Изгой-не-один: рецензия на фильм «Реальная история мальчика-волчонка»

Мальчик Пол (Джейден Мартелл) страдает редким наследственным заболеванием, гипертрихозом, при котором тело и лицо человека покрываются чрезмерным волосяным покровом. Сверстники издеваются над ним и называют «собакой», а сам он стесняется своей особенности и не выходит на улицу без лыжной маски. Поддерживает Пола только его отец, Дэнни (Крис Мессина), но и тому сложно справиться со вспыльчивым подростком. После того как на свой день рождения герой получает загадочное письмо с адресом, как он думает, его мамы (та покинула семью, когда мальчик только родился), он сбегает из дома и отправляется своим ходом в другой штат.

Джейден Мартелл в роли Пола на кадре из фильма «Реальная история мальчика-волчонка»

По дороге Пол, естественно, встретит разных колоритных персонажей — сначала пугающий Джон Туртурро в роли владельца передвижного луна-парка заключит с ним контракт и сделает цирковым фриком; затем трансгендерная девушка Аристиана уведёт за собой в мир таких же неординарных и не вписывающихся, заодно познакомит с одноглазой Роуз, сделавшей из своего условного «недостатка» целый миф (все рассказывают, что отец выколол ей глаз вилкой, правда же несколько более тривиальна). Вместе с новыми подругами он впервые попробует алкоголь и ограбит пару заправок — в общем, ускоренно пройдёт весь обязательный курс бунтаря-подростка. «Реальная история мальчика-волчонка», в принципе, похожа на такое усреднённое кино об инаковом человеке, который должен научиться принимать свою уникальность и перестать бояться внешнего мира: тут и символ дороги как идеального пространства для постепенного самоосознания, и даже образ цирка как сосредоточения «других», фриков, нашедших применение своей фриковатости (вспомните хоть «Крупную рыбу», хоть сериал «Лемони Сникет»).

Софи Джанамор в роли Аристианы на кадре из фильма «Реальная история мальчика-волчонка»

Такую картину, кажется, мог бы снять Тим Бёртон в свои лучшие годы — но тогда бы у мальчика-волчонка, наверное, странности бы не ограничились обильным волосяным покровом. Именно этим, впрочем, и отличается подход дебютанта Мартина Крейчи: историю, в которой столько намёков на некий «магический реализм», он лишает всего очевидно-магического. То есть если инаковость условного Эдварда Руки-ножницы была из ряда фантастического — людей с острыми лезвиями вместо рук мы в жизни вряд ли увидим, — то гипертрихоз вполне может встретиться любому человеку. В то время как другие авторы акцентируют непохожесть героев сумасшедшими концептами (кроме Бёртона можно вспомнить ещё Дель Торо с его «Формой воды») и таким образом экзотируют их, Крейчи хочет, чтобы мы приняли за нормальное то, что по факту нормальным и является: наследственную болезнь, гендерную идентичность или «ленивый глаз».

Джон Туртурро в роли мистера Силка на кадре из фильма «Реальная история мальчика-волчонка»

При этом он не отказывается от сказочной интонации — напротив, даже подчёркивает её, деля фильм на главы с названиями вроде «Мальчик-волчонок заключил сделку с дьяволом» или «Мальчик-волчонок встречает Русалку». Таким объединением реального и притчевого Крейчи как бы конструирует новый миф, переводит старый сюжет для реалий (пост)трамповской современности, в которой принято говорить о проблемах терпимости без эзопова языка. Подход, надо сказать, действительно любопытный — но проблема в том, что об итоговой картине гораздо интереснее рассуждать именно в контексте её метанарративных решений, чем собственно истории как таковой. За всеми правильными смыслами в «Мальчике-волчонке» едва видно само кино.

Герои, как бы ни старались молодые актёры, так и остаются символами, а не личностями. Сценарий слишком легко делится на сцены-метафоры, необходимые не столько темпоритму или внутренней логике картины, сколько высказыванию режиссёра. Словно подразумевается, что зритель должен быть вовлечён в судьбу персонажей просто потому, что они «другие» и их за это обижают. Что ж, полагаться на сердобольность человека — дело благородное, и кому-то наверняка хватит тех драматургических трюизмов, которыми закидывает аудиторию фильм. Но всё же даже такому сюжету, где очевидно «добро» и «зло», не помешала бы эмоциональная вовлечённость авторов — Крейчи же строит картину чересчур механически, будто собирает из отдельных эпизодов, подсмотренных у других подобных coming-of-age драм. Из-за этого его «Реальная история» в итоге выглядит парадоксально куда более искусственной, чем любовные приключения человека-амфибии и мужчины с огромными лезвиями на пальцах.