Рецензия на фильм «Исповедь» — душераздирающую драму о последствиях стрельбы в школе

Несколько лет назад сын Линды (Энн Дауд) и Ричарда (Рид Бирни) устроил стрельбу в школе. По прошествии времени с целью искупить вину пара предлагает родителям одного из погибших подростков, Гейл (Марта Плимптон) и Джею (Джейсон Айзекс), встретиться, обсудить и вновь пережить случившееся, а также ответить себе и друг другу на ряд невозможных вопросов.

Марта Плимптон в роли Гейл на кадре из фильма «Исповедь»

В подвале епископальной церкви в американской глубинке готовятся к приёму специальных гостей. Одна из активных прихожанок закупила продукты для фуршета, распланировала встречу, но забыла про репетирующий хор (вдруг помешает?). Четырём прибывшим «виновникам» локация не так важна, как внутренняя, зарытая боль, которая пока не подаёт сигналов, но уже через несколько минут (в якобы благоприятной среде) вырвется вулканическим всплеском и затопит всё вокруг. В своём режиссёрском дебюте актёр Фрэн Кранц («Таинственный лес») с повышенным вниманием оголяет болезненный нерв встречи, постепенно погружаясь в катастрофу последствий школьной стрельбы. Странная, яростная коммуникация родителей лишь подчеркивает, что они вынуждены существовать в условиях трагедии, которая ни одной терапии не подвластна. «Исповедь», или оригинальная и более объёмная Mass (месса в значении католической божественной литургии), болезненно следит за вербальной трансформацией горя и самого процесса горевания.

Джейсон Айзекс в роли Джея на кадре из фильма «Исповедь»

Линда и Ричард попросили Гейл и Джея прийти не ради прощения, но ради абстрактного понимания — они сделали всё, что смогли, и одного простого объяснения случившемуся найти невозможно. Их сын был одинок, погрузился в депрессивные и суицидальные мысли, пропускал сессии с терапевтом, постепенно озлобился, в конце концов взял у друга оружие и перенёс свой неконтролируемый гнев на школьную территорию. Ни компьютерные игры, ни недавний переезд семьи в новый город не могут стать отдельной точкой отсчёта маршрута, закончившегося на кладбище погребением.

Джей и Гейл не до конца понимают причину визита в прошлое, которым и так живут ежедневно. По заранее обговорённому условию обе пары тем не менее приносят и показывают памятные вещи, принадлежавшие подросткам — убийце и убитому. Гейл делится детскими фотографиями сына и его живой сестры; Линда демонстрирует домик для улиток, который её ребёнок выстроил задолго до «уничтожения». Но обмен не умиляет и не заглушает последующего конфликта. Цветы в вазе сменяет коробка салфеток, диалог срывается на крик. Кранц даёт голос каждому, увеличивая амплитуду и вводя в оцепенение даже тех, кто с потерей родного и любимого человека не сталкивался.

Марта Плимптон в роли Гейл на кадре из фильма «Исповедь»

Заимствуя драматургию всего чеховского пантеона или театральный сеттинг «12 разгневанных мужчин», Кранц не стремится к морализаторству. Режиссер обходит стороной лозунговость условного Аарона Соркина, не толкает речей об «обществе, в котором мы живём», не заставляет персонажей вести дебаты о необходимости запрета оружия и состоянии краха современной Америки. Это лично-публичное оцепенение, сходное для сотен и тысяч людей в любой точке мира, особенно в США, где массовые убийства происходят чуть ли не еженедельно. Это тягучий террор, разливающийся галлонами крови. Это четыре человека, морально убитые, но заново, добровольно и вынужденно проходящие через те же жернова.

Голосующие на «Оскаре» киноакадемики в период выбора номинантов «Исповедь», скорее всего, не заметят. Но даже отсутствие этого привычно-случайного признания не принизит феномен и диапазон участвующих актёров: скорбь, гнев и слёзы Айзекса (Люциус Малфой в «поттериане»); растерянная воинственность, хриплое и хрупкое раскрытие Плимптон («Воспитывая Хоуп»); трепет глубокого сожаления героини Дауд («Рассказ служанки»). Непроницаемый поначалу герой известного бродвейского актёра Бирни («Карточный домик») сразу предупреждает, что спешит на работу, но впоследствии всё же незаметно эмоционально включается: от отстаивания права на родительскую беспомощность в становлении убийцы («Мы сделали всё, что смогли») до перечисления конкретных ран на теле каждого из погибших и пострадавших в трагедии. Это размашистые, в чём-то знакомые, но всегда оглушительные для подобного жанра работы.

Примерно на половине Кранц меняет соотношение сторон кадра, запуская воздух в горящее пространство. Постепенно приходят ностальгические воспоминания из детства, ключевое прощение убийцы и осознание того, что жить прошлым ужасом нельзя. Те самые христианские песнопения (финальный гимн «Благословенны узы, которые нас связывают»), так беспокоившие организующую встречу женщину, стали неожиданным утешением. Эти разные по направлению люди наверняка больше не увидят друг друга, но в ненависти и безнадёжности им удалось найти вибрации заживления. Ничто не вернёт детей, однако все четверо тем или иным способом нашли обходной путь и отдалились от сомнамбулического состояния, обретя временный покой. «Исповедь» оборачивается редким кинематографическим явлением, интригующе снятой и смонтированной пьесой о труднодостижимом родительском долге, где главными по-прежнему остаются безлимитная любовь с переменной болью, страхом и вечным ожиданием будущей встречи, которая когда-нибудь состоится.