Запределье в клетке: Рецензия на фильм «Герда»

Студентка Лера (дебютантка Анастасия Красовская) живёт в провинции, днём учится на социологическом факультете и проводит опросы населения, ночью танцует стриптиз под сценическим псевдонимом Герда в местном клубе, чередуя с более прибыльными «приватами». Мать девушки (Юлия Марченко) страдает лунатизмом — от неё Герда перенимает философские размышления о душе и странные сны, покидать которые отчаянно не хочется.

Анастасия Красовская в роли Леры на кадре из фильма «Герда»

Помимо признания на европейском кинофестивале (приз в Локарно за лучшую женскую роль) и персонального обожания режиссёром Гаспаром Ноэ «Герда» получила специальный диплом на сочинском «Кинотавре» — с размытой формулировкой «за вдохновение и нежность безумия». Присуждение подобных неосновных наград будто сигнализирует о растерянности жюри (других органов) перед увиденным — как трактовать и оценивать, куда идти, кто виноват, что со всем этим делать? «Герда» с точки зрения восприятия действительно рискует выбить почву из-под ног, представая то смутно знакомым, то совершенно новаторским для России взглядом и анализом внутренней мифологии главной героини. Герда, как шаг в сторону смены сценарной парадигмы в индустрии, потусторонняя и одновременно знакомая: кажется, её появления — смутного, странного, непонятого — мы ждали долгие годы.

У Леры практически нет сил скрываться от своего измученного альтер эго. Она не воспринимает его как должное, в глубине души надеясь на отстыковку. Ей негде дышать: ни во время танцев под прожигающим неоном, ни в период домашнего террора со стороны заблудившего и вечно нетрезвого отца-полицейского, ни в череде скучнейших (и крайне смешных) соцопросов. На плаву Леру, как ни странно, держит её мать, хотя той самой требуется помощь. Её лунатизм накатывает почти каждую ночь, приводит к заколачиваниям балконов и не спасающих дверных замков. Когда-то давно мама приняла решение бежать от рутинизированности в волшебную страну, которая её, кажется, выплюнула, заставив вернуться обратно. Но надежды та не теряет — может, удастся спасти хотя бы дочь.

Юрий Борисов в роли Олега на кадре из фильма «Герда»

Кудряшова использует двухчасовой хронометраж как персональную мантру, задокументированный поход на спиритический сеанс: вместо затянутости — неспешность, вместо следования советам сократить на полчаса — уверенный, усыпляющий ритм, демонстрирующий окружение и загнанность Герды, её медленно разворачивающееся самосознание, «вызов» той самой неуловимой души. Основной фронт берёт на себя блестящая (и в прямом, и в переносном смысле) Красовская: внешне напоминающая Анну Чиповскую, но с большим научным интересом к происходящему, актриса завораживает проживанием Герды, её немотой и первобытным, настоятельным требованием побега или прорыва.

Анастасия Красовская в роли Леры на кадре из фильма «Герда»

Одна из самых пронзительных и гипнотизирующих сцен в российском кино за последнее время — исполнение Гердой лагерной песни «Снег» перед готовыми насиловать её и её подругу полуолигархами. В какой-то момент те обнаруживают себя пригвождёнными, столкнувшимися с необъяснимым феноменом, от которого «не встаёт». На протяжении всего фильма Красовская обезоруживает, сочетая дебютную робость с дальнейшим бесстрашием (все обнажённые сцены сняты с пресловутой нежностью, деликатно и оправданно, что сигнализирует о крайне удачном сотрудничестве между актрисой и постановщицей).

Второплановый каст ещё более органичен и является для «родившейся» звезды опорой: от Юры Борисова, верного друга — проводника в загробное царство, оказывающего ритуальные услуги, и Юлии Марченко, мамы Герды с проникновенным монологом об упущенных возможностях, до каждого из обывателей, проходящих соцопрос, вызывающих то смех, то безграничное сострадание.

Кудряшова не стремится быть вынесенным в заголовок Тарсемом Сингхом (не так буйно, как хотелось бы) или бескомпромиссным Рёфном — скорее выходит на остановке молодых европейских режиссёров/-ок, где поклоняются неразгаданности, дуализму, условной диалектике души, чуждой до этого новоявленному отечественному прому. Здесь не стремятся ничего доказывать, не гонятся за полюбившимся обличением Руси и почти не кричат. Спрашивают по-простому, напрямую: мечтаете ли вырваться? Готовы ли расправить крылья? А улететь? Да, нет, свой вариант.