Тело, ты прошло: Рецензия на фильм «Святая Мод»


Юная медсестра Кэти в прошлом совершила ужасную ошибку. Трагический инцидент приводит девушку к обращению в католицизм, в результате чего она меняет имя на Мод (сокращённое от Матильда). К молитве и послушаниям она относится с редким рвением и спустя некоторое время берёт под крыло умирающую от рака балерину Аманду. Тесное знакомство и интенсивное ухаживание заставляют Мод остро чувствовать божественное вмешательство и связь с Амандой. Теперь, чтобы подтвердить свой статус «святой», ей придётся идти до конца.

Морфидд Кларк в роли Мод на кадре из фильма «Святая Мод»

В дебюте Роуз Гласс есть негласное правило: никогда не тратить попусту свою боль, использовать щедро — будь то лопающаяся плоть на плите или вставленные в «конверсы» гвозди на босу ногу. За завораживающе ёмкие 84 минуты постановщица, а также валлийская актриса Морфидд Кларк встают в ряды бравых артиллеристок новых представителей жанра, бомбардируя зрителя отсылками к «Бабадуку» Дженнифер Кент, «Реинкарнации» Астера, прошлогодней «Реликвии» Натали Эрики Джеймс. Из первого обе берут дополнительную подсказку: навредить внутреннее зло может только в случае самоличной авторизации. Мод на свои инквизиции даёт беспрекословное согласие, наполненное пламенным шёпотом, сигналом верности Тому единственному. Поклонение героини границ не знает — как из любого культа, безболезненного ухода от оказавшихся рядом спасительных убеждений в кризисный момент пока не придумали.

Дженнифер Эль в роли Аманды в роли Мод на кадре из фильма «Святая Мод»

Отношения Мод и Аманды (аутентичная, без оглядки на другие работы с похожим «диагнозом» Дженнифер Эль) развиваются в спёртых хореографических ракурсах оператора Бена Фордесмана, как будто перенявшего стиль головокружительных съемок «Экстаза» Ноэ. Последние дни Аманда проводит с сигаретой (несмотря на вероятное отсутствие лёгких), наблюдает за Мод с интригующим любопытством, то полностью вверяя ей свои остатки в контакте с Богом и якобы чувствуя наполняющую её тело энергию, то иронично отстраняясь, закапывая сиделку в гневливой ревности. Сатирически безжалостный, нутряной gaze Гласс делает динамику двух женщин шипяще выразительной, левитирующей даже в тесном пространстве мрачного викторианского особняка. Экзекуция вместе с искушающими ухмылками клиентки растёт во всех прогрессиях, а осознание Мод своей уникальности и мессианства всё чаще уравнивает телесную оболочку с прахом.

Морфидд Кларк в роли Мод на кадре из фильма «Святая Мод»

Показательной, оставляющей главное впечатление после просмотра оказывается роль Кларк. Являясь силой, противоборствующей не только обстоятельствам, но и как будто самой режиссёрке, актриса («Патрик Мелроуз», «Дракула») вслепую ориентируется на собственную анатомию и выкручивает ощущения, постепенно доводит сознание до нечеловеческого крика и очищения: от покорности до головокружительного танцевального мини-марафона, гуттаперчевого, деформирующего лицо и интеллект. Наиболее близкой по духу окажется Изабель Аджани из «Одержимой» Жулавски, где политический контекст диктовал условия переходной инфернальности с желтками, стекающими по стенам у выхода из метро. Гласс и Кларк на масштабы не засматриваются, сужая пространство и одновременно вонзая сатирическую иглу во всех праведных и уважаемых грешников, подчёркивая соседствующий с ними «стокгольмский синдром» (разделение на абьюзера и жертву фильм также наглядно демонстрирует).

Морфидд Кларк в роли Мод на кадре из фильма «Святая Мод»

Придя к своей первой ленте сформировавшейся рассказчицей и визионеркой, Гласс успевает проникнуться состраданием к симптоматичности героини и её безумию. Где-то на середине Мод попытается спуститься к «норме» с сооружённого себе самой креста, на время забыв о миссии и будущем вознесении. Пинта пива и бесполезный секс эффекта не обеспечивают, кошмары не отпускают даже на подходе к оргазму. С обречённостью и окончательной уверенностью Мод набросит нежно-розовый балахон и пойдёт замаливать грехи, о которых окружающие толком не догадывались. Заставит пасть ниц, пася овец, даст бой демонам или хотя бы одному финальному боссу со знакомым лицом.

От услужения верующим, как и от резонёрства, Гласс отказывается, лобовая критика ей, может, и не свойственна, последствия горячности очевидны. В сюрреализме, трагикомическом макабре, портрете приходской девушки в огне, с оглядкой на «Таксиста», «Персону» и пару скримеров, страдания тщетны, крик бесконечен, а «тело» так и не проходит — тянет и нарастает ещё большим психологическим балластом. Где самим себе рисовали крылья, там наверняка уже готова расползтись в пузырях кожа — последнее, что уравновешивало бы душу. Только «бог» уже не простит, а лишь преисподним басом даст важное поручение и отправит погибать за бесконечную идею.