Рецензия на фильм «Адаптация»

Совершенно реальный Кауфман придумал одну лишь хорошую вещь – "Быть Джоном Малковичем" – чтобы тут же устать от жизни. Когда ему заказали следующую вещь по модной книге об орхидеях совершенно реальной публицистки Сьюзан Орлин, он не стал ничего придумывать. Зачем что-то делать, если можно этого не делать? И вот мы имеем в кадре на протяжении двух часов сплошные муки творчества без результата и без учета, что у каждого свое творчество, а не умеешь – не берись.

Состоят муки из цветовода с трудной судьбой (Крис Купер), много лет назад на почве семейной драмы ставшего одиноким ловцом орхидей. Это значит – показана его жизнь плюс окружение (в основном иронически-экзотические индейцы). Кроме того, в составе мук благополучная публицистка Сьюзан Орлин (Мерил Стрип), чуть позже на почве своих цветоводческих очерков знакомящаяся с ловцом. Это значит – в кадре ее семейная жизнь плюс комментарии к своей работе. Наконец, перед нами сценарист Чарли Кауфман собственной персоной (Николас Кейдж), много лет спустя адаптирующий для кино книгу публицистки. Это значит – экранизированы его страхи и комплексы, вылившиеся в образ циничного и прагматичного брата-близнеца Дэвида (Николас Кейдж). По ходу кино все, конечно, намешано-перемешано, но разобраться, как видите, несложно.

Потому что уже семьдесят пять лет назад снят "Андалузский пес", мучившийся навязчивыми идеями. Они тоже были несвязны, но облик идей был яркий. Сорок с лишним лет назад снято "Восемь с половиной", опять же мучившееся-перемучившееся. Но у Феллини все связано личностью вполне придуманного героя, режиссера Гвидо Ансельми, который к тому же все же закончил свое кино. Наконец, тридцать лет назад была скромная, но крепко сбитая кинокомедия с Бельмондо под названием "Великолепный", где те же муки стали уже предметом изящной пародии. Если писателю там хотелось убить своего героя, он убивал его в воображении и ничего не путал. Вообще можно много чего припомнить – особенно из курсовых работ первокурсников всех киношкол планеты – о том, как они что-нибудь гениально рожают, а оно не рожается и не рожается. Что с учетом такого богатого прошлого предложила нам "Адаптация"?

Самый слабый ход из всех возможных для любого, кто хоть раз в жизни публиковал статью, пьесу, рецензию, повесть, не говоря уже о романах. Это когда придумать себя-героя и хочется, и колется, потому что страшно разоблачаться, а придумывать про кого-то – цветы, цветоводов, публицистов и публицисток – не хочется напрягаться. Тогда и ваяют ни рыбу ни мясо, то есть как бы про цветы, но о себе-любимом. "Когда я сажусь работать, мне сразу хочется есть", "Когда я ходил на выставку орхидей, мне девушка отказала", "Какую бы публицистку я себе ни представил, мне хочется ее трахнуть". Ответ на такое всегда однозначен: если ты еще жив и конца тебе нет, на кой черт нам твои бесконечные комплексы? Нам вполне хватает своих.

Второй по слабости ход тоже присутствует в "Адаптации". Это когда мешают как бы придуманное с как бы непридуманным, только потому что самим ни черта не понятно. Явно вымышленный брат-близнец сценариста оказался все же реальным. Хуже того – придумав тайную страсть между публицисткой и одиноким ловцом, сценарист, сам в страстях несведущий, взял и в реальности отдал их на съедение крокодилам. Ответ на такое тоже всегда однозначен: если ты завираешься, если фонтану предела нет, не пора ли его заткнуть? Еще один бьющий себя в грудь дурак набитый все равно не поможет нам разобраться с собственной дуростью.

Третья слабость – реальное отсутствие финала, о чем в "Адаптации" говорится, но как бы выговаривается оправдание. Однако какие могут быть оправдания импотенции, если общеизвестно, что было бы желание, а для всего остального изобрели виагру? Тем более что эффект чего-то наподобие виагры в фильме присутствует, там есть реально удачные эпизоды. Начальная примочка с компьютерной графикой, как на Земле зарождалась жизнь и из булькающей протоплазмы возникали орхидеи – это красиво и логично, если бы имело продолжение. Вполне можно свести все на свете к цветочкам, было бы даже хиппово.

Как снята автокатастрофа в жизни ловца орхидей много лет назад – тоже логично само по себе, поскольку так быстро и неожиданно все на свете обычно и помнится. Как публицистка впервые попробовала зеленого порошка, из орхидей добытого, и что она потом делала – просто здорово, Мерил Стрип проходит на ура. Да и в целом страсть ловца и публицистки могла бы вполне обойтись без присутствия героя-сценариста и его комплексов, могла бы стать нормальной неглупой историей. Если б он только догадался, как все же свести мелодраму к цветам. А ведь из вышесказанного уже видно, "как", и тоже вполне однозначно.

"Адаптация", начатая с фантастического зарождения жизни на Земле и после упоминающая, что каждая орхидея на кого-нибудь да похожа – на пчелку, на мышку, на человечка - должна естественным образом кончаться тем, что Мерил Стрип и Крис Купер превращаются в орхидеи. Может быть, на той самой выставке, которую посещал Кейдж. А если уж сценаристу так не терпелось выпендриться, он и себя, Кейджа, вместе с братом-близнецом мог превратить в дублированный цветок. Пусть бы два лепестка сидели на одном стебле и пытались друг друга съесть.

Было бы смешное кино вместо очень неровного и неумного, претенциозного хныканья.

Текст: Екатерина Тарханова