Школа чувств

«Голос монстра» обещает зрителям огромное чудище и не обманывает ожиданий. Монстр появляется на экране вскоре после начала действия, и он сопровождает юного главного героя вплоть до кульминации картины. Но «Голос монстра» ничуть не похож на классическую «Бесконечную историю» или недавнюю голливудскую картину «Пит и его дракон». Те, кто придут на фильм Байоны в надежде на фэнтези или фантастику, будут сильно разочарованы.

Древесный монстр, живущий внутри раскидистого тисового дерева, является маленькому Конору не для того, чтобы перенести его в волшебную страну или обеспечить ему удивительные приключения на земле. Чудовище, которое в оригинальной, англоязычной версии картины озвучено авторитетным голосом Лиама Нисона, приходит к Конору посреди ночи примерно с той же целью, с какой Бог является Иову в кульминации библейского повествования (сюжетные параллели между «Голосом» и «Книгой Иова» очевидны). Монстр поучает и объясняет, а не радует и развлекает.

Почему Конору нужны мистические сеансы психоанализа? Потому что мальчик глубоко несчастен, и помощи ему ждать неоткуда. Его мать мучительно умирает от тяжелой болезни, его бабушка слишком холодна и сурова, чтобы поговорить с Конором по душам, а его отец постоянно живет за океаном с новой семьей и не хочет брать на себя ответственность за душевное состояние мальчика. В свою очередь, однокашники издеваются над нелюдимым и слабым парнишкой, а учителя не делают ничего, чтобы защитить или поддержать Конора в кошмарные для него дни.

Мы не раз видели в детских фильмах и читали в детских книгах, как удивительные создания помогают несчастным детям в самых разных ситуациях. В том же «Пите» дракон спасает малыша, когда родители Пита погибают в автокатастрофе, а в «Гарри Поттере» волшебники открывают свой мир отчаявшемуся сироте, живущему в доме неприятных и недобрых родственников. Схоже устроены и спилберговские картины «Большой и добрый великан» и «Инопланетянин». Но если эти и многие другие ленты «замещают» своими поразительными событиями житейские невзгоды героев, то «Голос монстра» не отвлекает Конора от его несчастий, а заставляет мальчика вдуматься в них, понять несправедливость мира и свои ощущения.

Монстр из фильма Байоны рассказывает Конору сказки-притчи, нарушающие традиционные жанровые законы (так, вроде бы достойный герой первой сказки в концовке оказывается ее главным злодеем), и заставляет паренька признаться в своих самых сокровенных чувствах – куда более сокровенных, чем открытая миру скорбь из-за болезни матери. Сравнение с сеансом психотерапии отнюдь не метафора – Монстр в самом деле помогает Конору так, как мог бы помочь ему психолог. Причем психолог «мужественный», а не «женственный». То есть не внимательно выслушивающий мальчика, а наставительно объясняющий ему, что и как.

C тем, что говорит Монстр, трудно не согласиться, поскольку в основном он изрекает банальности вроде «Большинство людей не плохи и не хороши, а где-то посредине» и «Добро не всегда торжествует, а зло не всегда наказывается». Есть в фильме и более тонкие, но столь же бесспорные замечания и наблюдения. Так что как дидактическое произведение «Голос монстра» удачен. Но делает ли это его хорошим детским фильмом?

Пожалуй, нет. И вот почему. Вся история дидактического искусства показывает, что зрительский интерес – лучший катализатор познания. «Занимательная математика» или «Занимательная химия» лучше сухого школьного учебника, потому что не только излагает материал, но и заинтриговывает читателя, увлекает его с собой в научное приключение. И знания, которые получаются таким образом, усваиваются куда лучше, потому что у читателя появляется внутренний, а не только внешний стимул («Учитель поставит плохую оценку») разобраться, что книга пытается донести. Можно спорить о том, стоит ли делать детские лекарства вкусными как конфеты, но детские дидактические книги и фильмы «вкусными» делать определенно стоит. И это касается как произведений о науке, так и произведений о психологии и морали.

В «Голосе монстра» же дидактика явно доминирует. Да, в фильме есть сюжет, но это не увлекательная, а мрачная, печальная и медлительная история, которая у ребенка, вполне вероятно, вызовет отторжение. Если он любит своих родителей и они живы, то ему вряд ли захочется смотреть, как мучается мальчик, у которого умирает мама (именно умирает, а не умерла до начала действия, как во многих произведениях). Если он своих родителей ненавидит, то из «Голоса монстра» ему вряд ли что-то удастся вынести, поскольку лента ориентирована на любящих детей. Если же он только что пережил или переживает то, что происходит с Конором, то фильм и вовсе может обернуться для него психологической пыткой, не лечащей боль, а растравляющей рану.

Важно заметить, что кинофильм Байоны – не то же самое, что одноименная книга Патрика Несса, хотя британский писатель сам написал сценарий экранизации. Во-первых, роман Несса не столь гнетущий. В нем есть проблески света, в то время как на экране они практически отсутствуют. Во-вторых, книгу всегда можно отложить, чтобы поразмыслить о прочитанном или успокоиться, если роман довел до слез. Фильм же в кино придется смотреть от начала до конца – или уходить в середине сеанса, не выучив все умные уроки, которые есть в картине.

При этом, как мы уже отметили, в «Голосе монстра» нет ни капли фантастической увлекательности. Монстр мог бы быть психотерапевтом, нанятым мамой Конора, и в фильме мало что пришлось бы изменить, разве что удалось бы сэкономить на компьютерных эффектах. В картине есть пара коротких экшен-моментов, но в общем и целом это разговорное полотно о мире и о чувствах, а не о приключениях, которых так жаждут многие мальчишки в возрасте Конора.

Так что, хотя по сути к «Голосу монстра» трудно придраться, форма произведения такова, что фильм куда более подходит для взрослых, любящих печальные и сентиментальные истории, чем для детей, которым лента адресована и которых она чему-то может научить. Конечно, ребята бывают разные, и кого-то «Голос монстра» может не отвратить, а увлечь. Но все же детскую дидактику лучше облекать в более удобоваримую форму, чем кино, которое предлагает полтора часа сопереживать ребенку, теряющему маму.