И ненакрашенные страшные

Награжденная в Венеции «Баллада…» рассказывает об Испании времен Франко в декорациях цирка и категориях трэш-клоунады. Утюги с мачете также идут в дело.

Хавьер, мальчик из династии рыжих клоунов, становится свидетелем смерти отца от руки представителя франкисткой диктатуры и превращается в клоуна белого – с вечной нарисованной слезой и опущенными уголками губ. Поступив на работу в цирк, он влюбляется в гимнастку, не осознавая, какого опасного врага приобретает: девушка душой и телом принадлежит брутальному рыжему клоуну Сергио – мегаломану, садисту и любимцу маленьких детей.

Испанский режиссер Алекс Де Ла Иглесиа со своими кровавыми комедиям про старых каскадеров («800 пуль»), параноидальных родителей («Детская комната») и роковых красоток («Пердита Дуранго» /Perdita Durango/ (1997)) еще в 90-е был записан в последователи Тарантино. Между тем, именно «Печальная баллада для трубы» обнаруживает совсем иную природу и иные намерения в его творчестве.

«Балладу…» можно смотреть как изобретательный триллер, высокобюджетное (по европейским меркам) переосмысление эстетики трэш-кинематографа, в котором два влюбленных клоуна в нелепых костюмах превращают цирковые декорации в щепки, а окружающих – в фарш. Их глу¬хое противостояние превращается в войну, когда маска каждого становится его лицом: рыжий, изуродованный серпом, никогда уже не перестанет улыбаться; белый, с красными ожогами от утюга на пухлых щеках, навсегда побелел от разъевшей его кожу щелочи. В этом смысле «Балладу…» можно смело ставить в ряд вместе с такими фильмами, как «Оно» /It/ (1990) по Стивену Кингу или «Дом тысячи трупов» Роба Зомби, вскрывающих детские страхи перед наряженным в диковатый костюм, ботинки и парик, раскрашенным взрослым, который вроде бы должен смешить, но вместо этого почему-то пугает.

Однако безумные клоуны Иглесиа существуют в очень ярко артикулированном политическом и историческом контексте: Испания Франко, многолетняя диктатура, в которой под внешне благополучной буржуазной оболочкой копошатся страхи и вызревают разнообразные формы насилия. Отправной точкой для Иглесиа становятся не чужие фильмы (как для Тарантино), а воспоминания детства и драматическая история собственной страны. Насилие здесь не завораживает своей красотой – оно завораживает своим уродством. Вымышленное, абсурдное, утрированное насилие порождено насилием реальным, и в этом смысле «Баллада…» – ностальгическое кино без ностальгии и нравоучительная притча без нравоучения.