Рецензия на фильм «Уроки фарси»: драма про холокост и спасительную силу памяти

Грузовик, набитый евреями, несётся по ухабистой дороге. Один из пассажиров обращается к щуплому бельгийцу Жилю и спрашивает, хочет ли он обменять часть еды на редкую персидскую книжку. Видимо, из жалости тот соглашается, а потом ещё и из любопытства узнаёт значение нескольких слов с первых страниц — это решение окажется для него судьбоносным. Вскоре машина остановится, первую половину пленников поставят в ряд и расстреляют. Жиль, затесавшись во вторую группу и картинно упав перед выстрелами, слёзно умоляет сохранить ему жизнь и клянётся, что он не еврей, а чистокровный перс. По счастливому совпадению офицер Кох давно ищет учителя фарси, чтобы после войны открыть ресторанчик в Тегеране. Так герой становится репетитором языка, на котором сам знает не больше двух слов.

В центре этой истории два монументальных образа: Жиль и Кох. Первый — хитрый, но простодушный, с каждым днём пребывания в лагере всё острее чувствующий вину перед другими узниками, которые, в отличие от него, обречены на смерть. Во время занятий говорит он о себе мало: скажи что-то не то — получишь пулю в лоб. Другое дело — Кох. Самоуверенный, грубый, поначалу не доверяющий Жилю, он устраивает ему экзамен и, к счастью, спрашивает про одно из немногих слов, которые ушлый псевдоперс умудрился выучить ещё в грузовике. Через некоторое время нацистский повар смягчается и во время уроков начинает делиться деталями своей трагичной судьбы.

Однако и в привычную историю дружбы это не развивается: в системе «пленник- тюремщик» она существовать не может из-за национального долга последнего. Отношения Коха и Жиля скорее зеркалятся. Эксплуатация одного замещается эксплуатацией другого, и вот уже еврей вынуждает представителя высшей расы помогать заключённым и идти на компромиссы. Уроки фарси для немца — психотерапия, шанс рассказать об упущенном прошлом (в частности, о том, как он вступил в нацистскую партию из-за внушающего вида её участников) и заиметь единственного товарища в лагере. Для другого — выжить.

У Перельмана образы нацистов нисколько не рафинированные. Кох — жертва своего инфантилизма, а его коллегам не чуждо понятие любви и ревности. Немцы наделены сложными чувствами, не остаются характерами-масками, однако и здесь есть одна оговорка. След нацизма настолько силён, что их ощущения извращаются: убийство докучливого еврея, который занял пост возлюбленной, — такая же незначительная преграда для отношений, как шантаж и обман. Идеология у Перельмана превыше желания сделать комплексные образы, контекст и среда в любом случае подчинят себе личность и извратят все ценности.

Для мейнстримного кино о холокосте «Уроки фарси» необычайно комичен. И в этом, а не в системе образов кроется главный успех фильма. От шуток ниже пояса (персонаж Айдингера шантажирует начальника, узнав о размере его члена) до словесных ассоциаций (когда Жиль придумывает целый язык, коверкая чужую лексику) — Вадим Перельман и сценарист Илья Цофин не меняют типичное жанровое пространство холокост-муви с его заборами и расстрелами, но наполняют привычное окружение юмором, делая из истории о выжившем скорее трагичную комедию положений. Главный её эпизод происходит, когда у Жиля заканчивается фантазия и он решает составлять слова из имён в журнале заключённых: так фамилии жертв холокоста увековечиваются в псевдофарси, который по иронии судьбы учит один из нацистов.

Память в фильмах Перельмана вообще играет довольно важную роль. В его дебютной работе героиня Дженнифер Коннелли пыталась вернуть дом, потому что он был тесно связан с историей семьи, а персонаж Бена Кингсли, купивший его, грезил мечтами о потерянном прошлом знатного человека. В «Мгновениях жизни» мотив памяти ушёл в немного другую сторону: Диана Макфи в исполнении Умы Турман проживала взрослую жизнь с грузом травмы после стрельбы в школе. Бунтарка, не желающая становиться обывательницей захолустного городка и примерной мамой, будто бы искупая вину прошлого, претворила мечты умершей подруги и приняла судьбу, которую избегала больше всего (финальный твист, правда, кардинально менял восприятие, но механизм памяти всё ещё смотрелся внушительно).

В «Уроках фарси» ситуация другая. Не только жить, чтобы помнить (в финале Жиль перечисляет всех пленников лагеря, реконструируя их имена из своего псевдофарси), но и помнить, чтобы жить, не быть раскрытым немцами и держать в голове гигантский словарь из несуществующей лексики. И победит в этой войне тот, кто найдёт баланс между ужасающим прошлым и будущим, которое тянут на дно старые травмы истории.