
Искусственный интеллект и нейросети уже используются в киноиндустрии для анализа сценариев, автоматизации спецэффектов, создания трейлеров и прогнозирования сборов. Технологии применимы для разработки концепт-артов и для воплощения идей современных художников, работающих на стыке медиумов. Тем не менее есть опасения, что в скором времени ИИ сам начнет генерировать сценарии, «эстетики» и фильмы без участия человека. Но смогут ли алгоритмические машины выйти за пределы собственного кода и создать величайшее кино, осознать иррациональность мироздания, передать тонкости отношений персонажей и их эволюции?
В нашей подборке вспоминаем восемь фильмов, доказывающих, что кино может родиться только в хаотичном сознании человека.
Мать-одиночка Котоко (Кокко) души не чает в своем маленьком сыне, но не способна о нем заботиться из-за визуальных галлюцинаций. Мир в ее глазах раздваивается, ускользает и желает навредить. Котоко забывает дни, часы, едва минувшие события, замыкается в маленькой квартире и в порыве экзистенциального ужаса наносит себе увечья. Погрузившись в безумие, она отдает сына на воспитание своей сестре, а сама сближается с писателем Танакой. Мужчина готов отдать свое тело возлюбленной на растерзание, лишь бы она больше никогда не причиняла боль самой себе.
Интимный и удушливый фильм режиссера Синъи Цукамото снят по сценарию японской певицы Кокко, она же исполнила главную роль. За счет голоса рассказчицы, резких смен ракурсов, рваного монтажа и съемки на портативную цифровую камеру «Котоко» затягивает тело зрителя в клаустрофобическую реальность, продиктованную ментальным состоянием героини. Сюжет захлебывается в обилии слез, крови и боли, раскачивается по волнам нежности и жестокости. Свободный от плоти и хаоса души алгоритм не сможет так искренне и точно облечь тоску и депрессию женщины в красноречивые фразы и кровавую поэзию кадров, которые создают Кокко и Цукамото.
Саксофонист Фред (Билл Пуллман) получает послание: «Дик Лоран мертв». О ком речь, Фред не знает, но вскоре он и его девушка Рене (Патриша Аркетт) находят на пороге дома кассету с видеозаписью, сделанной в их спальне то ли злоумышленником, то ли потусторонней силой. Погружаясь в расследование, Фред натыкается на Таинственного человека, будто восставшего из коллективных кошмаров, и находит очередную кассету с видео. На этот раз на экране Фред стоит в крови у трупа Рене. Оказавшись в тюрьме, мужчина превращается в подростка Пита. Начинается новая жизнь, переполненная отголосками прошлой.
«Шоссе в никуда» — один из самых чарующих сюрреалистичных нуаров Дэвида Линча, дурманящий своей странностью, необъяснимостью и сновидческой структурой. Как бы сказал Chat GPT, «кино Линча чувствуешь кожей». Пусть имитировать эстетику режиссера нейросети научились еще на заре своего появления, подражание сценариям — их слабое место. Между тем именно витиеватые сюжеты наделяют последовательность линчевских образов магической аурой. Режиссер ходит по грани реальности и сна, возбуждения и террора, создает собственную пространственно-временную логику, как паутина, опутывающую героев. Повороты «Шоссе в никуда» невозможно предугадать, фильм мчится вопреки установленным правилам движения драматургии, устремляясь вглубь коллективного бессознательного и освобождаясь от оков здравого смысла. Прежде чем копировать линчевский стиль письма, ИИ нужно научиться грезить. Только так он сможет понять, чем пугает Таинственный человек, почему Патрисия Аркетт воплощает сразу двух женщин и чем мотивировано превращение взрослого мужчины в юношу. Впрочем, над этими вопросами бьются поколения зрителей, поэтому Линч и остается неповторимым.
Кибернуарный Лос-Анджелес 1999 года. Социальное неравенство, полицейский беспредел и расизм приводят к уличным беспорядкам и ужесточению системного контроля. По взбудораженным окрестностям города бродит дилер Ленни Неро (Райф Файнс), торгующий записями воспоминаний. Благодаря специальному головному устройству любой желающий может чувственно прожить чужой сексуальный, экстремальный и преступный опыт. Взяв у поставщика новую партию товара, Ленни натыкается на воспоминание насильника, жестоко убившего секс-работницу Айрис (Брижит Бако), подругу главного героя. Жертва была выбрана неслучайно: девушка стала свидетельницей расправы над чернокожим рэпером Джерико (Гленн Пламмер) и перед смертью оставила Ленни диск с памятью о лицах виновников.
Тематическая многослойность «Странных дней» делает фильм материалом для диссертации чуть ли не по всем гуманитарным дисциплинам. Смешав политику и эротику, виртуальное и реальное, Кэтрин Бигелоу создала пророческий научно-фантастический триллер, предсказавший цифровизацию человеческого опыта, консервативный откат и расцвет расистских настроений. Помимо прочего, фильм рефлексирует о фетишистской природе вуайеризма и критикует доминирующую в кино перспективу «мужского взгляда». Обладающему междисциплинарными знаниями ИИ не удастся объединить столько разных концептов и углов обзора в один работающий сценарий. Chat GPT и Midjourney элементарно не хватит эмоциональности, опыта ностальгии и телесного контакта с людьми, чтобы понять нашу привязанность к прошлому и желание пережить чужой опыт в виртуальной или кинематографической реальности. Сгенерированные «Странные дни» походили бы на бездушный симулякр, где заменой политическому высказыванию, технонуарной паранойе и динамичным персонажам стали бы бессвязные и пустые образы.
Перфекциониста Стэнли Кубрика уж точно не превзойдет ни одна нейросеть — у нее банально не хватит терпения и упрямства, чтобы потратить годы на написание сценария. Кубрик — один из немногих авторов, жадных до подлинности, что подтверждает его «Барри Линдон». Историческая драма, снятая по плутовскому роману Уильяма Мейкписа Теккерея, повествует о юноше, чьи непомерные амбиции и иллюзии позволяют ему пройти сквозь пылающий огонь войны и нежные воды любви, забраться на вершину аристократического общества и потерять человечность в его жерновах.
Чтобы передать антураж XVIII века, Кубрик и его оператор Джон Олкотт снимали ряд сцен при свечах на светочувствительные объективы, спроектированные НАСА специально для лунной программы. «Барри Линдон» ценен не только за счет технических ухищрений и дотошной работы с визуалом, но и благодаря кишащему человеческими страстями сценарию, завуалированному юмору и сдержанной драматургии. Какие чувства отразились на лице леди Линдон, едва взглянувшей на Барри? О чем думает герой, в чьих глазах застыла пелена прожитых горьких событий? Сможет ли алгоритм учесть все эти тонкости исполнения, паузы, подавленные слезы и смешки, создающие эмоциональные перепады? Едва ли. Полифоническую экспрессию актеров и глубину Кубрика не изложить в виде промта и не перевести на язык машин.
В основе «Варяга» лежит скандинавская легенда об Амлете, прошедшем несколько реинкарнаций: из наследника престола он переродился в беглеца, в викинга и в раба — всё ради мести за смерть отца. В финале пути, выстланном ведьминскими поцелуями, мрачными пророчествами и вражьей кровью, Амлет открывает страшную истину о своем происхождении.
Роберт Эггерс потратил годы на изучение скандинавского фольклора и истории, чтобы воспроизвести в «Варяге» мифическое мироощущение человека IX века. Его соавтор, поэт Йон Сьон, общался с фольклористами и лингвистами, пытаясь воссоздать старинный британский слог. «Варяг» — плод дотошного исследования, коллективных усилий всей съемочной группы и размашистого полета фантазии автора. Ради эксперимента можно попросить ИИ придумать пьесу про викингов, ядром он сделает тему мести как частый троп скандинавских легенд, по краям добавит леденящих пасторалей и фэнтезийных элементов. В результате получится переработка лежащих на поверхности поисковиков данных, бездушная сага, а не возвышенная фрейдистская трагедия о родовых травмах, любви и круговороте насилия.
«Вавилон» Дэмьена Шазелла — изматывающее пиршество, устроенное в честь Голливуда. Эта история о затухании немого кино перед взрывом звуковой эры проносится в вихре жарких событий, потных тел, экскрементов, головокружительных танцев и сломанных душ, положенных на алтарь искусства. Актриса на пороге славы, продюсер, бегущий за прорывом, и устоявшийся актер, ожидающий конца карьеры, — свидетели событий и путеводные звезды, освещающие изнанку совсем не сказочной фабрики грез.
Шазелл признается кино в любви, вместе с тем обнажает кровожадность индустрии, которая, подобно прожорливому божеству, требует поклонения и жертвоприношений. Ненасытный и оргиастический «Вавилон» разбухает от жизни и юмора. Посредством бешеного темпа и наэлектризованного чувствами действия Шазелл эротизирует отношения киноремесленников и их произведений, пленки и камеры, зрителей и экрана. «Вавилон» — не диалоговое, а жестовое кино, чей сюжет движется сквозь взрывоопасные столкновения героев друг с другом, с судьбой и своими амбициями. Нейросети не добиться подобной энергии — ей не понять мучительную прелесть творчества и человеческую одержимость искусством.
Жители замбийской деревни обвиняют девятилетнюю Шулу (которую играет замбийская девочка Мэгги Мулубва) в колдовстве и отправляют в трудовой лагерь ведьм, служащий туристической достопримечательностью. «Я не ведьма» — печальная полудокументальная драма Рунгано Нионе, получившая премию BAFTA в номинации «лучший британский дебют». Рунгано Нионе родилась в Замбии, а в девять лет вместе с родителями эмигрировала в Уэлш. Будучи студенткой Лондонского университета искусств, она отправилась на родину в поисках идеи для фильма и узнала о существовании ведьминских лагерей, эксплуатирующих труд пожилых женщин.
Нионе движет стремление соприкоснуться с корнями и поделиться поколенческой болью замбийских женщин, подчиненных мизогинной системе. Тем не менее главным оружием морально тяжелого сценария Нионе оказывается юмор, подсвечивающий уродливость мира и поначалу помогающий дистанцироваться от слез испуганной героини. Алгоритмические машины не знают, когда шутить, когда плакать, и плохо отличают фикшн от правды. А главное — нейросети лишены чувства принадлежности к роду, сообществу и культуре, им не понять авторскую интенцию Нионе. Chat GPT скорее напишет просторечное и морализаторское эссе по смежной теме, например, для научпоп-телефильма, а не сценарий, достойный BAFTA.
Нейросети не обладают индивидуальностью, личным мнением или критическим мышлением. Они подстраиваются под манеру письма, отзеркаливая наши эмоции и потакая нашим потребностям. Chat GPT и его конкуренты никогда тебе не нахамят, не вступят в конфронтацию и не подсветят твои изъяны в бурном диалоге. Именно поэтому ни одному ИИ не по силам придумать разговорную комедию с конфликтными персонажами и превзойти, скажем, «Большого Лебовски».
Братья Коэн абсурдистски перерабатывают нуарную традицию, втягивая чиллового мужчину в криминальные разборки. Заодно насыщают повествование анахронизмами (вроде боулинга, популярного в 1960-х, и отголосков Вьетнамской войны), пытаясь уловить неприкаянный дух потерянного поколения. Вечно расслабленному Лебовски (Джефф Бриджес) противопоставляются его товарищи по игре в кегли — вспыльчивый ветеран войны Уолтер Собчак (Джон Гудмен) и мягкотелый молчун Донни (Стив Бушеми). Непохожие по темпераментам и мировоззрению герои ссорятся на пустом месте, язвительно подкалывают друг друга и пропускают слова собеседников мимо ушей. В отсутствие комедийного вкуса Chat GPT не придумает, как слепить остроумный сценарий из одних перепалок и матерных слов, — ведь у него есть куча приятелей по переписке, а у Лебовски есть только пара пусть никудышных, но старых офлайн-друзей.