
О прощании и принятии с Колби Минифи («Пацаны») и Кейт Бертон.
Режиссерский дебют актрисы Джулии Макс начинается с конца: зловещая фигура в кровоподтеках поедает неизвестного героя в черном одеянии. Первые кадры напоминают одновременно «Адскую пасть Мохаве» Робби Джо Бэнфитча с ее пустынными и кровавыми пейзажами и «Ужасающих» Федерико Дзампальоне с его худосочным монстром, слабо напоминающим человека. Но кто здесь палач, а кто жертва?
Роберт (Вон Армстронг) давно не встает с постели. Он умирает долго, мучительно, медленно. Облегчить страдания мужчины пытаются жена Барбара (Кейт Бертон) и дочь Меган (Колби Минифи), но у каждой свои методы. Рыжеволосая Меган придерживается рационального подхода: не жалеет обезболивающих и прислушивается к рекомендациям врачей. Седовласая Барбара твердит про негативные последствия морфия, подкладывает под постель больного мешочки с зубами и оставляет на тумбочке подле кровати подозрительные узоры из маленьких камешков. Когда Роберт умирает, становится ясно, что у Барбары есть план: вместо того чтобы вызвать «скорую помощь» и зафиксировать время смерти, она начинает подготовку к ритуалу — с помощью загадочного проводника (Нил Сэндилэндс) Барбара планирует вернуть покойного.
Четыре персонажа, одна локация и одна попытка забрать мертвого с того света. Надо ли говорить, что процедура не увенчалась успехом? Джулия Макс отказывается ставить на интригу — она, как и многие другие до нее (например, Эшлин Кларк и Дэниэл Кокотайло), обращается к жанровому кино, чтобы исследовать травму. Постановщица делает центром повествования не ритуал, а подготовку к нему, и в процессе пытается поговорить о внутрисемейных сложностях, работе памяти, зависимости от чужого мнения и утрате права на выбор. Конфликт здесь не между живыми и мертвыми, а между теми, кто готов отпустить, и теми, кто хочет удержать любой ценой.
Поначалу Меган выступает голосом разума и наблюдает за происходящим со скепсисом. Но под давлением обстоятельств — и, вероятно, не до конца осознанного чувства вины за то, что когда-то покинула дом, — она принимает участие в ритуале. И здесь, в процессе подготовки, история о переживании утраты трансформируется в исследование тайны зависимых отношений.
Джулия Макс говорит со зрителем не через события — их в фильме немного, — а через мельчайшие детали. Предметы, окруженные желто-коричневыми цветами внутреннего убранства, и нарочитая зернистость поначалу обманывают, создавая иллюзию уюта. Но за мягкой замшей скрывается сталь, под гладкими волосами прячется запекшаяся кровь, лен скрывает человеческие останки, хлопковые ткани прячут слезы, а красный шелк — опасные ингредиенты. Совы не то, чем кажутся, а любимые не лишены недостатков.
Несмотря на то что в качестве главного персонажа заявлена героиня Колби Минифи, кажется, что наиболее полно и интересно раскрыт образ матери — некогда эффектной молодой женщины, которая много лет назад боролась за свою субъектность, но в итоге оказалась подавлена сильной мужской фигурой, диктующей, что носить, как выглядеть и чем заниматься. Со временем мать настолько привыкла во всем слушаться мужа, что забыла о жизни до. «40 лет, — говорит она дочери. — Я уже и не знаю, кто я без него». Барбара не в состоянии принимать решения без супруга, она готова пойти на все, чтобы вернуть привычную жизнь. Роберт стал для героини Кейт Бертон одновременно лучшим и худшим в жизни, в то время как для дочери отец был лишь лучшим, а мать она считала манипулятивной и строгой.
В памяти Меган нет места дурному: отец воспринимался героиней исключительно внимательным, понимающим, любящим. Цель ритуала — не возвращение мертвых с того света, а познание и принятие несовершенства собственной памяти. Сжигая вещи почившего, Меган заново «собирает» образ отца, но на этот раз пользуясь не только идеализированными картинками из детства, но и противоречивыми фактами.
Парадоксальным образом в фильме про ритуал самым слабым местом оказывается ритуал — погружение в потусторонний мир, сотканный из потерянных душ и равнодушных к чужим бедам демонов. Там, за границей миров, медленное и кровавое изучение драмы одной семьи неожиданно обрывается, оставляя слишком многое на усмотрение зрителя. Картина, которая могла бы развернуться в объемное размышление о неполноценности воспоминаний, об оптике, формирующей отношения, превращается в череду образов, не до конца оправдывающих свое присутствие.
И все же Макс настаивает: ее история — не о сражении со смертью, а о том, какой несовершенной может быть наша память. И о том, как страшно признать, что не все, кого мы любили, были хорошими.