Рецензия на фильм «Мулен Руж»

Приступая к картине, режиссер не скрывал, что равняется на "Танцующую во тьме" Ларса фон Триера, в прошлом году сорвавшую "Золотую пальмовую ветвь" в Канне, выкачавшую из зрителей (в том числе просвещенных) цистерны слез и доказавшую, что изощренное сочетание "мыла" с музыкой обладает убойной силой. Триеровских лавров Лурмену не дождаться, но свою долю аплодисментов он уже получил, когда его картина открывала Каннский и закрывала Московский кинофестиваль. Сейчас, когда она выходит в наш прокат, к ней можно присмотреться повнимательнее, чем в фестивальной запарке.

Прелюдия превосходна: на фоне огромных букв XX CENTURY FOX возникает маленькая фигурка дирижера (отчего на секунду кажется, что "Фокс" обновил заставку) и под его жестикуляцией поначалу спокойная музыка срывается в канкан. Затем сказочный Париж 1899 года, Монмартр и знаменитое кабаре "Мулен Руж" ("Красная Мельница"), в котором танцовщицы – о ужас! – дружно задирали юбки и демонстрировали публике трусы: стриптиз в ХIX веке еще не изобрели. Правда, художники фильма Кэтрин Марти и Ангус Страти утверждают, что трусов иногда не было, но в расчете на детей до 16 их отсутствие на экране не показано.

Фирменные приметы лурменовского стиля, которые он обнаружил в своем дебюте "Только в танцзале" и развил в "Ромео и Джульетте" - кислотные краски, пышные костюмы, размашистый монтаж, открытые страсти – сохранены и в "Красной мельнице". Но, в противоположность "Танцующей во тьме", где условность предметного и социального мира скрыта от значительной части зрителей, экранный мир "Мулен Руж" условен совершенно откровенно: декорации из папье-маше и компьютерные эффекты просто бросаются в глаза. А уж действие условно вдвойне: опереточные сами по себе персонажи ставят оперетту на тему собственной жизни. И когда якобы от избытка чувств срываются со слов в пение, это большей частью воспринимается как нечто совершенно естественное.

Самое привлекательное в "Мулен Руж", как и во всех лентах Лурмена – это движение, точнее, виртуозное совмещение реального (перемещения персонажей и путешествий камеры) и виртуального (монтажного) движения, создающее сильный драйв – несмотря даже на то, что эти вихревые моменты сильно напоминают музыкальный клип или рекламный ролик какого-то другого фильма с мелкой нарезкой кадров.

Все остальное, что есть в картине – мыльная оперетта с вкраплениями водевиля по мотивам "Дамы с камелиями" (чахоточная гетера позаимствована именно оттуда). Лурмен, правда, кивает на миф об Орфее, о подземном мире и экзистенциальном опыте, но это лишь свидетельства неадекватности замысла и исполнения. В основе "Мулен Руж" находится мелодраматический треугольник: бедный поэт Кристиан (МакГрегор), кафешантанная дива Сатин (Кидман) и английский герцог-меценат (Роксберг) с уголовными замашками. Плюс шутовская компания из Тулуз-Лотрека (Легуизамо) и еще трех комикующих персонажей. Фигура Лотрека, на мой взгляд – самая большая неудача Лурмена. Кто не знает, что Анри де Тулуз-Лотрек был замечательным художником, благодаря плакатам которого мы и представляем себе мир парижской богемы рубежа веков, тот из фильма этого и не узнает, поскольку на экране присутствует только суетящийся и кривляющийся недомерок. Не бог весть как удачен, по-моему, и выбор асексуальной Кидман на роль, требовавшую прежде всего сексапильности, а затем уже голосовых данных, тем более, что голос можно было и наложить – в насквозь условном фильме это бы ничему не помешало. МакГрегор, как обычно, играет простачка, но эта простота, уместная в его "молодежных" ролях ("На игле", "Вельветовые копи", "Жизнь хуже обычной") кажется неестественной в сильно возмужавшем актере. Роксберг, в общем, борозды не портит, но, поскольку характер персонажа совсем не прописан, порой просто часто не знает, что ему играть. Единственный исполнитель, который стопроцентно на своем месте – искрометный Бродбент в роли владельца кабаре Цидлера.

От оперетты, конечно, не ждешь сильной драматургии, но мелодрама требует хоть какой-то обоснованности и какого--то развития чувств. У Лурмена переходы отсутствуют: в одном кадре поэт и герцог видят прекрасную куртизанку, в следующем – уже готовы сложить головы к ее ногам. Разухабистый водевиль с путаницей, заставанием врасплох и прятками сменяется чувствительным мюзиклом так стремительно, что смех перехлестывает через границу, и впору смеяться там, где предполагаются слезы. Да и само по себе пение умирающей от чахотки героини (из горла которой в действительности может вырываться лишь хрипение) – аттракцион, весьма неубедительный даже в сверхискусственном мире фильма.

Мелодрама предполагает чистоту чувств, однако сюжет картины двусмысленен – куртизанка любит бедного поэта, но при этом держит не привязи английского герцога, вытягивая из него деньги на постановку мюзикла со своим участием и по либретто своего любовника, фантазии которого хватает лишь на то, чтобы воспроизвести на сцене свою собственную историю в индийских костюмах. Чтобы возвысить героев, фактически перешедших к герцогу на содержание, остается "опустить" самого герцога, выведя его простофилей, который не догадывается, что его дурачат, дельцом, который за свои деньги требует в залог казино, негодяем, который, узнав правду, приказывает своему громиле-лакею убить либреттиста, и глупцом, который не догадывается извлечь прибыль из своей любовной неудачи. Примитивность образа обескураживает тем более, что у жившего в то же время Оскара Уайлда английские аристократы были куда как умнее и интереснее этого никчемного персонажа.

Что касается музыкальной части, то она принципиально анахронична и, как гласит аннотация, "отдает дань уважения многим знаменитым исполнителям поп-музыки ХХ века", включая Леннона и Маккартни, Элтона Джона, Стинга и Боуи. В "Мулен Руж" их песни сочиняет Кристиан, что поначалу уместно и смешно, но потом приедается – тем более, что оригинальных номеров в этом "постмодернистском" коллаже, составленном Крейгом Армстронгом, нет. Понятно, что их было бы трудно согласовать с уже известными, но без новой музыки всерьез говорить об успехе мюзикла (даже при классной хореографии Джона О'Коннела) не приходится.

Похоже, что Лурмен и сам понял, что его замах оказался сильнее удара: бравурное начало постепенно переходит в вялый конец, и вновь возникшая фигурка дирижера на фоне красного занавеса уже ничего не обещает.

Текст: Виктор Матизен