По глупым головам прицельным «Фак Ю!»: рецензия на фильм «Текст»

Студента филфака Илью Горюнова (Александр Петров) забирают в ходе полицейской облавы на ночной клуб — парню не повезло сказать слово поперёк молодому и дерзкому сотруднику ФСКН Петру Хазину (Иван Янковский). Илье оперативно подбрасывают наркотики и сажают на семь лет: когда он выходит, любимая мать успевает умереть, девушка — уйти, обременённые семьями друзья ничем помочь не могут. Илья пытается добиться справедливости — или хотя бы извинения — у своего обидчика, но того, понятно, совесть не особо мучает (по крайней мере, он этого не показывает), и в ходе перепалки Илья случайно убивает Хазина. А затем забирает его телефон и постепенно всё больше вторгается в его жизнь: тёмные полицейские делишки, споры с родителями и сложные отношения с любимой девушкой Ниной (Кристина Асмус). Не имеющий собственной жизни Илья попадает в круговорот жизни чужой и выбираться из неё, кажется, не очень-то и хочет.

Интересно, что в месяц, когда подряд вышли фильмы известной своей радикальностью Германики и вечно кричащего на небо Быкова, самым острым, неожиданным и раздвигающим рамки большого российского кино оказался «Текст». Фильм абсолютно «зрительский», лишённых всяких высоких претензий, насквозь промоченный глянцевыми именами (Петров! Янковский! Глуховский!), снятый по книге-бестселлеру режиссёром-ремесленником Климом Шипенко. Тем самым, что всего годом ранее выполнял государственный заказ на космические драмы («Салют-7»), а через какие-то два месяца выпустит милую и, без сомнения, совершенно конвенциональную новогоднюю комедию «Холоп».

Но, может, именно такой человек и должен был что-то изменить: в конце концов авторов у нас как собак нерезаных, а вот режиссёров маловато. Шипенко — постановщик-жанровик, учившийся в США и снимавший всё, от криминальных драм до карамельных ромкомов, — и «Текст» превращает в кино академически строгое, лишённое очевидной авторской руки, которая, наверное, этому и без того кричащему (но кричащему, надо заметить, сквозь зубы) произведению только помешала. Его фильм — чуть ли не первый удачный отечественный пример «арт-мейнстрима», направления, которое одно время пытался взрастить у нас продюсер Роднянский. Тот пытался взять авторов из маленького независимого кино и дать им бюджет на что-то побольше: идея началась с «Дуэлянта» и на нём же заглохла.

Может, дело было в том, что «Дуэлянт» совершенно оторван от реальности — декадентский Петербург XIX века в нём представлялся местом чуть ли не фантастическим, и драма маленького человека там находилась в подчинении яркого пространства. При том, что фильм Мизгирёва цеплял вроде бы ровно те же темы, что и «Текст» — месть и беззащитность человека перед деспотией власть имущих, — он обращался к ним с исторической и стилевой дистанции. Это вообще обычная проблема российской студийной драмы, зацикленной на истории, военном героизме и спортивных успехах — вещах далёких и, что важнее, статичных, точно зафиксированных во времени. Шипенко и Глуховский же помещают литературного «маленького человека», о котором нам так любят рассказывать в школе, в пространство «здесь и сейчас»: изменяющееся, нестабильное, способное прийти к чему угодно.

Шипенко отказывается от большинства наглядных временных маркеров, которых у Глуховского было с достатком, но оставляет, конечно, главный: смартфон как способ проникнуть в чужую реальность, соотнестись с чувствами и отношениями человека, тебе совсем не близкого. Весь фильм главный герой, по сути, устраивает жизнь мёртвого человека — более того, человека, отнявшего семь лет жизни у него самого: решает за него семейные вопросы, пытается быть хорошим сыном и парнем. В этой кажущейся глупости (поборники божественной «логики» нервно кусают локти) спрятана удивительная и абсолютно понятная человечность: нежелание быть плохим даже тогда, когда быть хорошим совершенно невыгодно.

Отношения героя и смартфона, в принципе, тема острая и преступно редко поднимаемая даже в Голливуде. В «Тексте» Шипенко отказывается от всплывающих сообщений и бекмамбетовского screenlife, обращаясь с экранной реальностью скорее как Бо Бернем в своём «Восьмом классе», где пространство Интернета тоже демонстрировалось напрямую, из рук героини. Часто Петров тут зачитывает сообщения за кадром — такой приём «чтимого письма», архаичный, но здесь, пожалуй, необходимый, ведь текста в «Тексте» (ха!) очень много. Местами это похоже даже не на Бернема, а на документальный фильм «Новости из дома» Шанталь Акерман, где прочитанные вслух сообщения становились фоном, частью городского ландшафта. Шипенко часто уводит внутренний голос Петрова с первого плана, а отдельные строчки вспыхивают рефренами. Иногда с заметным перебором — будто фильм боится, что зритель забудет содержимое текстов, если ему периодически о нём не напоминать.

«Текст», наверное, самый современный (если представить, что у этого слова есть превосходная степень) российский фильм последних лет, такого масштаба уж точно. И не только из-за актуальной истории незаконно осуждённого студента, одного из тысяч подвернувшихся под руку замечательной системе: его тут ещё и зовут Илья Горюнов (почти Иван Голунов, да), не знали бы, что книга написана три года назад — наверняка бы обвинили в пошлом «следовании повестке». Но из-за всего формального и содержательного окружения этой истории: в «Тексте» большое российское кино наконец научилось натурально говорить — матерятся здесь много и всё по делу, в одной сцене Петров так вообще, кажется, косплеит ту самую сцену из «Прослушки», — перестало бояться наготы, оскорбления власти и религии. Начнёшь перечислять отдельные моменты — того и гляди, зазвучит как максималистский каталог протестов: убийство копа (немгновенная карма, быдло получило по заслугам), мастурбация, детально снятый от первого лица секс (последние два, причём, это одна и та же сцена), ну или хотя бы тот факт, что полицейские тут между собой общаются в как бы запрещённом Telegram, где занимаются ровно тем же, за что они сажают бедных студентов. Но максимализма в «Тексте» как раз и не наблюдается: его протест спокоен, потому что совершенно оправдан. Ведь нет никакого смысла кричать о том, что мы и так все видим каждый день.

Даже постоянно орущий Петров тут непривычно тихий, сдерживающий эмоции во взглядах и процеженных сквозь губы словах, лишь изредка взрывающийся праведным гневом. Шипенко даёт актёру пространственную свободу и ключевые для героя сцены снимает преимущественно сверхдлинными дублями, полагаясь на внутрикадровый монтаж и естественную динамику человеческой драмы, окончательно сопрягая кинематографическое время с временем реальным. Это работает, хотя местами литературный первоисточник берёт вверх, и нудные сцены мытарств (заменившие тут книжные внутренние монологи) не столько транслируют чувства героя, сколько намекают на эти самые чувства.

Да и Петров местами срывается, излишки его эксцентрики нет-нет да и прорываются там, где их совсем не ждут. С актёрами Шипенко вообще работает очень интересно: сложно, смотря «Текст», не задуматься о том, что центральная пара Петров-Янковский у другого режиссёра наверняка бы поменялась местами: первому не привыкать играть копов сомнительной морали, второй органично вписывается в роль симпатичного невинного студента. Но Шипенко идёт на риск, и в обоих случаях риск оправдывается: Петров играет лучшую свою роль, Янковский — один из самых жутких гадов в российском кино последних лет. Но сильнее остальных, пожалуй, удивляет Кристина Асмус — актриса, которую большая часть зрителей помнит исключительно как пай-девочку из «Интернов», играет физически смелую и психологически сложную роль. Она здесь — последний оплот человечности, символ новой лучшей жизни и главный сюжетный рычаг. Через её героиню Шипенко с Глуховским посреди мрака, тлена и житейской жути почти что романтически манифестируют: любовь, может, мир и не изменит, но попытаться точно стоит.