
История «премьер-министра преступного мира» Фрэнка Костелло.
В Нью-Йорке середины XX века мафиозные кланы были не просто криминальными группировками — они представляли собой альтернативную форму власти, где дипломатию ценили не меньше, чем силу. Именно в этот исторический момент Барри Левинсон помещает сюжет своей новой картины «Рыцари Альто» — сдержанной драмы о дружбе, превращенной в противостояние. В центре повествования — Фрэнк Костелло, фигура почти мифологическая: человек, избравший не жестокость, а влияние, и ставший символом «высшей политики» в преступном мире. Вместо привычной истории о гангстерских разборках Левинсон предлагает портрет эпохи и человека, пытающегося сохранить достоинство на фоне рушащихся устоев. Но попытка соединить биографическую серьезность с жанровой выразительностью оказывается не столь безупречной, как задумывалось.
Фрэнк (Роберт де Ниро) заходит в роскошное лобби, нажимает на кнопку лифта и здоровается с консьержем. Через секунду в здание врывается молодой мужчина с пистолетом и нажимает на курок — пуля проходит по виску Костелло, кровь брызжет на мраморный пол, но Фрэнк выживает. Это месть Вито Дженовезе (сюрприз — его тоже играет де Ниро) за то, что Костелло посмел занять должность босса мафиозной семьи, пока Дженовезе отбывал срок. Шокирующей сценой открывается двухчасовой рассказ о противостоянии боссов, которые когда-то были друзьями, а под конец жизни решили посоревноваться в статусе.
Чтобы понимать, почему «Рыцари Альто» в очередной раз поднимают гангстерскую тему, надо познакомиться с фигурой Костелло. Фрэнка не просто так прозвали «премьер-министром преступного мира»: мужчина избегал насилия, старался решить проблемы через дипломатию и легитимизировал мафию благодаря переговорам с государством. Костелло — пример старой криминальной школы, где статус придавало не море трупов, а умение бескровно решить проблему. Неудивительно, что именно образ Фрэнка частично лег в основу Вито Корлеоне из «Крестного отца» и Кармайна Фальконе из «Готэма». Противоположностью Костелло был Дженовезе — дерзкий, не чурающийся насилия, собственноручно избивающий противников. В этой песни льда и пламени гармония не могла длиться долго: чем старше становились мафиози, тем больше Фрэнк ратовал за мирный образ жизни, а Вито жаждал крови. «Рыцари Альто» ближе всего не к «Славным парням», несмотря на совпадение в сценаристе (Николас Пиледжи снова в деле), не к «Ирландцу» с его печальной рефлексией, не к «Бронксской истории» с ее меланхолией. Ближайший собрат — «Казино», но с той поправкой, что здесь между двух старых друзей, оказавшихся по разные стороны перемен, нет ни драйва, ни разрушительной искры, чье безумие обычно склеивает подобные истории. У Левинсона на выходе получился скорее подчеркнуто вежливый, манерный рассказ — без риска и ярости.
Все переворачивает попадание Дженовезе за решетку: в его отсутствие кто-то должен руководить мафиозной семьей, и выбор падает на Костелло. Никакие логические доводы Вито не подходят — он воспринимает согласие Фрэнка занять чужую должность как предательство. Однако прежде чем мы наконец дойдем до сути и узнаем, почему босс решает пустить старому товарищу пулю в лоб, «Рыцари Альто» несколько раз сменят жанр. Поначалу — почти ожившая хроника: старые снимки и монологи Костелло о себе. В ход идут черно-белые вставки и воспоминания о бутлегерских временах, переходе к политическому влиянию через «Таммани-Холл» и о той самой точке, где рядом всегда был Дженовезе — до тех пор, пока не сбежал в Италию, спасаясь от обвинения в убийстве. Левинсон буквально сажает героя в кресло и заставляет листать слайды под негромкие комментарии — и этот прием из-за своей наивности уже не работает. Затем мы попадаем в судебную драму: сначала любовница Дженовезе обвиняет его в мошенничестве, затем уже Костелло дает показания в защиту приятеля. Между заседаниями — вновь попытки договориться. Решение показать столкновение боссов параллельно судебной тяжбе неслучайное. Оно подчеркивает: в мире, где закон — фикция, мафиози судят друг друга иначе. Но затем жанр меняется снова: герои проводят часы в машинах, переговариваются, строят схемы и медленно двигаются к финалу. Говоря откровенно, совсем не важно, каким конкретно в «Рыцарях» будет место действия: это разговорная биографическая драма, в которой пропустить одно слово — все равно что отлучиться на уроке математики.
Внутри фильма есть еще одна интересная деталь: сам клуб Alto Knights, в честь которого и назван фильм. Заведение становится точкой сбора, последним убежищем стареющих мафиози. Именно там они курят сигары, обмениваются монологами, поясняют друг другу (и заодно нам) детали происходящего. Местами фильм напоминает театральную пьесу: герои озвучивают экспозицию, как если бы и не было у зрителя памяти. Когда же в одной из сцен вся мафиозная верхушка оказывается арестована во время тайного собрания, зрителям осторожно намекают, что Костелло мог сам организовать облаву, чтобы остаться на свободе. У фильма есть вес в самом начале — особенно благодаря уверенности и точности в деталях. Но чем ближе к середине, тем сильнее снижается напряжение: ни амбиций, ни юмора, ни настоящей драмы не остается. Все растворяется в ритуале. В попытке показать боссов мафии как обычных людей Левинсон выбирает сентиментальный тон: например, когда стареющий Фрэнк по настоянию жены выгуливает в Центральном парке собак, укутанных в меховые шубки. В этот момент криминальный эпос превращается в хронику забытого времени — без подведения итогов и, вероятно, с десятками тайн в багаже.