Интервью с Джоном Ву

– Начать хотелось бы с несколько необычной стороны. Недавно министерствами культуры России и Китая было объявлено о заключении долгосрочного партнерства наших стран в области кинопроизводства и кинопроката. Что вы думаете об этом? Что Китай может предложить России и чего ждет, в свою очередь, в ответ?

– Безусловно, сотрудничество России и Китая открывает самые широкие перспективы. У наших стран, наших народов очень много точек соприкосновения, что делает нас понятными друг другу. В то же время отличий между нами не меньше, а это всегда оставляет определенную загадку, простор для дальнейшего изучения друг друга. Что касается кино, то, конечно, я об этом слышал, но считаю, что общими словами здесь ограничиваться не нужно, давайте поговорим об этом тогда, когда на экраны выйдут первые совместные проекты двух наших стран. При этом не стоит забывать, что бурно развивающийся кинематограф Китая сейчас активно сотрудничает и с Индией, и с США, и с другими государствами. Мы открыты для партнерства и с радостью примем интересные предложения со всего мира. И если партнерские отношения с Россией приведут к серьезным, глубоким проектам, я с удовольствием в этом поучаствую.

– Российские зрители не слишком хорошо знают внутреннюю историю Китая. Расскажите, насколько важны события, показанные в вашей «Переправе», для Китая в целом и для вас лично.

– Со стороны может показаться, что китайская идеология не приемлет различных трактовок событий второй половины 40-х годов прошлого века в нашей стране. Но на самом деле сейчас это совсем не так – появляются новые исследования, открываются архивы, появились оригинальные мнения о природе происходивших тогда трагических событий. Безусловно, гражданская война в Китае – крайне важная страница нашей истории, и я давно хотел обратиться к этому пласту, но эта значимость не должна давить. Фильм должен быть живым, а не гранитным памятником. Именно поэтому в «Переправе» сочетается романтика и батальные сцены, фантазии героев и суровая реальность тяжелого быта. История становления Нового Китая полна захватывающих сюжетов, ярких характеров, запоминающихся героев, и я лишь приоткрыл завесу, скрывающую их.

– В российском кино большой упор делается на исторический реализм, существуют целые общества, которые проверяют сценарии на соответствие фактам. Существует ли подобный контроль в Китае и не станет ли подобное давление причиной скованности режиссеров?

– Конечно, я не приемлю никакого давления на мое творчество. Никакие силы не могут и не должны влиять на художника в передаче его мыслей. Другое дело, что и сам я не люблю отходить от фактов, исторический пласт, затронутый мной в «Переправе», настолько интересен, что придумывать что-то, допускать какие-то серьезные правки событий мне не пришлось. Баланс, безусловно, должен быть соблюден, зритель очень ценит правду и всегда чувствует, когда его пытаются обмануть, поэтому я всецело за исторический реализм, но исходить он должен от автора, а не извне, от каких-то контролирующих органов. Установка сверху скорее навредит фильму, чем улучшит его. Я предпочитаю соблюдать равновесие, не обелять никого, не очернять, моя задача – показать чувства и эмоции людей, а все выводы сделает зритель. Партия Гоминьдан, консервативная партия Китая, в моем фильме показана гораздо более подробно, чем коммунистическая, но ничего, кроме реальных исторических событий, я в фильме не демонстрирую. Мне не важно, про древние времена я снимаю, про прошлый век или сегодняшний день, главное – передать дух истории и не пытаться лгать.

– Ваш фильм получился невероятно романтичным. Насколько трудно вам было совместить красоту героев и послевоенную разруху, не располагающую к любви?

– Своим фильмом я связал воедино судьбы людей и исторические факты, поэтому место нашлось всему – политике, романтике, любви, обману, жестокости, смерти, войне. Мне хотелось показать в своей картине, почему в период конца 40-х годов часть китайцев решили покинуть свою родину, почему они выбрали изгнание, что двигало ими, что им пришлось оставить, какие надежды их питали. В то же время те, кто остались, не менее интересны. Это было страшное, тяжелое, голодное время, но даже в эти мрачные дни кто-то думал о любви. Почему дороги героев расходились, почему, невзирая на деньги и бюрократические сложности, люди все-таки выбирали эмиграцию – вот что интересовало меня. И это невероятно романтично. Романтические чувства в эти дни не только не умерли, они пылали еще ярче, проникали еще глубже, люди проносили свою любовь через болезни, расставания, смерти. Это показалось мне очень красивым, и об этом я снял свой фильм.

– Не можем не спросить в заключение о вашем голливудском опыте. Стоит ли считать этот этап перевернутой страницей?

– Я не привык быть категоричным в каких-то своих обещаниях или планах. Работа в Голливуде стала колоссальным опытом для меня, я смог реализовать много таких своих идей, какие вряд ли мне удалось бы воплотить в Китае. Но со временем я понял, что американское кино для меня слишком простое, мне стали предлагать снимать фильмы, в которых я не видел глубины, в которых не было настоящей искры. Вернувшись в Китай, я смог найти темы, которые мне интересны. В своем теперешнем творчестве я опираюсь на исторически сложные моменты, которые могу пронести через себя, осмыслить и интерпретировать так, чтобы это было интересно зрителям. В Голливуде это чувство сложности, многогранности я почти утратил. Если оно вернется, то я с удовольствием опять стану там работать, но сейчас Китай дает мне все для того, чтобы я мог реализовать свои самые грандиозные планы.