
Дебютантка адаптирует роман Уолтера Мосли о семейной травме, расизме и уничтожающем чувстве вины.
Как мы представляем себе дом, в котором выросло восемь поколений? Вероятно, он хранит запахи старой мебели, семейные рецепты, записанные в толстую тетрадку, мифы и легенды, фотографии с пожелтевшими уголками и реликвии предков. Все это когда-то принадлежало Чарльзу Блейки (Кори Хокинс), но вот-вот перейдет в руки государства. Из-за невозможности покрыть ипотечный кредит Чарльз в скором времени останется без крыши над головой, ведь, кроме него, в доме в нью-йоркском Саг Харборе больше никого не осталось.
Попытки взять взаймы у друзей и родственников не привели к успеху. Кажется, герой делает это уже не впервые: едва услышав по телефону его голос, тетя Пичес тяжело вздыхает, а кузина Лэйни (Кайла Майкле) при встрече и вовсе гонит восвояси. И все же, несмотря на угрозу потерять семейный дом, Чарльз не спешит устраиваться на работу — он предпочитает беззаботно проводить время, попивая пиво в компании пары друзей. Когда герой умудряется поругаться и с ними, в дверь стучит загадочный незнакомец. На пороге появляется Эннистон Беннет (Уиллем Дефо), готовый выложить десятки тысяч долларов за краткосрочную аренду сырого и необжитого подвала. Сумма соблазнительно высока и вполне может покрыть ипотеку, но, как известно, бесплатный сыр только в мышеловке. Так что же нужно Эннистону в подвале Чарльза?
«Человек в моем подвале» — триллер дебютантки Нади Латиф, основанный на одноименном романе Уолтера Мосли. Писатель, роман которого долгое время считался невозможным для переноса на экран, принимал непосредственное участие в подготовке к съемкам и занимался адаптацией сценария вместе с Латиф. На страницах Мосли в равной степени присутствуют детектив, размышления о расовой идентичности и наследии, о хрупкости власти и о том, как она может проявляться. В фильме все перечисленное тоже есть — только в иной, более хаотичной пропорции.
Эннистон Беннет в исполнении невероятного Уиллема Дефо — одновременно хищник и жертва, мучитель и мученик. Он добровольно выбирает изоляцию в подвале незнакомца по ряду причин, которые откроются зрителю ближе к финалу. Дефо с легкостью держит зрителя на крючке, заставляя с нетерпением ждать его следующего появления. Кори Хокинс старается соответствовать: его Чарльз — человек, застрявший между долгом и желанием убежать от своей семьи, между наследием и отчаянной жаждой от него избавиться.
Как несложно догадаться по названию фильма, Эннистон уговаривает Чарльза предоставить подвал и договаривается о необычном соседстве. Чтобы дать сожителю достаточное пространство, Чарльз берется разобрать часть залежавшихся коробок с вещами почивших родственников и обнаруживает там ряд предметов, которые выглядят так, словно заслуживают места среди музейных реликвий. Чтобы убедиться в правоте выводов и, быть может, понять, какую сумму он может выручить за продажу артефактов, Чарльз приглашает специалистку по древностям Нарциссу (Анна Диоп). Камера несколько раз задерживается на древнейших африканских масках, легко превращенных Чарльзом из семейного наследия в товар.
Для того чтобы противопоставить главных героев, Латиф часто использует прием полиэкрана в духе Брайана Де Пальмы и намеренно рассекает пространство кадра. Чарльз и Эннистон сходятся в словесной битве, моменты которой действительно создают хорошее напряжение, но стоит камере покинуть локацию и выйти за рамки закрытого поединка Дефо и Хокинса, как фильм теряет свою силу. Сцены, которые должны добавлять объема — быт Чарльза, его встречи с Нарциссой и друзьями, временами возникающие перед глазами сновидческие образы из детства, — превращают работу Латиф в перегруженный конструктор из неподходящих деталей. Постановщица словно испытывает терпение аудитории, заставляя тоскливо блуждать из угла в угол, чтобы затем вновь вернуться к долгожданной встрече Чарльза и Эннистона. Кажется, что вот-вот произойдет нечто оправдывающее прогулку, но увы: фильм скорее мерцает и тухнет, нежели медленно разгорается, чтобы затем ярко вспыхнуть.
Это история о призраках, но не столько потусторонних, сколько об образах-воспоминаниях, которые не умирают. О том, как прошлое вторгается в настоящее, о том, что дом может быть и убежищем, и клеткой, о том, что вина и наследие могут оказаться куда тяжелее ипотечного кредита. В лучшие моменты «Человек в моем подвале» напоминает, что кино действительно все еще способно быть пространством для сложных, тревожных и неловких вопросов.
Да, у Латиф не получилось органично объединить идеи Мосли, и временами она тонет в собственных аллюзиях и жанровых колебаниях, но даже этот неуклюжий поиск образов и нужной интонации по-своему ценен. Он направляет зрителя к фундаментальным вопросам о том, как нам жить с прошлым — своим и наших предков, — что мы готовы взять с собой, за что должны понести наказание, а что пришло время отпустить.