25 лучших фильмов 2025 года: выбор редакции FILM.ru

Джесси Бакли в роли Агнес Шекспир на кадре из фильма «Хамнет»

Пол Томас Андерсон может спать спокойно только потому, что Хлоя Чжао совсем недавно уже получила «Оскар» в категории «лучший фильм». Как известно, в киноакадемии молния не ударяет дважды в одно место — а если и случается, то с номинацией Мэрил Стрип. «Хамнет» — настоящее кинематографическое чудо, бьющее прямо в сердце и задевающее все чувственные сенсоры взрывной волной.

В основу сценария лёг одноимённый роман Мэгги О’Фаррелл, где исторические факты о жизни Уильяма Шекспира и его жены Агнес переплетаются с мистицизмом и художественным вымыслом. Уилл (Пол Мескал) у Чжао — человек, которому сложно говорить с миром, но через письмо он способен выразить всё, что наболело. В этом отражается конфликт творческой натуры: не писать — значит не жить, ведь это единственный способ проживать и выражать чувства. Уилл влюбляется в Агнес (Джесси Бакли), и пара женится, несмотря на сопротивление обеих семей — эта история вдохновит его позже на «Ромео и Джульетту». После смерти сына Хамнета, единственного мальчика из троих детей, их любовь гаснет под тяжестью горя. Тогда Шекспир пишет свой главный шедевр — «Гамлета». Пьеса становится не просто способом справиться с утратой, но и возможностью разделить боль с Агнес, вновь соединяясь через искусство.

Чжао напоминает, зачем нам вообще нужно искусство: оно становится универсальным языком, способным выразить чувства, для которых не существует слов. «Хамнет» — чуткое, болезненное и освобождающее кино, дарующее ощущение единения, сострадания и понимания. Один из тех фильмов, после которых уже невозможно остаться прежним.

Катя Карслиди

Ренате Реинсве в роли Норы Борг на кадре из фильма «Сентиментальная ценность»

Йоаким Триер снимает фильмы уже два десятилетия, но оглушительная слава свалилась на режиссера лишь в 2021 году — с выходом «Худшего человека на свете», послания всем сбившимся с пути тридцатилетним. Спустя четыре года скандинавский мастер представляет, вероятно, свой magnum opus — «Сентиментальную ценность», в котором отчужденный отец пытается поговорить с дочерью на единственном понятном для него языке — языке искусства.

Вечно отсутствующий отец и по совместительству известный режиссер Густав Борг (Стеллан Скарсгард) вновь появляется в жизни дочерей Норы (Ренате Реинсве) и Агнес (Инга Ибсдоттер Лиллеос) после смерти их матери. Вместо откровенного разговора и давно необходимых извинений он предлагает Норе роль в новой автобиографической картине. Слишком израненная и опустошённая детскими травмами девушка закономерно отказывается. Но встреча запускает цепочку воспоминаний и рефлексий: пока мужчина безуспешно снимает кино с голливудской актрисой (Эль Фаннинг), сестры разбирают вещи в родительском доме (те самые сентиментальные ценности), проваливаются в прошлое и в спасительные объятия друг друга, ищут способ сломать стену непонимания между собой и родителем.

Гульназ Давлетшина

Леонардо Ди Каприо в роли Боба Фергюсона на кадре из фильма «Битва за битвой»

С какой стороны ни подступись, любые итоги года будут казаться неполными без «Битвы за битвой». Что сегодня в тренде? Кино об ужасах родительства, подвигах отцов и депрессии мужчин? Пожалуйста — все это не просто представлено, а вполне удачно осмысленно в «Битве за битвой». Но возвышает фильм Пола Томаса Андерсона не этот набор хайповых тем, не неожиданное зрительское открытие, что таланта и чувства ритма постановщику хватило бы, чтобы клепать студийные блокбастеры, и даже не расхайпленная сцена погони, которую кто-то всерьез называет лучшей в истории кино. Важно другое: ПТА, зарекомендовавший себя как большой автор, который дотошно копался в неудобном американском прошлом, впервые за долгое время обратился к современности и смог сказать кое-что внятное и очень важное.

«Битва за битвой» — кино о мире, который постоянно существует в режиме конфликта. Политическая, социальная или идеологическая борьба превращается в полноценную среду обитания — люди взрослеют, заводят детей, но продолжают жить по той же логике: идут на компромиссы, шифруются и ищут сигналы от своих. Со временем давление стирает границу между публичным и частным — семейные связи изнашиваются, и вот уже родительство становится формой согласия или протеста. Рано или поздно даже правильно воспроизведенного шифра будет недостаточно, чтобы определить в незнакомце отца. Неспроста фильм заканчивается не помпезным финалом, не эпичной кульминацией о победе добра над злом, а вполне будничной передачей эстафеты и логичной идеей о преемственности. ПТА напоминает: следующему поколению предстоит принимать те же решения и совершать те же ошибки, постепенно осознавая, что можно выигрывать битву за битвой, но война, кажется, будет вечной.

Алихан Исрапилов

Сержи Лопес в роли Луиса на кадре из фильма «Сират»

«Сират» Оливера Лаше — редкий сегодня пример радикально честного кино, не стремящегося понравиться зрителю или объяснить смысл происходящего. Картина, получившая приз жюри 78-го Каннского кинофестиваля, даже не пытается быть актуальной в традиционном смысле, но каким-то образом невероятно точно фиксирует состояние текущего момента. История путешествия мужчины по имени Луис (Серхи Лопес) и его сына Эстебана (Бруно Нуньес Архона) через марокканскую пустыню в поисках пропавшей дочери лишь формально (и с большими оговорками) следует знакомым правилам драматургии и выстраивает со зрителем связь на почти мистическом уровне.

«Сират» медитативен, аскетичен в высказываниях, лишен конвенциональных диалогов и подсказок. Лаше рассказывает историю о человеке, застрявшем где-то между динамикой и стагнацией, и дорога для Луиса перестает быть эквивалентом свободы и превращается в форму отсрочки неизбежного конца света. Личные и культурные ориентиры рушатся, привычные модели поведения перестают работать, а новые изобрести пока некому. И в этом смысле «Сират» оказывается крайне актуальным именно сегодня, в момент затянувшегося переходного периода, когда общество живет в двух состояниях: «сейчас» и «когда-нибудь», а человек — в режиме внутреннего онемения. Оливье Лаше не дает комментарий реальности, но фиксирует ее ползущую вверх температуру и ту самую усталость, которую сложно артикулировать, но невозможно не чувствовать.

Владимир Ростовский

Имоджен Путс в роли Лидии Юкнавич на кадре из фильма «Хронология воды»

В этом году сразу несколько актрис и актеров представили свои режиссерские дебюты в «Особом взгляде» Каннского фестиваля: Скарлетт Йоханссон привезла душераздирающую «Великую Элеанор», Харрис Дикинсон — остросоциального «Сорванца», а Кристен Стюарт — хаотичную (в хорошем смысле) «Хронологию воды». Из всех трех дебютов именно она кажется наиболее любопытной.

Стюарт экранизирует мемуары американской авторки Лидии Юкнавич (ее сыграла Имоджен Путс), в которых она рассказывает о своей неудавшейся карьере профессиональной пловчихи, пережитом насилии, алкогольной и не только зависимости и писательстве, ставшем для нее спасением в самые темные времена. «Хронология воды» ведет себя несколько агрессивно по отношению к зрителю: кричит, шепчет, нервирует рваным монтажом, мало что объясняет — и этим буквально впечатывает в кресло. Кристен Стюарт предельно откровенно говорит о женском опыте и телесности, и благодаря абсолютно бесстрашной Имоджен Путс погружение получается практически иммерсивным. Многие ругали Стюарт за то, что она хотела донести слишком много и чересчур витиевато, но, пожалуй, так работает память — то и дело подкидывает отрывки из жизни, от которых то страшно, то грустно, то очень тепло.

Валерия Высокосова

Кадр из фильма «Воскрешение»

Китайский режиссёр Би Гань к 36 годам жизни снял всего три фильма и не постеснялся прыгнуть выше головы. Его новая работа «Воскрешение» получила спецприз Каннского фестиваля (на большее сил и слов у жюри, кажется, не хватило). Авангардная головоломка, парадоксальный эксперимент, барочный коллаж. Прогноз на будущее визуального искусства, которое в настоящее время проходит серьёзное испытание в виде популяризации и активной корпоративной поддержки искусственного интеллекта.

Сюжет фильма отчасти тоже происходит в будущем: люди разучились мечтать, а за теми, кто продолжает, ведётся охота — по пятам следует суровое наказание. Карательница (Шу Ци) превращает Мечтателя (Джексон И) в монстра, однако перед смертью позволяет герою заново прожить свои кинематографические «воспоминания». Шесть новелл, выполненных в обособленном жанре и формате: эра немого кино и немецкого экспрессионизма, нуар, философская притча, криминальная драмеди, постмодернистская вампирская мелодрама, снятая одним кадром в течение 30 минут перед наступлением миллениума. На протяжении почти трёх часов Би Гань одинаково завораживает поклонников-синефилов и неподготовленных зрителей. Это трансформирующий опыт, который восхищает масштабностью, торжеством киноязыка, осторожным оптимизмом и верой в человеческую сопричастность.

Егор Козкин

Ли Мирен в роли Эльвиры на кадре из фильма «Гадкая сестра»

Постановщица Эмили Блихфельдт берет за основу известную историю о Золушке, но отказывается от волшебства Шарля Перро и обращается к братьям Гримм, чтобы рассказать историю о поиске счастья, более присущую настроению нашего времени. Обедневшая вдова Ребекка (Ане Даль Торп), оказавшись с дочерьми в чужом королевстве и потеряв новоиспеченного супруга прямо за обеденным столом, понимает, что единственный шанс выжить — выгодно выдать замуж одну из дочерей. Выбор падает на застенчивую Эльвиру (Леа Мюрен), мечтающую о Принце (Исак Калмрот). Вот только, по мнению Ребекки, девочке требуются некоторые «улучшения».

Уроки танца и хороших манер соседствуют с курсом средневековой косметической хирургии, а лозунг «красота — это боль» обретает пугающе буквальный смысл и превращает драму в боди-хоррор. Навязанные внешними инстанциями стандарты не только уродуют тело, но и крадут будущее молодых девушек: в погоне за иллюзорным идеалом Эльвира стремительно теряет здоровье. «Гадкая сестра» — наследница «Субстанции» Корали Фаржа и сестра «Токсичности» Сауле Блювайте. Блихфельдт наотрез отказывается от романтики, чтобы оставить зрителя один на один с сюрреалистическим кошмаром из пришитых ресниц, отрубленных конечностей и метровых червей. В этом мире нет места волшебству.

Яна Телова

Джоэл Эджертон в роли Роберта на кадре из фильма «Сны поездов»

Клинт Бентли до премьеры «Снов поездов» был известен как постановщик инди- драмы «Жокей» и соавтор сценария «Синг-Синг». Экранизация одноимённой повести Денниса Джонсона заставляет зрителей запомнить имя молодого режиссёра. Роберт Грэйньер (Джоэл Эдгертон) родился в конце XIX века и ещё мальчиком переехал в Айдахо, где активно рубили лес и строили железную дорогу. В церкви работяга познакомился с Глэдис (Фелисити Джонс). Вскоре пара узаконила отношения. Пока муж пропадал в лесах, жена занималась хозяйством и воспитанием крохи Кейт (Зои Роуз Шорт). Во время одной из работ вдали от семейного гнёздышка в дом Роберта пришла страшная беда.

«Сны поездов» — нежная и невероятно красивая драма о хрупкости счастья, одиночестве и поиске себя в огромном мире. Грэйньер живёт в эпоху тектонических индустриальных перемен, которые проходят для лесоруба сравнительно незаметно. Для маленького человека нет ничего важнее семьи и возможности прокормить близких. Времени на экзистенциальные вопросы поначалу у Грэйньера не было, а потом стало слишком много. В рутине дней маленького обычного работяги Бентли находит чистую поэзию, сравнимую с величественными полотнами Терренса Малика, но лишённую пафоса. Поезда, как и всё человечество, стремительно и без оглядки несутся вперёд, автор даёт голос трагическому герою, который бы иначе остался не замеченным.

Максим Ершов

Эми Мэдиган в роли тетушки Глэдис на кадре из фильма «Орудия»

Стрельба в школах, киднеппинг и домашнее насилие — ключевые темы второго фильма Зака Креггера, который закрепил за собой звание почетного хоррор-режиссера еще после выхода дебютного «Варвара». Одной ночью 17 учеников из младшего класса вышли из дома — и растворились в темноте, не оставив следов. Расследование их пропажи складывается как мозаика: с точки зрения учительницы (Джулия Гарнер), отца одного из сбежавших мальчиков (Джош Бролин) и полицейского (Олден Эренрайк), каждый из которых ищет правду по собственным причинам.

Креггер снова использует жанр хоррора для исследования коллективной травмы, чувства вины и круговорота насилия, которые могут быть скрыты за фасадом нормальной провинциальной жизни. И хотя мистика в фильме присутствует, она становится скорее второстепенным элементом, нежели движущей силой, — гораздо интереснее наблюдать за зловещей логикой тетушки Глэдис в исполнении Эйми Мэдиган. Что пугает не меньше, так это город, который продолжает жить после трагедии, реагируя на нее странным оцепенением: взрослые все так же ходят на работу, дети посещают школьные занятия. «Орудия» выглядит как хоррор лишь формально: на деле это фильм о распаде общественных связей, где исчезновение детей становится точкой невозврата. Страх рождается не из неизвестного, а из слишком хорошо знакомого.

Ная Гусева

Роуз Бирн в роли Линды на кадре из фильма «Я бы тебя пнула, если бы могла»

Психоаналитик Линда (Роуз Бирн) оказывается в безвыходном положении. Муж ушел в дальнее плавание, оставив её одну с больной и бесконечно любимой дочерью, требующей постоянного ухода, а дел у Линды и без того невпроворот. День за днём она заботится о других, терпит и молчит, не находя ни минуты, чтобы подумать о себе. И в этот момент её жизнь достигает крайней степени сюрреализма: на потолке спальни разверзается огромная зловонная дыра, подталкивающая героиню к заветной смене декораций обыденного кошмара.

Постановщица Мэри Бронштейн выбирает необычную интонацию для разговора о неблагодарном материнском труде, чувстве вины и заботе о болеющих близких. Серьёзность поднятых тем уравновешивают абсурдные ситуации, ироничные диалоги на грани нормальности, намеренно бестолковый, вшитый в сюжет психоанализ и бесподобная харизма пластичной Роуз Бирн. От сцены к сцене актриса демонстрирует широкий диапазон, позволяя увидеть и уязвимость героини, и её скрытую жёсткость. Бронштейн собирает историю одной из многих женщин в тактильных планах; вместе с Линдой ловит ночной воздух, тишину и шум прибоя. Камера неустанно фиксирует вспышки переменчивых эмоциональных состояний, пробегающих марафон по телу и лицу героини Бирн. Фильм укачивает на волнах настроений, перескакивая из сюрреалистической комедии в экзистенциальный хоррор и обратно, затягивает быстрым течением чувств и заставляет зрителя захлёбываться то смехом, то тревогой.

Карина Назарова

Ханна Хект в роли Альмы на кадре из фильма «Звук падения»

Сложносочиненная картина Маши Шилински со стороны выглядит синефильским вызовом: почти трехчасовая драма с Каннского кинофестиваля много всматривается в лица и затылки, но очень мало говорит и еще меньше объясняет. Перед зрителем расстилается огромное полотно жизни четырех поколений на одной ферме в Альтмарке — от эпохи Первой мировой и до наших дней. XX век и заря века XXI глазами, ушами и подушечками пальцев маленьких женщин, часть из которых никогда не станут большими, поданы словно случайно подслушанный секрет.

При общей монументальности и протяженности — фильм скорее история камерная и незамеченная: личные драмы ставятся выше вековых потрясений. Картина выросла из фотографии, найденной на той самой ферме, ныне заброшенной. Камера в кадре словно пытается стать призраком, который привязан к дому, а не к его жителям. В сумме гипнотическая лента Шилински передает ощущения, выстраивает наследственность травмы и выводит преемственность, которая видна лишь издалека — если смотреть на пастораль в общем, как на живопись. Хочется верить, что однажды «Звук падения» войдет в курс истории кино, но найдет путь не только к ценителям академизма и синефилам, но и ко всем девочкам, которым однажды хотелось стать невидимыми или и вовсе исчезнуть.

Настасья Горбачевская

Ли Бёнхон в роли Ю Мэн-су на кадре из фильма фильма «Метод исключения»

Уходящий год всерьез озаботился вопросом фамильных ценностей на экране. Корейский режиссер Пак Чхан Ук не стал исключением. На какой почве прорастает видимое семейное благополучие, особенно в эпоху экономического кризиса, непосильной ипотеки, наступающей автоматизации и массовых сокращений?

Пак Чхан Ук, не изменяя себе, сочиняет безумный микс нарочито жанрового кино и острого корейского реализма, прямо как в годы «Сочувствия господину Месть» — нулевые прошли, а вопросы жизненного неустройства остались. Отец и муж в исполнении Ли Бён-хона, чтобы получить желанную работу, устраняет конкурентов на престижную вакансию, попадая в череду нелепых обстоятельств. Помимо того что «Метод исключения» увлекает жанровой игрой в трагифарс, фильм Пака плетет сюжет из череды случайного и абсурдного насилия: люди вытесняют друг друга на периферию жизни раньше, чем это сделают ИИ и черствые функционеры. Было бы упрощением считать, что Пак в очередной раз разражается на суровые дарвиновские законы капитализма — он еще и потешается над теми, кто прописал для себя лозунг «выбора нет». То, с чем заигрывали «Паразиты», Пак доводит до едкой и зловещей формы: лучше и не знать на чем покоится семейная идиллия, чем оплачивается еда, репетитор, дом, машина и Netflix. А точнее, кого нужно закопать, чтобы эту самую идиллию построить.

Константин Мышкин

Рэйф Файнс в роли Иана Келсена на кадре из фильма «28 лет спустя»

Лучшая команда по спасению кинематографа — режиссер Дэнни Бойл и сценарист Алекс Гарленд — вновь собралась вместе, чтобы снять продолжение легендарного зомби-хоррора «28 дней спустя». В далеких нулевых фильм об эпидемии ярости взбодрил не только британский прокат, но и жанр независимого хоррора — фильм отличался подчеркнуто «гранжевым» изображением, зомби носились со скоростью света, а люди сгорали словно спички, не оставляя надежды на счастливый исход. Сиквел «28 лет спустя» переизобретает франшизу не только концептуально, но и стилистически. На смену старому домашнему Canon пришла сотня современных iPhone 15 Pro Max, цифровая и пленочные камеры, которые обеспечили фильму съемку от первого лица, оптические иллюзии и эффектные буллет-таймы. Из разоренного мародерами Лондона сюжет перекочевал на живописный остров Линдисфарн, вынужденно изолированный не только от материка, но и от всего остального мира. Зомби теперь делятся на несколько видов, охота на них — часть рутины новой цивилизации, застрявшей где-то между 90-ми и средневековьем. Впрочем, все остальное кажется прежним: даже рожденным в постапокалипсе детям тревожно от осознания смерти, особенно если речь идет о близком человеке.

Вопреки условностям жанра, «28 лет спустя» говорит о смерти не с пугающей, а с философской интонацией, дестигматизирует образ кровожадных зомби и в целом пытается быть дружелюбным со зрителем, который о конечности жизни в последние годы и так узнал слишком многое. Кино, как это принято говорить, не для всех, но для тех, кому экзистенциальные думы ближе любых джампскейров. Смотреть с осторожностью и уважением к «Телепузикам».

Оля Смолина

Дженнифер Лоуренс в роли Грейс на кадре из фильма «Умри, моя любовь»

«Умри, моя любовь» — фильм, который легко ненавидеть и не менее легко любить. Постановщица Линн Рэмси, уже доказавшая, что знает все о предельных состояниях («Что-то не так с Кевином», «Тебя никогда здесь не было»), вновь обращается к теме эмоциональной изоляции. Грейс (Дженнифер Лоуренс) и Джексон (Роберт Паттинсон) бегут из Нью-Йорка в горы Монтаны, надеясь начать жизнь с чистого листа, но пространство ветхого дома быстро превращается в ловушку, а страсть незаметно мутирует в состояние обреченности.

Загородный дом становится клеткой, когда долгожданную тишину впервые разрывает крик ребенка. Дженнифер Лоуренс с изумительной точностью отыгрывает ощущение тесноты в огромном мире, который в мгновение ока сжимается до размеров жестяной банки. Грейс хочется выть, она лежит на полу, сидит в холодильнике, ползает по полям с ножом, пьет пиво, катается по стеклу, просит прощения, танцует, падает, поглядывает на ружье старшей соратницы-свекрови (Сисси Спейсек), и снова по кругу. Роберт Паттинсон, напротив, предельно ясен и растерян: вовлеченный, но беспомощный партнер, искренне верящий, что любовь можно починить с помощью ремонта или новых занавесок. «Умри, моя любовь» не оставляет возможности для полутонов — это экспрессивный, саркастичный и откровенный разговор, безжалостно подводящий к черте и лишающий всяких опор.

Яна Телова

Мариам Афшари в роли Шивы на кадре из фильма «Простая случайность»

Ночью в автомастерскую к Вахиду (Вахид Мобашери) приезжает с семьей сильно хромающий мужчина, и по походке механик узнает в посетителе своего бывшего палача. Несколько лет назад его вместе с другими невинными людьми держали в тюрьме и пытали, обвинив их в антигосударственной пропаганде. При этом он так и не видел мучителя в лицо: на пленниках всегда были мешки. Поэтому Вахид берёт незнакомца в заложники и отправляется с ним в путешествие по городу, надеясь, что другие бывшие заключённые помогут опознать его мучителя.

Джафар Панахи в «Простой случайности» задается двумя важными для политического сопротивления вопросами: этическим и философским. Первый — можно ли мстить политическому оппоненту, когда выпадает шанс? Второй — возможен ли вообще факт мести как акт восстановления справедливости и искупления? На протяжении почти двух часов его герои высказывают свои мнения, по- своему предлагают расправиться с их мучителем, который большую часть времени находится в закрытом ящике и накрыт тканью. Он, репрезентирующий собой машину государственного насилия, превращается в объект, который жертвы пыток трогают, нюхают, мнут, как-то пытаются опознать, объять и понять. Вот только у настоящего палача нет ни имени, ни лица, и казнь одного отдельного преступника ни к чему не приведет. Если Пол Томас Андерсон в «Битве за битвой» показывал борьбу двух группировок (радикально левых и правых), то у Джафара Панахи разворачивается драма индивидуальная, столкновение маленьких людей с необъятной системой. Поэтому умеренный тон режиссера — это не признак смирения, а тяжелое принятие реальности, где у обычного человека есть мало шансов при конфликте с государством.

Дмитрий Елагин

Ева Виктор в роли Агнес  на кадре из фильма «Прости, детка»

Каждый год кинематограф радует чуткими дебютами и открывает зрителям новые имена, за карьерой которых отныне хочется внимательно следить. К счастью, 2025-й не стал исключением: мы успели увидеть множество фильмов начинающих режиссеров. Среди них особенно выделяется Ева Виктор со своей картиной «Прости, детка» — нежной и хрупкой историей о переживании травмы и целительной силе дружбы.

У Агнес (Ева Виктор) все в порядке. По крайней мере, так кажется на первый взгляд. Девушка преподает в небольшом университете, живёт в доме, где обосновалась ещё во время учёбы, и принимает в гости лучшую подругу Лидию (Наоми Аки). Увы, из памяти не стираются болезненные воспоминания: будучи студенткой, Агнес подверглась сексуализированному насилию. Пытаясь отыскать правильные слова для пережитого опыта и разбираясь с последствиями, героиня учится заново любить себя. Удивительно, как Еве Виктор удается говорить на тяжелую тему без эмоциональной манипуляции и ненужного драматизма: «Прости, детка» — один из самых остроумных и светлых фильмов уходящего года, дающий надежду, что боль затихнет и все непременно наладится.

Гульназ Давлетшина

Салли Хокинс в роли Лоры на кадре из фильма «Верни ее из мертвых»

Иногда современные фильмы ужасов кажутся набором компетентно поставленных хоррор-сегментов и довольно скверных перебивок. От скримеров вздрагиваешь, саспенс повышает пульс, но в остальное время просто скучаешь. У братьев Филиппу все иначе: отбрось хоррор-элементы — и получишь абсолютно зрительское кино. Из «Два, три, демон, приди» получится честная драма о беспризорной жизни австралийских школьников, а «Верни ее из мертвых» превратится в эффектный триллер о губительной материнской любви.

Как и большинство хорроров современности, «Верни ее из мертвых» говорит о травме, но Филиппу не пытаются спрятать историю за туманными метафорами. Зло показано прямо и без оговорок — через историю приемных детей, попавших к женщине, которая превращает заботу и доверие в инструмент насилия. Салли Хокинс играет не выплюнутого подсознанием монстра, а обычного человека, которого сломало горе. Ее извращенная форма любви и патологическое отрицание утраты вызывают одновременно отвращение и болезненное сочувствие. Наверное, поэтому героиня пугает сильнее криповых VHS-видеоинструкций от российского культа: будничное зло всегда страшнее абстрактного.

«Верни ее из мертвых» — провокационное, дискомфортное и порой до зубного скрежета бесячее кино, но оно каким-то образом оставляет после себя невыразимую тоску. Не каждый хоррор вызывает отвращение экстремальным насилием и разбивает сердце — может, не реалистичной, зато понятной историей о несправедливости и равнодушии нашего мира.

Алихан Исрапилов

Хоакин Феникс в роли Джо Кросса на кадре из фильма «Эддингтон»

Неовестерн «Эддингтон» Ари Астера — один из самых симптоматичных фильмов года. Астер, давно зарекомендовавший себя как режиссер, работающий с коллективными страхами, смещает фокус с внутреннего ужаса на внешний — социальный. За формальной жанровой оберткой «Эддингтона» скрывается история о том, что современное общество до предела атомизировано и существует в состоянии перманентной тревоги и взаимных подозрений. Поляризация взглядов и паранойя, подстегиваемые социальными сетями, вгоняют людей в бесконечный депрессивный цикл, а страх становится инструментом самоидентификации.

Режиссер демонстрирует мир, где публичная позиция важнее личной ответственности, а агрессия маскируется заботой о ценностях. При этом Астер не стремится занять чью-либо сторону: все персонажи здесь по-своему правы и по-разному разрушительны. Полярные реакции на «Эддингтон» говорят о силе фильма лучше любого кинокритика: в эпоху, когда общественные конфликты все чаще превращаются в спектакль, а практически любой диалог сводится к беспорядочному обмену лозунгами, фильм Ари Астера работает как болезненное зеркало.

Владимир Ростовский

Джошуа Бёрдж в роли Марти на кадре из фильма «Вулканизатор»

Джоэль Потрикус — один из самых интересных американских инди-режиссеров современности. В своих фильмах («Обезьяна», «Поваренная книга алхимика») постановщику удаётся сочетать жестокий реализм и во многом юношескую безбашенность, пронзительную экзистенциальную драму и постоянное хулиганство. Зачастую рефлексия Потрикуса спрятана за ярко выраженными жанровыми конструкциями. К тому же он комик вне стандартных комедийных схем, вызывающий у зрителей не гомерический хохот, а нервные смешки и чувство дискомфорта.

«Вулканизатор» стал квинтэссенцией творческого стиля режиссера. В фильме он вновь обращается к излюбленным персонажам — Марти (Джошуа Бердж) и Дереку (сам Потрикус), ранее появившимися в «Полудурке». На этот раз постановщик работает в жанре роуд-муви, трансформируя забавное путешествие неудачников в тревожную одиссею. По сюжету двое мужчин за 40 отправляются в лес в надежде разобраться с прошлым. Дружеские подколы, милые беседы о любви к чипсам и разговоры у костра стремительно сменяются пугающими размышлениями о смерти. «Вулканизатор» невольно рифмуется с «Джерри» Гаса Ван Сента, «Вкусом вишни» Аббаса Киаростами и «Старой гвардией» Келли Райхардт. Однако, несмотря на все параллели, «Вулканизатор» оказался самодостаточной, меланхоличной драмеди о дружбе двух маргиналов. Потрикус остается верен себе и снимает крохотную драму об аутсайдерах, которые просто пытаются унять неутихающее чувство вины из-за совершенных ранее ошибок.

Кирилл Артамонов

Ченнинг Татум в роли Джеффри Манчестера на кадре из фильма «Грабитель с крыши»

Если чем-то 2025 год и отметился, так это отличными криминальными фильмами про мужскую депрессию. Во «Вдохновителе» Рейхардт безработный Джеймс Муни грабит музей, чтобы вырваться из тисков среднего класса и почувствовать себя право имеющим. В «Методе исключения» офисный клерк Ю Ман-су убивает конкурентов на должность, ведь иначе его мечта рухнет. В «Грабителе с крыши» Дерека Сиенфрэнса всё ещё интереснее: инфантильный вор в бегах (Ченнинг Татум) прячется в магазине игрушек, питается M&M’s с полок и неожиданно влюбляется в одну из продавщиц (Кирстен Данст). Теперь он выдаёт себя за госагента и проживает с женщиной тихую семейную жизнь, которой когда-то лишился.

Это поразительно незамысловатое кино. И в то же время картина невероятно хитро придумана. Начинается она как фильм-ограбление про хорошего человека в тяжелых обстоятельствах. Затем, всего на пять минут, трансформируется в триллер о побеге из тюрьмы, после — в сурвайвал-комедию о жизни в «Детском мире», и только потом — в мелодраму об одиноком мужчине, который пытается исправить ошибки, но наступает на те же острые грабли. Режиссер не идеализирует главного героя. Джеффри в исполнении Ченнинга Татума — патологический лжец и вор, неспособный брать ответственность за собственные поступки. И в то же время он и правда славный парень, который делает мир вокруг людей чуть лучше. Просто выбирает не те методы.

Собранный практически из всех штампов жанра (точнее, жанров — их тут немало), «Грабитель с крыши» умудряется оставаться совершенно самостоятельным и уникальным фильмом. То ли это магия плёночных камер, то ли сама по себе проникновенная история депрессивного Робин Гуда из 2000-х, то ли острая нехватка вот такого вот чувственного и нежного авантюрного кино. А может, всё сразу?

Владислав Шуравин

Аманда Сайфред в роли Анны Ли на кадре из фильма «Завещание Анны Ли»

«Завещание Энн Ли» Моны Фастволд (постоянной соавторки и супруги режиссера Брэйди Корбе) рассказывает историю харизматичной проповедницы, которая в середине XVIII века возглавляла движение шейкеров. Энн (Аманда Сайфред) рано вышла замуж, родила четверых детей, но ни один из младенцев не дожил до года. Тяжелые переживания привели Энн в религию, а позднее на нее сошло божественное откровение — она осознала себя как женское воплощение Христа во втором пришествии. Энн собрала свою паству и отправилась в Новый Свет, чтобы там основать первую общину шейкеров.

Мона Фастволд в «Завещании Энн Ли» говорит, конечно, не о религии. Она дает пространство Энн Ли — выдающейся женщине, которая, пройдя через череду потерь, разочарований, предательств и гонений, нашла в себе силы двигаться дальше и обрести свое предназначение (потрясающая роль Аманды Сайфред).

Песнопения и танцы были важной частью служения шейкеров — с их помощью они достигали религиозного экстаза. А Фастволд использует инструменты мюзикла, чтобы заворожить зрителя и погрузить его в транс. Музыку к фильму написал композитор Дэниэл Блумберг (обладатель «Оскара» за оригинальный саундтрек к «Бруталисту»), который вдохновлялся звуками природы и реальными гимнами шейкеров.

В этом году было немало хороших фильмов (как минимум еще 24!), но «Завещание Энн Ли» — ни с чем не сравнимое переживание. Так и тянет сказать, что Мона Фастволд помогла вновь уверовать в кино.

Валерия Высокосова

Майкл Б. Джордан в роли Стека на кадре из фильма «Грешники»

Среди бесконечных переосмыслений «Дракулы», к которым за последний год успели обратиться и Люк Бессон, и Раду Жуде, «Грешники» Райана Куглера кажутся алмазом неограненным, как сказал бы аладдиновский Джафар. Это идеальное в своей неидеальности кино, которое проводит параллели между вампиризмом и империализмом, сверхъестественным и историческим, противопоставляя сумеречный блюз зажигательному кантри. Куглер в очередной раз обращается к личному опыту, снимая любовное послание для покойного дяди-блюзмена. «Грешники» едва ли вписываются в стандарты современного вампирского хоррора, режиссер «Черной пантеры» и «Крида» извращает привычную сюжетную формулу элементами южной готики, экшен-боевика и даже мюзикла. Получается очень аутентичное, в хорошем смысле хулиганское кино — с песнями, плясками и старым добрым ультранасилием. Любовь к музыке превращается в околомистический опыт, способный передаваться из поколение в поколение — на духовном уровне.

Оля Смолина

Алина Ходжеванова на кадре из фильма «Филателия»

Яна (Алина Ходжеванова) работает в почтовом отделении приморского северного города. Девушка живёт с последствиями ДЦП и имеет редкое хобби — филателию (коллекционирование марок). Она отказывается оформлять инвалидность и считать себя «особенной», может запросто нахамить посетителю или задорно отвергнуть воздыхателя. При этом Яна ощущает постоянную тоску и даже обречённость своего положения. Надеждой и «светлячком» (ключевая метафора ленты) неожиданно становится моряк Пётр (Максим Стоянов), вернувшийся из очередного плавания.

Звание единственного отечественного фильма в списке лучших по праву уходит «Филателии» Натальи Назаровой («Дочь», «Плакать нельзя»). Вопреки Гран-при прошлогоднего фестиваля «Окно в Европу», драма добралась до ограниченного проката только осенью 2025-го, поэтому у широкой аудитории было не так много шансов с ней ознакомиться. Сделать это необходимо: получился меланхоличный портрет «лишнего человека», который стал для его режиссёрки последним (Назарова скончалась от рака в апреле этого года). Восхитительно органичный центральный дуэт Ходжевановой и Стоянова дополняет звезда «Чик» Ирина Носова в образе сломанной антагонистки. Нежность, горечь, сочувствующая авторская интонация, отказ от манипулятивного тона пронизывают и обволакивают «Филателию». Назарова открывает зрителям доступ к невидимым для мира героям, их миниатюрным судьбам, полным забавных, часто трагических ситуаций. Кино обессмерчивает постановщицу, предлагает тихую, щемяще светлую альтернативу безумию современности.

Егор Козкин

Кадр из фильма «Торт для президента»

Разумеется, есть кинокритическое кокетство в том, чтобы в список лучших фильмов года протащить дорогой сердцу сувенир с кинофестиваля, который еще не побывал ни в прокате, ни в онлайне. «Торт для президента» обласкан наградами Канн — лента режиссера из Ирака Хасана Хади получила награду за лучший дебют «Золотая камера» и приз зрительских симпатий в секции «Двухнедельник режиссеров». В искренней оценке публики сомневаться не приходится: перед нами жанровое и кое-где даже наивное кино, где обычное бытовое задание превращается в головокружительное приключение.

На школьное чаепитие ко дню рождению президента Садама Хусейна девятилетней Ламии (Банин Ахмад Наеф) поручили испечь торт — казалось бы, прекрасный повод для уютного вечера с бабушкой на кухне. Но родственницы при поддержке домашнего петуха Хинди должны пройти настоящий квест на базаре, чтобы раздобыть все ингредиенты в подсанкционной стране (за окном 1990-е). С одной стороны, «Торт для президента» представляет будто нарисованную, потрясающе трогательную историю взросления и даже первой любви. С другой — режиссер Хади показывает совершенно безжалостный взрослый мир и войну, которая нависает над всеми без внимания к возрасту. Удивительным образом «Торт» не скатывается ни в дидактику, ни в патетику и остается верен своей чудесной героине — маленькой, но не по годам храброй.

Настасья Горбачевская

Эстер Томпа в роли Оршойи на кадре из фильма «Континенталь»

«Почему румыны не снимались в “Звёздных войнах”? Не хотели работать даже в будущем».

Госслужащая Оршойя венгерского происхождения выгоняет из заброшенного здания бездомного — и тот сводит счеты с жизнью. После этого женщина бродит по Клужу, пытаясь обсудить случившееся с окружающими. Однако никто не готов говорить о трагедии всерьёз: собеседники ограничиваются дежурными оправданиями, лишь бы поскорее сменить тему.

Раду Жуде вновь работает с темами социального расслоения и межнационального напряжения, создавая очередной портрет Румынии (справедливости ради, в Восточной Европе достаточно стран, на которые можно проецировать его фильмы). Как всегда, Жуде доводит драму (и трагедию) до фарса: фоном для размышлений о вине может стать даже заброшенный парк с динозаврами.

Очевидный источник вдохновения, прослеживаемый по постеру, — «Европа 51» Роберто Росселлини. Но если итальянская классика сообщала, что для заглаживания чувства вины нужны добрые дела, то «Континенталь‘25» учит делать вид, что ничего плохого не случилось, даже когда случилось нечто ужасное.

Может быть, «Континенталь‘25» не настолько злой, как «Не ждите слишком многого от конца света», и не такой абсурдный, как «Неудачный трах, или Безумное порно», зато в этот раз Жуде ни разу не потерял темп повествования, лишь изредка сосредоточиваясь на уродливых новостройках и унылом среднем классе.

Дмитрий Камышенко

Текст: Film.ru