В начале «Возвращения мушкетеров» (2009) Д'Артаньян умирает. Герой должен погибнуть. Потому что если он этого не делает, то, значит, он герой не до конца. Всегда – от Гамлета до реальных людей, таких как Александр Матросов, закрывший грудью амбразуру, и летчик Гастелло, пошедший на таран, – путь героя заканчивается жертвованием жизни ради кого-то или чего-то. Мне всегда было немножко обидно, что у Дюма они умирают так незаметно: Атос в постели, Портоса завалило, Арамис просто исчез, Д'Артаньяна убивает ядром почти случайно. То есть они погибают не в бою, не отдают свои последние силы за друзей, за отчизну, за возлюбленных. В «Возвращении» мы смогли немного изменить это.
Я сказал, что буду сниматься, когда согласились все остальные. К тому же роли у нас не главные. Герои продолжения – наши дети, хотя сюжетно они и повторяют путь мушкетеров: едут в другую страну за сокровищами кардинала Мазарини. Важно, что помимо Вениамина Смехова, Игоря Старыгина, Валентина Смирнитского и меня участвовали и Анатолий Равикович, и Алиса Фрейндлих. Уж если Алиса Бруновна согласилась, то мне-то сам Бог велел… По правде говоря, встреча с партнерами по старому фильму, с Георгием Юрьевичем была мне дороже, чем предполагаемый результат.
Сейчас многие занимаются повторами, в том числе и в кино. Реанимируют и «Чапаева», и «Александра Невского». Такое ощущение, что они хотят увидеть по-другому. Но видят хуже. Это прямо противоположно идее о том, что «лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье».
Честно скажу: если я увидел рекламу какого-то фильма, то смотреть его уже не пойду. Я не видел рекламы фильма Балабанова «Груз 200» (2007), или «Возвращения» (2003) Звягинцева, или «Простых вещей» (2007) Попогребского, а это отличные картины. А если я вижу в ролике, как все – бабах, тыдыщ, не захочу смотреть: я уже видел «Спасти рядового Райана» /Saving Private Ryan/ (1998). Есть великий фильм про мафию – «Крестный отец» /Godfather, The/ (1972), все последующие хуже, возможно, их не нужно было снимать. После «Места встречи…» (1979) мне не нужны все остальные фильмы про милицию. Снимают парафразы, те же самые сиквелы и ремейки, только намного хуже. А это уже даже не вопрос вкуса – это вопрос совести. Вот Гоголь сжег второй том «Мертвых душ», а Иннокентий Смоктуновский отказался сниматься в «Анне Карениной», потому что не получалось. Сейчас же слово «не получается» вычеркнуто из обихода. Вот из ста двадцати восьми серий нормально получились, например, двадцать восемь. Так покажите их, а остальные сто выбросьте! Нет, весь скопившийся дома мусор нужно, как на таможне, показать.
Не написать вообще ни строчки – лучше, чем испоганить тетрадь. Лучше не читать вообще, чем читать плохую книгу. Лучше смотреть на техническую сетку вещания, чем смотреть эти телепередачи. Почему делать лекарство, от которого умирают, нельзя, а делать такие передачи и фильмы можно? Душа, которую калечат, в отличие от тела не заживет.
«Ирония судьбы. Продолжение» (2007) – это как раз один из немногих фильмов, за которые не стыдно. Он мастерски сделан, снят на одном дыхании, нет провисающих пауз, даже эпизодические роли – у Михаила Ефремова, например, – фантастичны. Хороши артисты, и их персонажи вызывают сочувствие. Но в любом случае сиквел – это такой цветок из старого венка.
Как избавиться от этих бесконечных повторов и выйти на что-то настоящее? Может, кризис поможет. Вот обратите внимание, в природе нет понятия «кризис», есть «катаклизм». Например, засуха – во время нее звери идут к водопою вместе: и тигры, и зайцы. Если у зверей и птиц кризисов не бывает, значит, кризис, по Булгакову, у нас в головах. Это, наверное, счастье, что кризис пришел. Это как включили свет. Хуже не будет: все самое плохое уже было – война, блокада. Ничего страшного нет в том, чтобы, как у Достоевского, довести человека до бескожного состояния. Наоборот, страшнее золотая маска, золотой скафандр. Кризис – это еще и внутренняя цензура. Убирается все лишнее, остается только необходимое. Не будет креветок, лобстеров и авокадо, а будет хлеб, соль и каша – все сыты и в порядке.
Я не хочу переезжать в Москву. Безумно радуюсь, что живу в Петербурге. Черти варят свое зелье в Москве, сюда запах доходит, но как-то спокойнее здесь. Чеховские три сестры все твердили «в Москву, Москву», а надо: «Из Москвы, из Москвы». На хрен.
Вы вот спрашиваете, задумываюсь ли я о Боге. Конечно, ребята, а о чем еще думать? Больше не о чем… Если вера – не основа и не фундамент, все прочее не имеет смысла. Говорят, что Бог умер или покинул земные пределы, а я не верю. Не может такого быть: когда ландыши нюхаешь, понимаешь, что не может этого быть.
С церковью у меня отношения светские. Например, митрополит Петербургский и Ладожский Владимир учился французскому и английскому языкам у моей бабушки. Мы тепло относимся друг к другу, он все время пытается заговорить со мной по-французски, а я на этом языке знаю только «мерси боку» и «пуркуа па». Но приятно знать, что моя бабушка, бывало, его журила.
А роль Д'Артаньяна – что ни говори, я рад был сыграть ее еще раз. Я убежден, что Гамлета или князя Мышкина играть интереснее – хоть на сцене, хоть в кино. Но более прекрасного героя в истории человечества, нежели Д'Артаньян, не было и, думаю, не будет. После Христа, конечно.