
Среди многочисленных экранизаций «Гордости и предубеждения» выделяются, пожалуй, две: мини-сериал с Дженнифер Эль и Колином Фертом и полнометражная лента с Кирой Найтли и Мэттью МакФэдиеном. Ровно 20 лет назад фильм Джо Райта был показан на фестивале в Торонто: годы идут, а число поклонников дивной адаптации все еще пополняется. Вспоминаем роман Джейн Остин, любуемся английской пасторалью и объясняем, в чем успех «Гордости и предубеждения» 2005 года.
Наши тела мудрее разума: внимание к деталям и торжество тактильности
Взгляды, руки, струящиеся ткани платьев — Джо Райт соткал сюжет из крошечных деталей, чтобы создать на экране мир полунамеков, символов и знаков. Роман Джейн Остин — осязаемая проза, в которой хоть и есть место громким признаниям, чувства раскрываются прежде всего через жесты и недосказанности.
Среди множества нюансов особенно выделяется момент отъезда сестер Беннет из Незерфилда, породивший в Интернете выражение hand flex (сгибание рук): вспомните, как мистер Дарси помогает Лиззи сесть в карету — осторожно берет ее руку, а после сгибает ладонь, словно не может выдержать повисшее в воздухе напряжение. Фрагмент, разлетевшийся по Сети, — импровизация Мэттью МакФэдиена, которого после репетиции попросили повторить движение уже перед камерой. Джо Райт показывает руки героев крупным планом, без слов фиксируя зарождение чувства в кадре. По словам режиссера, сцена демонстрирует, что наши тела мудрее разума: вероятно, Дарси еще не осознал, что полюбил Элизабет, но на физическом уровне ему уже тяжело противостоять влечению.
«Мои родители были ремесленниками и работали руками, — признается Джо Райт. — Меня всегда интересовало, что руки могут рассказать о людях, как они способны нас выдать».
Hand flex — не единственная деталь, заслуживающая анализа. Можно заметить уйму брошенных через бальные залы взглядов или, например, обратить внимание, с какой нежностью мистер Бингли поглаживает ленточку на платье Джейн. Руки, к слову, до самого финала продолжают играть огромную роль: после второго предложения ранним утром Элизабет целует тыльную сторону ладони жениха, словно зарифмовывая невольный жест Дарси в начале фильма. Тактильный подход к рассказыванию истории позволяет Райту одновременно повышать уровень лиричности и изящно раскрывать психологию отношений.
Следовать духу, а не букве первоисточника. И при чем тут Французская революция?
Самой точной экранизацией романа Джейн Остин по праву считается сериал 1995 года. Оно и неудивительно: у авторов была возможность растянуть повествование на шесть серий, не упустив важные элементы из книги. «Гордость и предубеждение» 2005 года сложно назвать дословной адаптацией. Прежде всего, Джо Райт переносит время действия — с начала XIX века (год публикации книги — 1813-й) в конец XVIII. События фильма происходят в 1797-м — именно в этот год юная Джейн Остин закончила работу над первым черновиком будущего романа. К слову, есть теория, что героиня Киры Найтли держит книгу «Первые впечатления» — это черновое название «Гордости и предубеждения». Получается, в первой сцене фильма Элизабет читает финал своей собственной истории.
Так почему же Джо Райт изменил временной отрезок? Подобный сдвиг позволил использовать меньше корсетов (изумительные костюмы экранизации заслуживают отдельного разговора!), а также лучше отобразить турбулентный период в Европе. Райт хотел подчеркнуть перемены в английском обществе, возникшие в результате Французской революции, и исследовать, как мятеж в соседнем государстве породил страх в рядах местной аристократии. Исторические события не проговариваются вслух, но ощущаются в кадре: высшее сословие не хотело повторить судьбу французов и постепенно ассимилировалось с более низким классом. Об этом свидетельствует начальная сцена танцев. В версии Райта бал лишен изыска: разные слои общества толпятся в тесном пространстве — пока сельчане заливаются смехом, приезжие богачи держатся сдержанно и весьма прохладно.
Несмотря на все возможные трансформации и отход от первоисточника, Джо Райту удалось главное — сохранить настроение романа и в очередной раз влюбить зрителей в мистера Дарси. Едва ли стоит доказывать, что лента 2005 года породила новую волну интереса к творчеству Джейн Остин. Для британца «Гордость и предубеждение» стал дебютным фильмом в карьере, оттого удивительно, как в условиях ограниченного времени автор рассказал всем известную историю столь лаконично и чувственно. Даже у поклонников, которые знают сюжет наизусть, сердца по-прежнему замирают, а дыхание все так же перехватывает. Разумеется, благодарить за драматургическое мастерство стоит не только Райта, но и талантливых сценаристок — Дебору Моггак и Эмму Томпсон.
Шляпки, книги и девичьи секреты в доме Беннетов: красота и жизнь в каждом кадре
Если необходимо описать «Гордость и предубеждение» Джо Райта в двух словах, хочется сказать, что это прежде всего очень-очень красивая экранизация. Лучи солнца пробиваются через оконное стекло, Элизабет блуждает по зеленым просторам с книгой в руках, Дарси уверенно шагает сквозь пелену тумана на рассвете. Оператор Роман Осин упивается английскими пейзажами и без стеснения любуется фактурными героями.
Но не столько эстетические кадры, сколько бурлящая жизнь бросается в глаза. Джо Райт вспоминает, что во время подготовки к фильму его заворожила реальность XVIII столетия: режиссер стремился запечатлеть хаос в доме, где обитают пять девушек: «…платья стирали нечасто, поэтому на подоле оставалась грязь», — подмечает Райт. В фильме безупречность показана через убранство высшего сословия, но в комнатах Беннетов царят небрежность и хаос.
Постановщик с первых минут погружает зрителей в кипящий котел огромного семейства: мы вместе с Элизабет проходим через двор, полный живности, пробираемся сквозь развешанное постельное белье, переступаем порог поместья. Дом героев полон признаков того, что под одной крышей взрослеют пять сестер: ни о каком порядке и речи быть не может, на столе и стульях вразнобой лежат шляпки, ленточки, платья. У Беннетов не бывает тихо: Райт подчеркивает, как много звуков в пространстве — шум гусей за окном, звонкий хохот Лидии и Китти, игра на фортепиано Мэри, перепалки отца и матери, шепот Лиззи и Джейн по ночам под покрывалом. Стоит заглянуть в гнездышко Беннетов, и сразу становится очевидно: здесь живет много разных людей, а каждый уголок таит секретики девичьего отрочества.
Спустя 20 лет акцент на повседневности все еще поражает и очаровывает. Жанр исторической драмы регулярно пополняется, но среди новинок не наблюдается изобилия выразительных картин. Скорее мы видим картонные ретро-фильмы, в которых довольно много нарядных декораций, но катастрофически мало обыденности и совершенно не ощущается плотность жизни. Может, по этой причине «Гордость и предубеждение» 2005 года и остается любимым публикой? Благодаря витальности в кадре, великолепным панорамам, бережному отношению к мелочам и, конечно же, объемным героям — как главным, так и второстепенным.
Английская сказка, у которой нет срока годности
Романы Джейн Остин продолжают получать новые прочтения в кино, в особенности «Эмма» и «Гордость и предубеждение». Мы видели героев прошлых столетий в декорациях американской школы 1990-х («Бестолковые») и даже в сеттинге зомби-апокалипсиса («Гордость и предубеждение и зомби»). Прямо сейчас идут съемки еще одной адаптации «Гордости и предубеждения» — Netflix готовит мини-сериал с Эммой Корин в главной роли.
Несложно догадаться, что один из секретов успеха фильма Джо Райта кроется в безумной популярности «Гордости и предубеждения». Проза Джейн Остин — одновременно и артефакт эпохи, и вневременной текст. В одном из недавних интервью у Джо Райта спросили, есть ли у него какие-либо мысли или советы касательно новой экранизации от Netflix. Режиссер верно подметил, что существуют определенные истории, почти как древние мифы, которые откликаются на каком-то внутреннем уровне. «Гордости и предубеждению» суждено быть переосмысленным из года в год и пересказанным одним поколением другому. И пусть Райт не спешит давать конкретные советы кинематографистам, хочется верить, что грядущий сериал хоть на йоту будет таким же, как версия 2005 года, — вдумчивым высказыванием о человеческой натуре и живописным полотном, каждый штрих которого хочется внимательно рассматривать.