Интервью с Дэвидом Робертом Митчеллом

У вашего фильма весьма необычный сюжет. Как вы его придумали?

Все началось с моего детского кошмара. Когда мне было лет десять, мне (как, наверно, и многим людям) часто снилось, что меня кто-то преследует. В моем кошмаре этот кто-то всегда двигался медленно, но ни на секунду не останавливался. Помню, однажды мне приснилось, что я стою на нашей школьной игровой площадке и кто мне идет какой-то мальчик. И я вдруг понимаю, что это монстр. Я убегаю от него, пробегаю целый квартал, оглядываюсь и вижу, что он заворачивает за угол и приближается ко мне. Он все еще преследует меня! Каждый раз, когда мне это снилось, монстр принимал разные обличия. Он мог выглядеть как угодно. Много лет спустя, когда эти кошмары прекратились, я решил, что их было бы интересно превратить в фильм.

И что было дальше?

Я быстро написал сценарий, и фильм удивительно быстро сложился. Мой друг познакомил меня с будущими продюсерами картины, и мы сняли наш фильм всего за год. В начале работы для меня главным было создание визуального стиля ленты. Мы с оператором-постановщиком еще до начала съемок постарались найти художественный «голос» фильма.

Действительно, «картинка» вашего фильма – одна из его лучших составляющих. Какими картинами вы вдохновлялись, когда ее создавали?

О, их было слишком много, чтобы сейчас их все перечислить. Фильмы Джона Карпентера, классические хорроры и многие, многие другие ленты. Я много раз пересматривал «Париж, Техас» Вима Вендерса, «Печать зла» Орсона Уэллса, «Ребенка Розмари» Романа Полански, «Сияние» Стенли Кубрика, «Вторжение похитителей тел» – и классический фильм 1950-х, и ремейк 1970-х… А еще фильмы Дэвида Кроненберга, «Голубой бархат» Дэвида Линча, «Тварь из Черной лагуны»… Также я изучал работы фотографов Тодда Хидо и Грегори Крюдсона. В них тоже можно было многое почерпнуть. Как видите, источников вдохновения у меня было хоть отбавляй!

Чего вы старались добиться, когда придумывали операторское решение фильма?

Для нас было важно ни в коем случае не подчеркивать все важное, что происходит в кадре. В моем первом фильме «Миф об американской вечеринке» операторская работа была куда более субъективной. Мы хотели, чтобы в этой картине изображение было объективным – чтобы камера не указывала зрителям, куда им смотреть. Мы слегка отдалили камеру от главных героев и позволили зрителям самим выискивать в кадре угрозу для персонажей. Мы решили, что это сделает фильм более напряженным и параноидальным, потому что при таком подходе зрители внимательно вглядываются в каждый кадр и подозревают каждого прохожего в том, что он – монстр. Также я хотел создать картинку на грани сна и реальности. У нас на экране вроде бы реальный мир, но кажется, будто он в любой момент может обернуться ночным кошмаром. И еще для меня было важно, чтобы фильм был хотя бы отчасти «вневременным», без четкой привязки к определенной эпохе. Поэтому в кадре знакомая, современная жизнь, но это не идеально точный портрет нашего времени, и действие фильма вполне можно отнести к прошлому или к будущему.

Ваша предыдущая картина, «Миф об американской вечеринке», была обаятельной, душевной драмой о взрослении подростков. Как вы перешли от такого кино к съемкам хоррора?

Для меня это не был какой-то радикальный скачок. Я люблю хорроры. Особенно классические хорроры. И я хочу снимать самое разное кино. Кроме того, персонажи моей второй картины могли бы быть героями «Мифа», если бы были чуть помоложе. Потому что я именно так их создавал. Я представил себе обычных американских ребят, поставил их в жуткую ситуацию и попытался понять, как они на нее отреагируют. Я хотел, чтобы мои герои были как можно более правдоподобными и чтобы за них хотелось переживать.

Опасность, которая угрожает героям вашего фильма, может быть интерпретирована по-разному, и ее часто понимают как аллегорию страха, связанного с сексом. Что вы можете об этом сказать?

Я не буду подробно об этом распространяться, чтобы не раскрывать слишком много тайн картины. Скажу лишь, что тот момент, когда люди открывают и осваивают свою сексуальность, может быть не только восхитительным, но и страшным. Секс бывает связан со многими страхами, оправданными и не очень. И мне было интересно исследовать эти страхи в драматичном мире молодежного хоррора.

Как вы нашли ведущую актрису, Майку Монро?

Очень просто. Она пришла на прослушивание, и ее проба получилась великолепной. Ее героиня оказалась куда более человечной и уязвимой, чем я планировал, когда писал сценарий. Было очевидно, что мы должны ее нанять. Вообще, было очень важно найти актеров, которые бы идеально вписались в придуманные мной роли, и я очень доволен ребятами, которые у нас снялись. Они все сыграли просто потрясающе.

Когда режиссеры пытаются создать высокоэмоциональное, напряженное кино, они порой сваливаются в фарс – если зрители не могут проникнуться переживаниями персонажей. Как вам удалось этого избежать?

Очень хороший вопрос. Хмм… Когда я планировал картину, я знал, что она не будет совершенно правдоподобной и что переживания персонажей будут не такими реалистичными, как в «Мифе». Поэтому в ходе работы с актерами я настаивал на том, чтобы они оставались в художественном пространстве… Которое я, честно говоря, толком не знаю, как описать. Это натуралистичная, но и не натуралистичная игра – пожалуй, даже более приглушенная, чем поведение людей в реальной жизни… Нет, слово «натурализм» тут не подходит. Скорее герои должны были вести себя как во сне. Когда люди естественно реагируют на неестественные кошмары и даже не задумываются о том, существуют ли монстры, которые им грезятся. Они просто принимают их как должное. Да, наверно, в этом ключ к моему решению. Мой фильм реалистичен настолько, насколько реалистичны сны. И, судя по зрительской реакции, эта связь помогает публике проникнуться страстями героев.