кладбище с участием Магвича, которая меня весьма впечатлила. А еще у меня была чудесная знакомая, заменившая мне бабушку. Мы вместе смотрели кино с Гретой Гарбо и фильмы Билли Уайлдера. Я очень любил киноклассику, но потом, возможно, из-за подростковых комплексов, эти фильмы перестали меня интересовать. Я ходил в очень дрянную среднюю школу. Говорят, сейчас там все намного лучше, но тогда мы вообще ничему не учились – все силы преподавателей уходили на то, чтобы держать класс в узде. Я ненавидел этот мир. Мне хотелось смыться оттуда, и чем дальше, тем лучше.

По-настоящему я увлекся кино, когда мне было лет шестнадцать. Стояло лето, родители были в отъезде, а дома у нас впервые появился видеомагнитофон. Ктото познакомил меня с фильмами Дэвида Линча и Мартина Скорсезе. «Синий бархат» я посмотрел раз пятнадцать подряд. В мою жизнь внезапно вошла какая-то грубая поэзия, которая напрямую взывала к чувству подросткового отчуждения. Секс, насилие, все, в чем подросток отчаянно пытается разобраться… внезапно я увидел все это на экране. Моя жизнь круто переменилась. Представьте себе, что вы всегда читали Китса и поэтов-романтиков, и тут внезапно вам попадает в руки Чарльз Буковски. И вы понимаете, что перед вами нечто совершенно иное, хотя при этом тоже поэзия.

Позднее я увлекся британским реализмом. Я тогда ходил в драмкружок в Северном Лондоне, где познакомился, к примеру, с Кэти Берк, королевой экспериментальной театральной сцены Северного Лондона. В своей работе я всегда пытался перекинуть мосты между этими двумя эстетическими направлениями. Лучше всего мне это удалось, я думаю, именно в «Ханне». Моей первой попыткой снять стопроцентный голливудский фильм был «Солист». Кажется, синяки после этого у меня до сих пор не сошли. Все мои весьма небогатые впечатления о Голливуде были связаны с наградной шумихой вокруг «Гордости и предубеждения» и «Искупления». Я человек наивный, и на все это купился.

Я думал: «Ух ты, а ведь эти люди и вправду меня ценят! Может быть, они правы, может, фильм и вправду отличный». А потом, к моему изумлению, выяснилось, что дело не совсем в моих личных заслугах. Само собой, любому фильму нужна зрительская поддержка, нужно, чтобы он понравился критикам, нужны голоса членов Академии. Но я понятия не имел, какое огромное количество интриг проворачивают за кулисами продюсеры и дистрибьюторы. Дело в том, что больше всего я люблю снимать кино. В прочих сферах жизни я, как правило, делаю то, что мне скажут.

Если люди со мной любезны, они мне, как правило, симпатичны. И я им доверяю. И только когда ты попадаешь в такую ситуацию, как тогда с «Солистом», где студия по сути решила отказаться от фильма, ты понимаешь, что тебе не обязательно говорят всю правду. Видимо, я так никогда и не узнаю, что на самом деле случилось с «Солистом». Невозможно выяснить, что именно происходит за дверями зала совета директоров. Я помню, что мы вовсю форсировали постпродакшн, пытаясь успеть к крайнему сроку, 27 ноября (2008 года). И вот, когда мы уже работали над финальной версией, недели за две до премьеры, мне вдруг звонят из студии и говорят: «Вы знаете, мы передумали. Фильм выйдет в апреле».

По всей видимости, мы стали жертвой весьма неприятного развода между студиями. Фильм продюсировала DreamWorks, которая в то время была под крылом у Paramount. Paramount и DreamWorks находились в процессе разделения, а «Солист» был одним из тех фильмов, которые Paramount была обязана выпустить. Одновременно Paramount выпускала «Бенджамина Баттона…», на который было потрачено 120 миллионов долларов. По этому поводу на студии нервничали, им хотелось бросить все силы и влияние на его поддержку. Параллельно с этим DreamWorks запускали «Дорогу перемен», и там тоже все было очень непросто.

В итоге они не стали вкладываться в раскрутку и релиз нашего фильма. Вполне возможно, они решили, что фильм слабый, и не захотели тратиться на его маркетинг. Мне очень трудно быть объективным, когда речь идет о моей работе, трудно сказать что-то вроде: «Между нами, фильм получился не ахти…» Все произошедшее остается для меня полнейшей загадкой, но урок я, вне всякого сомнения, получил. И не один. Что я знаю точно, так это то, что никогда не смогу жить в Голливуде: через пару недель пребывания там все дурное во мне начинает лезть наружу. Голливуд плохо влияет на мое эго, мое тщеславие и на мое чувство незащищенности. И, кстати, возможно, это Сирша Ронан виновата в том, что я сейчас мерзну на севере Финляндии в компании дохлого оленя. Ребята из Focus прислали ей сценарий «Ханны», он ей очень понравился, и она предложила им связаться со мной на предмет постановки. Когда я впервые читал сценарий, он был совсем другой – и весьма странный, что мне очень понравилось.

Меня очаровала Ханна, эта загадочная, необычная, глубоко наивная девочкаубийца. Мне всегда нравились образы юродивых из русской литературы, а Ханна как раз из таких. Мой любимый пример из области кино – Чонси Гардинер из фильма Хэла Эшби «Будучи там». Хотя и Инопланетянин из фильма Спилберга в какой-то мере тоже «святая простота». У этих персонажей отсутствует понятие об общепринятых нормах поведения, и поэтому они способны открыть нам какие-то новые истины. К тому же в определенной степени я отождествляю себя с Ханной. Когда я мальчишкой выбрался из своего счастливого сказочно-кукольного мирка, я думал, что все вокруг милые, добрые и дружелюбные, потому что дома все так и было.

Как оказалось, люди могут быть весьма подлыми и жестокими. Для меня это было огромным потрясением, я был совершенно не готов к такому. Мне кажется, Ханна переживает нечто подобное. И вовсе не случайно то, что все плохиши в фильме либо скинхеды, либо футбольные фанаты. В конце 70-х и в начале 80-х я больше всего боялся именно скинхедов и футбольных фанатов. Это они постоянно до всех докапывались, совершенно жуткая публика. Поэтому я получил истинное удовольствие, создавая образы всех этих голубоватых скинхедов, в особенности когда они как следует огребали от Ханны…

Оригинальный сценарий написал изумительный писатель по имени Сет Локхед, которому тогда было всего 24 года. Когда я пришел в проект, этот сценарий как раз перерабатывали и, помоему, старались слегка смягчить. Я же вернулся к первоначальному мятежному духу Сета. Препродакшн проходил в страшной спешке, что вообще-то для меня нехарактерно: обычно я стараюсь все тщательно проанализировать и распланировать. Приходилось много путешествовать по разным съемочным площадкам, что съедало кучу времени. Но мне кажется, необходимость много импровизировать добавила атмосфере фильма сюрреалистичности. В особенности это относится к персонажу Тома Холландера.

По сценарию, Айзекс вовсе не был безвкусно одетым головорезом с садистскими наклонностями, но Том сыграл его именно так, и получилось просто блестяще, причудливоблестяще. Мне тоже пришлось импровизировать. В фильме есть длинный план, снятый стедикамом: Эрик Бана, отец и защитник Ханны, выходит из автобуса, проходит по улице, спускается в метро, где его поджидают четверо агентов ЦРУ, и он расправляется с ними в ходе продолжительной боевой сцены. И все это снято одним куском. Многие считают, что я просто демонстрирую свои технические возможности, но на самом деле это было чисто практическое решение.

На то, чтобы снять все с разных точек, понадобилось бы два дня, а у нас по графику на этой площадке на все про все был только день. Поэтому мы приехали на место ни свет ни заря, репетировали, репетировали, потом еще репетировали, а снимать начали часов в пять вечера, полагаясь на удачу. В настоящий момент я работаю над экранизацией «Анны Карениной». Том Стоппард написал просто фантастический сценарий, и я рассчитываю начать съемки в конце этого года.

В прошлом мне предлагали поработать над большими голливудскими франшизами – не скажу, какими, не спрашивайте. Технически меня всегда интересовала эта идея, я вижу в ней вызов для себя, однако в конце концов всегда прихожу к мысли: «Дело хорошее, но, может, сперва найдется что-то более интересное». Но я безмерно восхищен, к примеру, тем, что Кристофер Нолан сделал с «Бэтменом». И, конечно, Кеннет Брана снял «Тора»… должно получиться очень интересно. Я ни в коем случае не отвергаю такого рода фильмы; возможно, в один прекрасный момент я и займусь чем-либо подобным. Я ведь никогда не говорю «никогда».