Рецензия на трагикомедию «Свинья» — один из лучших фильмов 2021 года с Николасом Кейджем в главной роли

Бородатый и неряшливый отшельник Роб (Николас Кейдж, тут и гадать не нужно) уже пятнадцать лет живёт в ветхом лесном домике вместе со своей верной трюфельной свиньёй. Целыми днями они ищут грибы и ютятся у тёплой печки, а иногда видятся с высокомерным мажором Амиром (Алекс Вулф). Тот приезжает каждый четверг за новой партией трюфелей, обкладывает хрюшку парой «ласковых», потому что та лезет к нему и его Камаро, безуспешно пытается заговорить с молчаливым Робом, забирает заветную коробку с лакомством и уезжает на целую неделю. Но размеренной жизни суждено оборваться: ночью к затворнику врывается парочка неизвестных, избивает его и крадёт свинью. Очнувшись, старик сразу отправляется на поиски, но понимает, что из знакомых в живых у него не осталось никого, кроме злополучного Амира. Вместе они едут в город, где, скорее всего, живёт воришка, но это похищение окажется запутаннее, чем может представиться. А что важнее, оно откроет грустную тайну и Роба, и его безмозглого богатого спутника.

Николас Кейдж в роли Роба на кадре из фильма «Свинья»

В XX веке в американских грайндхаус-кинотеатрах показывали exploitation — так называемое эксплуатационное кино, которое назойливо педалировало востребованные в обществе темы. Варьироваться они могли от каких-то общих — вроде секса и насилия — до частных: байкеры, истории о Брюсе Ли (с его двойниками), постапокалиптика, паразитирующая на наследии нашумевшего «Безумного Макса», и так далее. Кинотеатры эти закрылись, но формат перекочевал на VOD, и теперь все картины про пончиков-убийц или крыс-мутантов красуются в каталогах стримингов и торрент-трекеров. Вдвойне удивительно, как частью этой культуры умудрился стать Николас Кейдж — актёр, когда-то игравший у Скорсезе, братьев Коэн и Линча, а теперь сражающийся с коряво нарисованными CGI-тиграми и аниматрониками. В некоторых западных рецензиях даже шутливо ввели новый термин — Cagesploitation, эдакие фильмы, которые не обманывают зрителя на стадии рекламных роликов и обещают откровенно ужасное зрелище: будет сумасшедший Кейдж, много крови и абсурда — словом, будет плохое кино. Для просмотра с чувством постыдного удовольствия этот вариант становится круче всех прочих. Причём есть в этой череде и выдающиеся ленты: «Мэнди» Косматоса, например, или «Цвет из иных миров» — старомодный b-movie, будто бы снятый в лихие 80-е.

Но «Свинья» тем и ценна, что это совсем не Cagesploitation. То есть, конечно, с производственной точки зрения лицо знаменитого актёра на постере — залог дополнительного зрительского интереса. Да и синопсис, скажем так, обманчивый: сумасшедший бородатый лесник, которому нечего терять, отправляется мстить за украденное зверьё. Тут сразу должно сложиться обманчивое впечатление, дескать, «Свинья» — это классический revenge-триллер в духе всё той же «Мэнди». Только вместо убитой сектантами жены — милая хрюшка. Бинго кейджсплотейшена, казалось бы, должно было заполниться на сто процентов: диковатый Кейдж, его глупые импровизации, сумасшедший сюжетный поворот, плохая графика, боль в голове после 30 минут фильма — хоть сиди и вычёркивай во время просмотра.

Кадр из фильма «Свинья»

Правда, вот досада, игре этой будет суждено закончиться на первом же пункте. «Свинья», вопреки вообще всем своим атрибутам посредственного триллера, на поверку оказывается тихой, а порой даже чересчур сдержанной инди-драмой. Там, где можно было бы набрасывать на зрителя диковатые детали, фильм предпочитает промолчать, там, где в любом кино о мести произошла бы кровавая вендетта, эта картина становится главным гуманистическим гимном любви и прощению 2021 года. И всё это, странное дело, по-прежнему причудливо, порой даже абсурдно — как почти любой фильм с Кейджем, снятый за последнее десятилетие. «Свинья» трогательная, но не приторная; бросающаяся в крайности, но не пошлая. Она просто настоящая и неуловимо живая — поэтому и описать её так, чтобы это не звучало набором случайных слов, крайне трудно.

В первую очередь, это, конечно, кино о смирении. С самим собой, с людьми вокруг, но что важнее — с большим городом. «Свинья» напоминает полуночную элегию пустынных улочек, злачных андеграундных мест вроде подвала с боями без правил и элитарных ресторанчиков. География Портленда вообще хаотична, она собирается по кусочкам из визитов Роба в когда-то знакомые ему места. «Свинья» это и есть одно большое воспоминание: об умершей возлюбленной, о друзьях, о врагах, о домах и людях, успевших стать чужими. Добровольное изгнание старика Робина, чьё имя в этих краях ещё что-то да значит, оборачивается вынужденным возвращением. Но страшно в таком камбэке даже не столкновение с призраками прошлого — страшнее увидеть себя настоящего, отражающегося в здешних гигантских витринах и зеркалах. «Мы берём местные ингредиенты и делаем так, чтобы знакомое чувствовалось незнакомым», — так опишет концепцию своего заведения шеф-повар Финвей, к которому придут двое искателей свиньи. Хотя этому рецепту соответствует скорее не позерское заведение «Эвридика», а сам дебют Майкла Сарноски — он заставляет взглянуть на каменные джунгли глазами чужака, не столько узнать показанные места, сколько наткнуться на фантомные воспоминания о них.

Николас Кейдж в роли Роба на кадре из фильма «Свинья»

Но долго находиться здесь нельзя: большой город съест человека, уничтожит его изнутри. Скорбь превратит в непрекращающуюся ненависть к самому себе, радость — в гордыню, одиночество — в безумие. Что Амир, на первый взгляд глуповатый и лишённый всякой эмпатии, а на деле чувствительный молодой человек с кучей комплексов, что отшельник Роб — просто части местного ландшафта. Повар Финвей, которого много лет назад герой Кейджа уволил за вечно переваренную пасту, мечтал открыть английский паб, но стал шефом претенциозного ресторанчика. Мать Амира не выдержала жизни с мужем-бизнесменом и совершила самоубийство. Город хранит много тайн, но «Свинья», увы или к счастью, расскажет только о тех из них, что связаны между собой.

То ли энергетика Кейджа так беспощадна, то ли Сарноски сам стремится вывести «Свинью» за рамки туманного воспоминания о прошлом, но всё быстрее унылый Портленд проваливается в шутливый сон. Для фильма о мести это кино слишком нежное, для щемящей драмы об утрате — слишком странное. Сначала Роб разразится монологом о землетрясении, которое похоронит чёртов город под водой и вернёт людей туда, откуда они и пришли, а завершит всё это необязательным комментарием о том, из какого хлеба лучше делать тосты (из чёрствого, не благодарите). Повар Финвей прямо в зале зальётся слезами, осознав, как быстро он превратился из неумелого, но искреннего мальчишки в притворщика-шефа. Милая старушка, заведующая поиском трюфелей в округе, узнав о краже свиньи, выругается, кажется, всеми матерными словами из своего лексикона и поклянётся сломать пальцы каждому, кто решит натворить дел в её отсутствие. Герой Роба, а вместе с ним и другие уже давно немного тронулись умом — и в этом коллективном сумасшествии тоже есть что-то простое, понятное, в конце концов знакомое каждому, кто хоть раз переживал утрату.

«Свинья» в этом смысле напоминает «Рататуй»: через призму кулинарных метафор и эффектных (а ещё до жути аппетитных — не смотрите это кино на голодный желудок) кадров самых невообразимых блюд она тоже рассказывает о простой человеческой травме. Искусство — как лакмусовая бумажка для всех проблем и комплексов, красота, за которой кроются одиночество и отрешённость. От себя и от других не убежишь, работа в ресторане с чванливыми эстетами никогда не будет милее и приятнее собственного английского паба с заляпанными столами и яйцом по- шотландски в качестве фирменного блюда, свинья никогда не заменит любимую жену, а подражание родителю-бизнесмену не приблизит к равнодушному отцу. Истина — в естественности и в принятии, и если некоторым героям фильма это принятие даётся с трудом, то сама «Свинья» проблем с простотой и искренностью не испытывает.

И ещё интереснее «Свинья» считывается как исповедь безумного Кейджа. Он ведь в каком-то смысле тоже отшельник — местная легенда, пропавшая с радаров на долгие годы, а теперь изредка возвращающаяся то в большое («Человек-паук: Через вселенные»), то в маленькое, но признанное зрителями и критиками кино («Мэнди»). Побег это от чего-то, вызов или погоня за лёгкими деньгами — неясно, но, кажется, «Свинья» доказывает и без того простую, но важную мысль: в неестественности Кейджа (его криках, выпученных глазах, ставших мемами) естественности больше, чем у кого бы то ни было. Кино Сарноски ещё ведь и о том, как важно остаться чудиком и неумёхой — в мире, где полно серьёзных бизнесменов и вдумчивых художников, их отчаянно не хватает.